Страница 65 из 89
15 декабря 1970. Париж
Милая моя Лисичка-Ириночка!
Вот и опять год прошел, и опять не сделано и половины из того, что хотелось сделать. Приходится уже к этому привыкать, энергии что-то убавляется. Твое пасхальное письмо передо мной, и ты снова со мной заговорила… И стихи трубадур запел… Помнишь, ты мне написала песнь трубадура?
Ну, так рассказать про мою парижскую жизнь, говоришь?
Вот сижу на пятом этаже, спускаю из окна золотые косы, чтобы по ним золотой принц залез. А он не лезет. Только арабы, которые работают напротив на постройке дома, машут мне руками. А шум от этой стройки был все лето такой, что я не только о стихах опять забыла, но и как меня зовут. Это — Париж.
Но это, конечно, не все. Есть и другие улицы, зело красивые, и по ним приятно пройтись. Только что-то редко прохаживаюсь, все больше тороплюсь и ныряю в метро. Там и читаешь надписи: Опера… Этуаль… Конкорд. Вынырнешь, и правда, Конкорд, как живой. Но Конкорд Конкордом, а надо в магазин. И вот тут-то конец не только твоему «Высшему Я», но даже бренную оболочку в такой вид приведут, что еле до обратного метро ноги уволочишь. Это — Париж
Но ты не пугайся. Есть и другое. И Лувр есть, и Джиоконда все так же там загадочно улыбается… И мне улыбнулась, а на уме-то у нее что-то свое, я посмотрела, посмотрела… и даже неудобно стало, не знаю, с чего это она такая.
И другие выставки картин тоже смотрела, вот, например. Шагал, у которого и коровы, и скрипки, и все прочее летает по воздуху, никого, впрочем, не задевая. А от Гойи вообще пришла в замешательство — то ли радоваться таким хитрым краскам, что сами светятся в темноте, то ли вообще повеситься оттого, что жизнь так ужасна…
Нет, правда, я валяю дурака, но на меня здорово действует живопись. И все же я редко хожу в музеи, всегда есть что-то срочное, да и ежедневные обязанности отнимают много времени <…>. С литературным Парнасом у меня ничего не получилось, их осталось мало, и эти остатки обременены заботами или старостью. А молодые — офранцузились.
Вот теперь болен Горбов, редактор «Возрождения». Остается надеяться, что он возродит «Возрождение», когда сам возродится. Я почему-то все время болтаю чушь, но мне в самом деле очень грустно от этого. И еще я очень разочарована, только не признаюсь в этом, но факт в том, что стихи, которые так поперли из меня первое время в Париже, совсем пропали.
Еще про Австралию? А страница уже кончается. Самое трудное — это вставить новую, а потом уже не остановиться до конца. Во всяком случае, тогда я воображаю, что разговариваю с тобой.
Так вот, Австралия. Австралии я не видела, видела только Сидней и его пригороды. И была там всего десять дней, так что видела в полусне, так как замоталась. Миши Волина не видела, он уже уехал в Америку. Видела моих очень старых знакомых по Харбину. 90-летняя мама моей подружки[131] укладывала меня спать, укрывала, как маленькую, грелку сунула, перекрестила, и надо мной сияла иконка с лампадкой. За эту одну ночь у них я отоспалась за все бессонные ночи в отеле. И так мне было сладко, словно мне пятнадцать лет и словно опять я сплю у них в Маоэршани <…> такая душевная, светлая старушка <…>.
А вообще Сидней после Таити и после Новой Зеландии испугал меня расстояниями и показался неуютным. Но зато люди живут в пригородах, там тебе прямо Модягоу, даже уборные снаружи, и, по-моему, так жить нормальнее, чем на каких-то этажах <…>.
Я рада, что у тебя нашелся твой «уголок». Любишь ли ты его? Из-за «уголка» я давно и мрачно переживаю. Только что-нибудь налажу — уезжать. Да и квартира, где нет именно моего уголка, это уже не то <…>.
Пожалуй, мой домик в Ханьчжао Роуд я любила больше всего. И последнюю мою комнату перед замужеством тоже любила. Долго держала ее, даже когда уже переехала в важную квартиру с мужем, приходила иногда, сидела одна <…>. Привыкнуть нелегко к чужим привычкам.
Я рада, что тебе понравилось «Гроза идет»[132]. Вот и не отдавай меня колдуну, пиши А розы я люблю больше всего такие, знаешь, розовато-золотистые <…>.
Ну вот, так и есть, кончается второй лист. У меня масса дел, масса писем. Да я к тому же должна собираться: еду в Союз на Новый год и Рождество, так как очень больна в Киеве моя тетя и я боюсь ждать до весны.
Целую тебя, моя букашка, и люблю.
Ю.В. Линнику[133]
21 сентября 1994. Иссанжо
Дорогой Юрий Владимирович!
