Страница 11 из 46
Осмотревшись, Генри одобрительно причмокнул. Турки, конечно, варвары, но идея отселять женщин и детей в отдельную часть дома — отличная. Капризы, слезы, котята, детишки и кружева не должны мешать покеру, сигарам и солидным беседам. Великолепнейшая идея — турецкий сераль!
К тому же, где еще, как не в серале, устраивать тайник!
С местными домами Красавчику пришлось, хоть недолго, но все же разбираться, зато про устройство тайников он и так знал почти все. Знал он, что одни прячут свои секреты и ценности там, куда лезь человеку случайному неприлично, стыдно... например, в туалетных комнатах, в кладовках и душевых. Другие, наоборот, делают тайник на виду, наивно полагая, что таким образом перехитрят грабителя. А вот библиотеки и кабинеты, благодаря криминальному чтиву, вышли из моды. Все теперь начитанные и знают, что вор в первую очередь полезет именно туда. Так что от библии в качестве тайничка многие отказались, а зря. Не всякий вор займется перетряхиванием кипы томов, чтобы отыскать запрятанный где-то между св. Матфеем и св. Марком миллионный чек на предъявителя.
Если бы кто-нибудь попросил у Красавчика Баркера рекомендацию по устройству домашнего тайника, он бы получил однозначный ответ — к черту!!! К черту подвальчики, фальшивые стены и пустотелые колонны! Если вас вздумают обворовать — обворуют! К черту! Носите ваши бриллианты напоказ, швыряйте их на подоконники и столы, держите ваши соболя в прихожей, а пачки банкнот пусть валяются там, куда вы их бросили, вернувшись с ночного кутежа. Будьте беспечны и щедры. По крайней мере, когда вас обчистят, у вас не появится гадкого чувства, что вас не просто ограбили, но еще и просчитали на раз-два-три, как болвана. Опять же, в беспечности есть шик!
Однако вряд ли бы такой важный человек, как Тевфик-паша, заинтересовался мнением Генри Джи Баркера из Чикаго, даже если бы они были знакомы. Вряд ли... Потому что был Тевфик-паша, во-первых, турком, а значит, полагал себя хитрым и проницательным; во-вторых, военным в высоких чинах — отчего был уверен в своей непревзойденности по части стратегии, тактики и тому подобного; а в-третьих, мужчиной — и, значит, советов от другого мужчины не принял бы ни за что.
Мужчина, военный, турок... Лишь расписание пароходов на Галатской пристани может быть более предсказуемым.
Красавчик шел наверняка. Шел прямиком в будуар мадам генеральши. Он был абсолютно уверен, что Морж — там, где-нибудь в тайном ящичке туалетного стола или в спрятанном за часами с кукушкой сейфе, и что можно обстряпать дельце минуты за две. Красавчик предпочел бы обойтись без маскарада, обчистить генеральшу по-простому без выдумок, но хромота и неуклюжесть не оставляли ему выбора. Впрочем, как выяснилось недавно, не только Красавчика посетила эта комедийная мыслишка. Кстати, именно потому, что идея со всех сторон выглядела идиотской, Генри ее не отмел. Ну, кто? Скажите, кто всерьез станет рядиться в бабу, копируя синематографические «подвиги» Чарли Чаплина или Герри Лангдона? Кому приспичит искать среди замотанных в тряпье старух чикагского гангстера? И, в конце концов, даже если его обнаружат, никто не заподозрит, что состав преступления — грабеж, а не обыкновенное сластолюбие. Стараясь вслух не смеяться и не шуршать фольгой, Красавчик распаковал «подарок» и вытряхнул оттуда дешевый чаршаф, приобретенный вчера у пансионной кухарки. Правда, за инструкции по надеванию чаршафа пришлось заплатить ушлой старухе доллар, но дело того стоило. Толстая шерстяная накидка оказалась Красавчику почти впору, за исключением длины — из-под подола виднелись края брюк, а также дорогой кожи ботинки. Однако если чуть присесть и сгорбиться, то недостаток этот можно было устранить, что Баркер немедленно и исполнил. Вот так, скукожившись, морщась от ноющей боли в бедре, но внутри потешаясь над происходящим, Генри Джи Баркер совершил то, о чем многие европейские мужчины лишь мечтают — прокрался в настоящий турецкий гарем. Проверив для начала «тихие» комнаты, обстукав стены и проверив все шкафы, Баркер все также вприсядку направился к приоткрытой двустворчатой двери, из-за которой доносились музыка, детские крики и смех.
