Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 89



16 марта 1984. Иссанжо

Дорогая Муся!

<…> Мои письма тоже всегда начинаются с извинений за задержку, так что лучше сговориться заранее – не извиняться <…>.

Воображаю, как Вам трудно разбирать архив Мэри (Ю. Крузенштерн-Петерец), я и свои залежи не могу разобрать, а пора бы. Ее последние фотографии, что у меня есть, это те, что я снимала у нас в 1972 (кажется) году <…>.

Не выходит у меня в этом году со стихами, даже не могу вытащить и просмотреть, ну не «лезет». А вот за Ваши советы насчет моего стихотворения (что я Вам послала) – большое спасибо! <…>

Ну, теперь берегитесь, я начну приставать к Вам и просить советов, как только опять займусь стихами. Во-первых, я отвыкла писать, даже поговорить по-русски не с кем! Во-вторых, когда сама начинаешь что-то переделывать, то даже самые простые слова кажутся странными и уже ничего не видно, а в третьих <…>, как мне кажется, мы с Вами больше на одной волне, чем, например, я с Валерием Перелешиным. Я говорю не о качестве. Лучшего советчика, в смысле техники, чем Валерий, найти трудно и я очень ценю его придирки. Но советы иногда мне чужды по стилю, что ли. Ох, как давно я ему не писала! Да, «что-то» убавляется энергия <…>.

7 ноября 1984. Иссанжо

Милая Муся,

Теперь уж мне действительно надо просить Вашего прощения за такое молчание. И ведь так ценю переписку с Вами! <…>

Перелешин в своей книге слегка наврал кое в чем, во всяком случае, про меня. Значит, возможно, и про других <…>. Кроме того, с фамилией моего отца — тоже не так. Она была перепугана в каких–то бумагах и потом он ее исправил по метрике — Андерсен. И с Ириной Лесной[89] я благополучно переписываюсь, вовсе она не пропала. Ну, это поэтическое воображение.

Ирина Одоевцева[90], которую я навестила в Париже и нашла в лучшем состоянии, чем в прошлом году, рассказывала о том, что говорил про меня Миша Волин[91]. Очень милое сочинение <…>.

В Париже, помимо друзей, которых Вы знаете, я встретилась с Наташей Ильиной, той самой, московской, которую Мэри как-то крепко обругала в печати (да и не она одна) за «Возвращение» и за всех нас (и за меня). Хочется верить, что Наташа изменилась к лучшему. Разговаривать с ней было очень интересно и легко. Удивительно, как застываешь внутренне от слишком продолжительного одиночества и как чувствуешь себя взбудораженной и прежней от разговоров на «одной волне» <…>.

Перед моей поездкой в Париж у нас был Штейн[92], к сожалению, всего один день и две ночи. Как я ни пугала его пылью, холодом, приведениями — он все же утащил меня на чердак старого дома, где мы, с большим трудом, нашли в невероятном хаосе (почище Мэриных залежей) несколько интересующих его книг. Я должна их ему послать, еще сама не все прочитала <…>.

Уже должна и Штейну ответить на письмо. После ответа Вам. Он мне понравился. И чтобы он не зря чихал от пыли на чердаке (он в старом халате и я с пластиковым мешком на голове) и, главное, оттого, что я сомневаюсь, что успею сделать что-нибудь такое, как он уже делает, я отдала ему дорогую для меня книгу — альбом, подаренный мне Мэри после смерти Николая, где многие поэты писали от руки свои стихи и куда я вложила стихи тех, кто уже не мог лично написать. Там и были многие стихи Николая, переписанные Мэри. <…>

Я думала, что это такой сухонький немец в очках и с галстучком, а он «свой парень», помогал мне мыть посуду и прогуливать собаку. Понравилось тоже, что он не хвалил мои стихи из любезности… Может быть, мне не надо зря тратить на них время (и деньги, если издать, по совету И. Одоевцевой, сборник).