…На Цейлоне была проездом, вернее, проплывом (с долгой остановкой). В Индии прожила три года. На Таити — два года. Еще три года — в Индокитае и два года в Африке. Просто потому что мужа туда назначили. А может быть, не просто, а? В Индии я попала в Мадрас, прямо к учителю йоги моей первой, еще шанхайской учительницы[134]. В гнездо теософии (Адъяр), колыбель Кришнамурти и его друзей.
Таити — другая часть меня: танцы, и море, и лошади. И, может быть, инстинктивная самозащита: не усложнять жизнь. Жаль, что поздно «притянуть» Карелию. Ведь всегда мечталось — русский север, Карелия, Финляндия… Вот на днях по телевидению показывали Карелию, Кижи. Посмотрела на деревянную русскую церковку, и вдруг опять перехватило горло. Все же не получается из меня беспристрастной гражданки всего мира.
А еще недавно неподалеку от нас была церковная католико-православная служба — концерт. Приехал хор из Санкт-Петербурга. Ну, тут я совсем «разлилась». (Это не моя духовность, конечно, а скорее воспоминания и что-то свое, чего не хватает, а главное — красота ведь какая! Православный хор! Может быть, вот такая красота и открывает сердце?..)
Про танцы. В общем, танцевала я для заработка, но не только — наверное, тоже «притянула» судьбу. С детства выдумывала танцы, даже танцы деревьев. Вот ночью елки так танцуют в лесу, а дубы — эдак… Но, конечно, не очень-то нравилось танцевать, когда приходилось почти насильно…
О стихах Перелешина. Конечно, я считаю его большим поэтом. Некоторые находят, что у него блестящая техника, но недостаточно чувства. Я сужу по его лучшим стихам: там чувства сколько угодно. Но он писал так много — ведь писал как дышал, наверное, думал в рифму. Поэтому невозможно было все переживать, вот и получалось как упражнения. Кроме того, в последние годы у Перелешина часто появлялись стихи, неприятно подернутые желчью. Тем, кому не приходилось огрызаться всю жизнь, — трудно это принять. Я знала его отзывчивым, тактичным и до мелочности честным. И была в нем доброта и нежность. А также большое чувство юмора, которое, надо сказать, часто вводило его в искушение. Он мог съязвить и даже прибавить ради шутки, не считаясь, основана она на действительности или на его смешливом воображении. Меня он не обижал, но тоже ерундил немного. Например, написал о том, что Нина Мокринская и я были влюблены в одного француза. Но сколько мы ни старались, не смогли припомнить, о ком это могла быть речь.
19 января 1995. Иссанжо
Дорогой Юрий Владимирович!
Теперь у меня случился было «вихрь жизни»: приезжали гости. Последнюю гостью из Ташкента проводила в Париж и там немного помоталась с ней по знаменитым местам. Вернулась только к французскому Рождеству… и засела под лавинами снега и поздравительных писем.
…Осенью я наговорила о Харбине и Чураевке для радио Би-би-си… Вас интересует Лев Гроссе. Я его хорошо знала. Если смогу (по времени и по выбору моих о нем воспоминаний) — то напишу… Моя память часто больше удерживает пустяки, может быть, поэтому она больше пригодна для поэзии, чем для серьезной «писанины». Я всегда вела дневники, большая часть которых пропала в Корее и в Шанхае, но они, я думаю, очень слабо отражали происходящие события, важнее было описать закат или какое-нибудь чувство… О людях, которые произвели на меня впечатление, запоминала, какой цвет они любят или какую музыку, но никогда не знала, что они делают, где служат и т.д.
131
Рычкова (урожд. Попова) Вера (отчество, год и место рождения не установлены) — танцовщица. Знакомая Л. Андерсен по Харбину, соученица по гимназии Оксаковской. Из Китая эмигрировала в Америку. Танцевала эстрадные танцы, ставила акробатические этюды. Выступала под сценическим псевдонимом Графиня. Вела студию йоги и ритмической гимнастики. Биографические сведения о матери не установлены.
132
Стихотворение Л.Андерсен.
133
Линник Юрий Владимирович (р. 18 января 1944, Петрозаводск) — искусствовед, доктор философских наук, заел деятель науки РФ, поэт, писатель, директор Музея космической живописи в г. Петрозаводске. Создал в Петрозаводске Народный университет Юрия Линиика, а также издательство «Святой остров». Планирует создать музей космического искусства в Кижах. В личной коллекции Линника — уникальные работы художников-космистов группы «Амаравелла» (она была создана в России в 1920-е гг. и разгромлена в сталинские времена).
134
Дэви (в замужестве Петерсон) Индра (наст, имя Евгения; биографические данные не установлены) — учитель йоги. Ее муж был консулом Чехословакии в Шанхае 1940-х гг. из Китая переехала в Америку, где создала знаменитую школу йоги. Дожила до 103 лет.