Верно говорят — ожидание праздника лучше, чем сам праздник. Неизвестно, что Баркер планировал обнаружить в серале — может, полуобнаженных одалисок, возлежащих на парчовых подушках, или чернооких фурий, набрасывающихся на всякого путника с кинжалами и поцелуями. А может, он фантазировал о каких-то еще более утонченных вещах... Но все оказалось проще. В тускло освещенной комнате на обыкновенных стульях вокруг покрытого гобеленовой скатертью овального стола теснились женщины, одетые вовсе не в гипюр и павлиньи перья, но в обыкновенные платья. Никто не танцевал танец живота, нигде не дымились наргиле с гашишем, зато пыхтел огромный русский самовар. Женщины прихлебывали чай из маленьких стеклянных стаканчиков, задирали друг дружку, ругались, мирились и то и дело разражались смехом, больше похожим на птичий гам. Здесь же безобразничали дети всех возрастов, и было ужасно шумно и бестолково, будто кто-то заселил огромную клетку канарейками и их голосистыми птенцами. За такой суматохой на пробравшуюся внутрь старуху никто и внимания не обратил. Рябая девочка лет десяти ткнула в Красавчика подносом с курабье и тут же вернулась к столу. Красавчик огляделся — у печи на корточках, не шевелясь, сидел «подружка» невесты и делал вид, что греется. Красавчик оценил сообразительность «подружки», и про себя такой ход одобрил — действительно, к продрогшей гостье вряд ли кто привяжется с предложением немедля снять накидку. Он бы и сам поступил так же, но вакансия возле печи была уже занята, поэтому Красавчик проковылял поближе к высокой китайской ширме и там затих. Баркер чуял — Морж где-то здесь. Чертов кухаркин балахон зверски ему мешал — чтобы осмотреться, Красавчику приходилось по-индюшачьи вертеть головой. К тому же, сетка на лице не давала разобрать подробности. «Как в тюряге, ей-ей... тьфу-тьфу-тьфу!» — Красавчик машинально сплюнул трижды.
«Ана, ты б лицо открыла. Тут мужчин нет. И жарища — только протопили. Снимай чаршаф, ана, не стесняйся! Давай помогу», — все та же рябая девчушка замаячила прямо перед густой «решеткой» чадры и потянулась ручонками к накидке. Чтобы понять намерения доброжелательницы, переводчик не требовался, и Красавчик, резко отдернув голову, отрицательно замычал. Разоблачение (во всех его смыслах) мало способствовало успеху предприятия. Девчонка продолжала настаивать, Красавчик продолжал мычать, одновременно размышляя о последствиях детоубийства, но тут на его удачу объявилась невеста в окружении пестрой благоухающей толпы родственниц и подруг. Настырная девчонка тут же позабыла про «бабушку» и с разбега ввинтилась в кучу-мала, чтобы подобраться поближе к невесте и всласть назавидоваться чужому счастью. «Вах-вах-вах... гюзель-гюзель... вах-вах-вах», — квохтало, щебетало и попискивало вокруг, будто дело происходило в курятнике, где главная несушка только что снесла золотой слиток размером с кулак.
Генри покосился на «подружку» невесты — ну что ты там медлишь? Грустные и романтичные истории (а эта история, очевидно, была и грустной, и романтичной) Красавчику нравились. Брак по сговору, нежеланный супруг, тайный возлюбленный... В Чикаго он пересмотрел с десяток таких картин. Теперь же, не на экране, но на расстоянии вытянутой руки трагедия разворачивалась живьем. Мистер «Подружка» уже не жался на корточках. Он поднялся (правда, не во весь рост — по-видимому, и ему «пальтишко» оказалось коротковато). И встал так, чтобы девушка увидела — он здесь, он пришел, несмотря на ее запрет! И тут же невеста медленно, словно ее кто-то взял за плечи и закрутил в нужную сторону, повернулась. Медленно убрала со лба вуаль и так и застыла с поднятыми к лицу руками, тонкая, большеглазая, бледная, как простыня, и напуганная, но все же (а в физиогномике Красавчик разбирался не хуже, чем в драгоценностях) бесконечно счастливая. Красавчик, не будь он Красавчиком, вполне мог бы сейчас потерять голову. Но он оставался собой, пребывал на территории сераля по причинам далеко не романтического свойства и, к тому же, никак не мог забыть о тициановских кудрях малышки Эйты.