Страница 17 из 149
Евсей. Ну как у тебя тут — все прилично?
Алеша. Устроено подходяще.
Евсей (оглядывая Алешу). Ты что-то похудел.
Алеша. Мысли из туловища выпустил много, и мне скучно в вашем районе… Евсей, когда же настанут будущие люди — мне надоели, кто живет сейчас. Ты ведь тоже стервец, Евсей!
Евсей. Я-то? Я — стервец. Оттого я и цел. Иначе бы давно погиб, может — и не родился бы. А ты что думал?
Алеша. А как же я тогда жив?
Евсей. Стихийно… Да разве ты живешь? Ты движешься, а не существуешь. Ты зачем стал шарманщиком, летун-дьявол?
Алеша. Социализма хочу поскорей добиться. Рвусь куда-то все время вдаль.
Евсей. Социализм наступит для разумных элементов, а ты пропадешь: ты же — ничто, тебя возглавить надо.
Алеша. Пускай. Я себя все равно не считаю. Но отчего ты весь гад, а важней меня?
Евсей. Я-то? Да это меня массы изгадили: руководишь ведь кой-чем.
Алеша (углубленно). Уж скоро коммунизм, тебя на свете не будет.
Евсей. Меня-то? Что ты? Я боюсь, что света без меня не останется — вот чего!
Шум изготовляющейся пищи раздается сильнее. Входит Щоев. Алеша занимается монтажом наличных механизмов.
Щоев. Доложи, Евсей!
Евсей. Все нормально, Игнат Никанорович! Суп из крапивы готов, щи из кустарника с дубовым салом — париться поставил, механические бутерброды лежат на посту, компот из деляческого сока — на крыше холодится, котлеты из чернозема жарятся. Что касается каши из саранчи и муравьиных яичек, то она преет, Игнат Никанорович! Все прочее — также мобилизуется на плите, а сладкое из клея и кваса поспело первым.
Щоев. А соус — под каким соусом вы это подадите?
Евсей. Соус, Игнат Никанорович, вещь ложная. Мы даем жидкое подспорье из березового сока!
Щоев. А это… Для ясности перспективы ничего не будет?
Евсей. Уксус, Игнат Никанорович, — уксус с махорочной крошкой и сиреневым кустом!
Щоев. Прелестно, Евсей. Теперь сообщи — как с инвентарем.
Алеша. А я вам всю посуду из дерева надолбил. У вас ложек и чашек нигде нету — вы же не догадались, что кругом леса, а в лесу колхозы с рабочими руками. Тут можно устроить целый деревянный век!
Щоев. Деревянный век… Что ж, это тоже приличная переходная эпоха была!
Шум людей за дверью.
Евсей. Гостевая масса идет, Игнат Никанорович.
Щоев. Не пускай. Дай нам опомниться.
Евсей запирает дверь на засов.
Во чего… А научного буржуя с дочкой ты чем будешь кормить?
Евсей. Тем же, Игнат Никанорович. Он сам мне сказал, что сочувствует великой еде будущего и готов страдать за новую светлую пищу.
Щоев. А я что буду есть?
Евсей. Ты, Игнат Никанорович, совместно со мной будешь. Мы с тобой попробуем паек заграничного ученого — я у него для опыта всю пищу взял.
Щоев. Ты умен, Евсей!
Евсей. Ну еще бы! Надо ж всесторонне…
Гости бушуют за запертой дверью.
Щоев. Пускай едоков, Евсей. Алексей, заводи аккорды.
Алеша пускает шарманку: переводит рычаг — и приводной ремень, шлепая во все время игры сшивкой по шкиву, начинает вертеть шарманочный валик. Шарманка тихо, мелодично играет вальс «На сопках Маньчжурии».
Евсей открывает дверь. Входят: Стерветсен под руку с дочерью и с ящиком, Клокотов, выдвиженка Евдокия, пять девушек-служащих, Петр Опорных под руку с женой, трое служащих мужчин с женами и представитель кооперированного населения Годовалов. Затем — пожарный в полном боевом обмундировании и в каске, который становится у дверей; наконец — милиционер.
Шарманка перестает играть. Стерветсен передает Евсею ящик с продуктами.