Все это выбило меня (по-хорошему) из домашней колеи, в которую я только начала входить, так как весной меня тоже выбило, и совсем по-плохому. Долго болел и умер мой старый конь. Я столько раз отвоевывала его от бойни, столько переживала, лечила, ссорилась со всеми, а тут не заметила, как он простудился — зима была теплая, и погода переменилась вдруг <…>. Перед этим умер старый ласковый кот, приходили одна за другой печальные вести, и ют, после смерти коня, мне стало совсем плохо. Ни сад, ни дом, а уж письма и стихи, — даже приблизиться к «бумажкам» не могла.

Помимо жалости, это для меня конец очень утешительного этапа. Теперь я уже не буду ездить, и это кончено. Конечно, принимаю и понимаю — бывает много хуже… И старость ругаю, главным образом из-за этого. В некотором отношении старость — большое освобождение <…>.

21 октября 1985. Иссанжо

Дорогая Муся!

Сегодня уже месяц как я приехала из Америки, а все еще «не отдышалась». Мало нам удалось поговорить, особенно Вам, так как еще об обеде надо было думать! Мне-то все было интересно, все ново <…>. И Колю Слободчикова[93] – было интересно повидать. Спасибо. Но — мало <…>. После Сан-Франциско провела несколько дней в пригороде Нью-Йорка, у Марины, бывшей Гроссе (знали Вы Л. Гроссе? Он погиб в Союзе в тюрьме)[94]. Она живет прямо-таки в лесу, в деревянном домике, как и многие-многие, по большей части художники. И уже лет десять как ждет меня. Конечно, ворчала, что в такой спешке. И вообще, почему раньше не могла приехать, когда была жива Мэри, был Лапикен? <…>

Как бы ни был короток мой визит, для меня это было необычайным событием: подышала дружеским воздухом, поговорила по-русски и теперь буду знать, куда идут мои письма, кто как живет, у кого какие коты…

Конечно, кое-что было и грустно. Время идет, люди меняются. Да и уходят. <…>

В Париже меня встретил Ренэ Гера[95] (гениально говорит по-русски) с Михаилом Волиным, «Мишкой», которого я не видела с 49-го года и с которым связано столько юных воспоминаний, что невозможно не радоваться такой встрече. Прямо с аэропорта мы засели в маленьком ресторанчике и погрузились в воспоминания. И как будто все это было вчера! Потом только Миша заметил, что слушающий нас с улыбкой Ренэ и зевающая от скуки жена Миши (по-русски-то не понимает) нам годятся в дети…



Ну вот. А потом я влезла опять в кухню, в уборку, в переживания о животных, училась опять спать «наоборот» и т.д. И все вы остались в совсем другом мире, все же более реальном теперь, так как видела его. <…>

29 декабря 1986. Иссанжо

Милая Муся!

<…> Знаете ли Вы о том, что в июне в Париж, а потом к нам, со мной, приезжал Валерий Перелешин? Из Голландии, куда его пригласили и где прославляли и потчевали слависты. Мы говорили о стихах, он мне давал очень ценные советы, и во мне поднялась настоящая поэтическая буря, я даже во сне писала стихи, но некогда было наяву, и, как только он уехал, все утихло и затянулось тиной <…>.

Вот Лидия Хаиндрова уже умерла. Мы с Валерием успели черкнуть ей, она получила. А в последнем письме писала, что больна <…> и чтобы я не бросала стихов. Завещала. Я очень любила Лиду <…>.

10 ноября 1993. Иссанжо

Милая Муся,

Не имеете ли Вы сведений об Ирине Лесевицкой? Я давно уже получила от нее очень невнятное письмо, в котором она просила меня ответить скорее, так как ей уже осталось недолго жить. Я написала сразу, послала заказным, но ответа нет. И предыдущих моих писем она или не получила, или… забыла по болезни.

89

Лесная (наст. фам. Лесевицкая) Ирина Игоревна (19 февраля 1913, Хайлар, Маньчжурия - 1999, Асуньон, Парагвай) — поэтесса. По воспоминаниям В. Перелешина, «очень маленькая женщина с хорошеньким личиком, наблюдательная, чуткая. В ее стихах была своя нота: какая-то особенная интимность, уютность. Писала она о праздниках, о елке и вербе, о деревьях, цветах, бабочках и птицах. Ничего о любви. Позднее я узнал (кажется, не от самой Ирины Игоревны), что она была замужем за профессиональным охотником, жила на какой-то глухой станции Китайско-Восточной железной дороги. Однажды охотник не вернулся с охоты. Не вернулся никогда. Много позднее (после 1943 года) я снова встретил Ирину Лесную в Шанхае. Жила она в крошечной комнате (“аттике"), работала маникюршей в дамском салоне. А до того бедствовала еще больше. К тому же боролась с туберкулезом. Находилась в убежище для туберкулезных общества “Белый цветок”» (Перелешин В. Два полустанка. С 45). Печаталась в журнале «Рубеж», газете «Молодая Чураевка». Стихи И. Лесной вошли в сб. «Остров Лариссы: Антология стихотворений поэтов-дальневосточников». После окончания Второй мировой войны эмигрировала в Парагвай.

90

Одоевцева Ирина Владимировна (наст, имя и фам. Гейнике Ираида Густавовна) (23 февраля 1895 (по др. данным, 1901), Рига - 14 октября 1990, Санкт- Петербург) — поэтесса, прозаик, мемуарист. Родилась в семье адвоката, получила хорошее домашнее образование, окончила гимназию. Рано начала писать стихи. После революции, будучи ученицей Н. Гумилева, примыкала к акмеистам В 1921 г. публикует стихотворение «Дом искусств», обратившее на себя внимание критиков и читателей. Первый сборник стихов «Двор чудес» выходит в 1922. В этом же году вместе с мужем, Георгием Ивановым, эмигрировала из России через Берлин в Париж. За границей написаны романы «Ангел смерти» (1927), «Изольда» (1931), «Зеркало» (1939), «Оставь надежду навсегда» (1954), имевшие большой успех. В то же время не оставляла и поэзию — сборники стихов «Контрапункт» (1950), «Десять лет» (1961), «Златая цепь» (1975). В 1987 г, после 65 лет эмиграции возвращается в Петербург Мемуары «На берегах Невы» (1967) и «На берегах Сены» (1978) изданы в России (М., 1988; М., 1989).

91

Волин (наст. фам. Володченко) Михаил Николаевич (12 августа 1914, Имяньпо, Китай - 17 мая 1997, Аделаида, Австралия) — поэт, прозаик. Поступил в Коммерческое училище (1925), откуда перешел (1927) в гимназию ХСМЛ (4-й выпуск) Первые стихи опубликовал в 16 лет, через год их напечатал «Рубеж». Член «Молодой Чураевки». 4 года работал общественным и спортивным корреспондентом в газете «3аря». В начале 1937 переехал в Шанхай, служил при спасательной станции, затем организовал школу гимнастики и йоги. Эмигрировал с матерью и братом в Австралию (1949). Сотрудничал в австралийских газетах, издал в Англии несколько книг по индийской философии и йоге. Стихи и рассказы публиковались в сборнике «Излучины» (1935), журналах «Грани» (Франкфурт-на-Майне), «Новый журнал» (Нью-Йорк), «Континент» (Мюнхен) и др. изданиях.