Евсей. Слушайте меня, товарищи гости! Разрешите мне вас за что-то поприветствовать! Давайте все обрадуемся сегодня…
Щоев. Останови, Евсей, свое слово! Я еще не высказывался…
Евсей. Да я, Игнат Никанорович, как говорится…
Щоев. Ты всегда поступай не как говорится, а как подразумевается… Слушайте меня, товарищи гости…
Гости сели было, потом все встают, кроме Стерветсена и его дочери, и слушают стоя.
Товарищи здешние и заграничные! Я хочу вам сказать что-то особенное, но отвык от счастья настроенья. Мучает меня тревога за сытость масс… Недоумение тоскует во мне… Ввиду же роста темпов аппетита масс перед нашей коопсистемой встала одна явная необходимость, а именно — преодолеть какую-то явную недооценку чего-то… Для сего нужно лишь проглотить пищу, а когда она попала в желудок — то пускай она там сама разбирается, пускай скучает или радуется. Нынче же мы должны испытать в глубине своих туловищ силу новой пищи, которую мы заготовили из самотечных природных матерьялов. Да здравствует пятилетка в четыре года.
Аплодисменты всех. Общее «ура». Люди прекращают аплодисменты, опускают руки, но аплодисменты не прекращаются, а усиливаются, превращаются в овацию. Повторяется, еще более громогласно, крик «ура!» металлического тона. Все гости испуганы. Алеша жмет рукой рукоятку одного деревянного грубого механизма (он виден отчасти зрителю), приводной ремень сверху вращает механизм — он аплодирует и кричит «ура».
Алеша отжимает рукоятку — ремень останавливается, механизм затихает.
Щоев. Евсей!
Евсей. Алексей!
Алеша. Даю питание. (Переводит рычаг).
Грохот неведомого механизма. Затем — тихо. По столу на конвейере — медленно выплывает громадная деревянная чашка, над нею пар, вокруг чашки стоят прислоненные солидные деревянные ложки. Гости берут ложки.
Щоев. Музыку бодрящую, Алеша!
Алеша. Даю ее. Чего играть?
Щоев. Уважь, пожалуйста, заведи что-нибудь задушевное.
Гости едят. Щоев и Евсей сидят на трибуне. Евсей вынимает из ящика, доставленного Стерветсеном, отдельную пищу — колбасу, сыр и пр., — и ест ее со Щоевым на трибуне.
Опорных. Этта… Игнат Никанорович! Это что же, такие щи ты навеки учредил? Иль просто это одна кампания?
Щоев. Ешь, Петя, не будь оппортунистом.
Опорных. Мне что! Я только говорю… как то ее… у нас говядина и капуста есть в республике. Может, лучше б кушать нормальные щи! А то желудок разбушуется!
Евсей. Петя! Кушай молча, испытывайся.
Опорных. Да я молчу. Я сейчас думать буду для пробы…
Шарманка замолкает.
Щоев. Алеша! Угоди-ка нам вторичным блюдом. Дай для опыта кашку!
Алеша переводит рычаг. Грохот. Чашка со щами уползает. Грохот прекращается. Выплывает миска с кашей.
Годовалов (встает). Ото всех потребляющих членов, которые уполномочили меня думать за них, и еще…
Евсей. Мучиться за них душой, товарищ Годовалов…
Годовалов. И еще мучиться душой, я выражаю всеобщее гигантское чувство радости, а также энтузиазм…
Алеша включает автомат. Раздается гром аплодисментов. Годовалов садится. Все едят кашу.
Щоев. Ну как она, товарищи?
Серена. Папа! Это — саранча! Они едят вредителей.
Евсей. Верно, барышня. Мы вредителей прячем в себя.
Серена. Тогда вы будете вредным…
Годовалов. Каша приличная, Игнат Никанорович.
Первый служащий. Эти опыты имеют громадное воспитательное значение, товарищ
Щоев. Их надо устраивать каждую декаду.
Первая служащая. Ах, мне ужасно мило здесь. Я в первый раз вижу интервенцию.
Щоев. Эй, дура… Молчи, когда слов не знаешь. Сиди и чувствуй что-нибудь бесславно.
Первая служащая. Но мне чего-то хочется, Игнат Никанорович. Я вся полностью волнуюсь!..
Евсей. Поля!! Ты мамаше шепотом потом все расскажешь, а здесь ты для опыта…