92

Штейн Эммануил (Эдуард) (1934, Белосток, Польша — 1999, США) — историк, издатель. В пятилетием возрасте вывезен из оккупированной немцами Польши в СССР. Жил в Минске. Иванове, Новосибирске, Биробиджане. В 1961 г вернулся в Польшу. Через несколько лет был арестован по политической статье. В 1968 г эмигрировал в Америку. Преподавал в Йельском университете, занимался издательской деятельностью. В его издательстве «Ладья» выйти две его книги — «Мнемозина и Каисса: Антология русской поэзии на шахматную тему» (Нью-Йорк, 1973), «Поэзия русского рассеяния: 1920-1970» (Ораидж. 1978). В 1985 г. основал издательство «Антиквариат». Всего под маркой этого издательства (с 1985 по 2000) вышло 40 книг — как оригинальных, так и репринтов. В 1990-х на Русском радио вел передачи «Души прекрасные порывы», посвященные литературе русской эмиграции. После смерти Э. Штейна его книжная коллекция (1,5 тысячи томов) попала в Голландию, его литературный архив — в один из американских университетов.

93

Слободчиков Николай Александрович (15 декабря 1911, Самара - 4 октября 1991, Сан-Франциско. США) — инженер. Окончил русскую гимназию им. Ф М. Достоевского в Харбине, Льежский университет в Бельгии, колледж Хилдс в Сан-Франциско. Жил в Харбине и Шанхае, где принимал участие в работе ряда научных организаций. Переехав в США (1948), работал проектировщиком и инженером Председатель правления и заведующий архивом Музея русской культуры в Сан-Франциско (1965-1991).

94

Гроссе Лев Викторович (15 июня 1906, Иокогама - после 1950, СССР, лагерь) — поэт, философ. Сын В.Ф. Гроссе, дипломата, генерального консула России в Шанхае (1911 -1920). Окончил гимназию Дризуля в Харбине (1924). Изучал бактериологию в Сорбонне (1925) и в Берлине (1926). Хорошо знал английский, французский, немецкий и китайский языки. Вернувшись в Шанхай (1927), работал переводчиком в иностранных фирмах, много печатался в разных газетах и журналах. Член содружества «Понедельник». Председатель литературного объединения в Шанхае (1939). Имел проблемы со здоровьем, лечился в Корее, в имении Янковских, откуда приехал в Харбин (1935). Помощник управляющего кинематографа «Азия» и торгового дома «Чурин». Мистик, увлекался философией, организовал философско-религиозный кружок в Харбине. Публиковал статьи и стихи в газете «Наш путь» и журнале «Посох». Стихотворением «Знамение времени» выступил против фашистской Германии. Одно время был женат на Н И. Ильиной. В письме речь идет о Марине Болт (биографические сведения не установлены), первой жене Льва Гроссе. В 1948 г. репатриировался в СССР, год жил в Казани, работал переводчиком. Арестован. Умер в ИТЛ.

95

Герра Ренэ (р. 13 июля 1946, Страсбург, Франция) — профессор-славист, литературовед, коллекционер. Живет во Франции. Русскому языку стала обучать в 6-летнем возрасте эмигрантка Екатерина Таубер, поэт и критик. Окончил Сорбонну (1967), защитил диссертацию по творчеству Бориса Зайцева, был его секретарем (с 1967 по 1972) до дня смерти. Доктор филологических наук, с 1975 г. читает лекции по русской словесности в Парижском институте восточных языков. В 1980 г. организовал издательство «Альбатрос», которое выпускает книги поэтов и писателей первой волны эмиграции, член правления Общества охранения русских культурных ценностей (Париж). С конца 1960-х гг. собирает архивные материалы русского зарубежья, с 1970-х — произведения изобразительного искусства. Сегодня его коллекция — самая большая в мире. Она насчитывает около 5 тысяч картин, не считая графических листов, более 30 тысяч книг, около 20 тысяч единиц архивных материалов: автографов, рукописей, фотографий. Р. Герра — почетный член Российской академии художеств. Автор нескольких книг, посвященных теме русской эмиграции. Одна из самых известных «Они унесли с собой Россию...» (2-е изд., испр. и доп. СПб., 2004).