Страница 51 из 52
Я пробовал сделать то, о чем она просит, но не смог. Я так и не отпустил ее.
Твой отец.
Пока смеркалось, Бланка все сидела у стола. В гостиничном ресторане шло веселье. Кто-нибудь получил диплом или, возможно, обручился. Она думала о Джордже Сноу, который любил ее мать. Об отце — как он написал письмо и годами потом хранил его в своем столе. О том, как стоял на крыше Сэм, а Джон Муди топтался в растерянности на газоне.
Потом Бланка поднялась наверх и сожгла письмо в раковине ванной; на фарфоре остался голубой налет, который пришлось долго оттирать. Ей не хотелось, чтобы оно принесло кому-то боль. Неудивительно, что конверт скололи скрепками и заклеили: письмо было меньше всего предназначено для глаз Синтии. Для нее брак с Джоном сложился удачно, а в жизни бывает такое, о чем разумнее умолчать. У всех и без этого хватает горя. Но фотографию Бланка сохранила. Положила ее к себе в бумажник.
Она припомнила, что на концертах в балетной школе и правда сидел в заднем ряду Джордж Сноу. Высокий блондин, который всегда ей хлопал. Естественно было бы, наверное, негодовать, что ее держали в таком неведении, но она поймала себя на том, что горюет по Джону Муди. Что пусть он и был ужасный отец, но все же здесь, в Коннектикуте, куда она отказывалась приезжать столько лет, ей без него так плохо, как она и подумать не могла.
Потом, когда она укладывала вещи, к ней в номер кто-то постучал. Лайза… Бланка в недоумении остановилась у двери.
— Если не пригласишь войти, я пойму, — сказала Лайза.
Иметь водительские права Лайзе было рано — стало быть, все семь миль до гостиницы она шла пешком. И вот стоит, расчесывая на себе комариные укусы. И выглядит моложе своих шестнадцати лет.
— Ты хотела ужалить меня побольнее — и ужалила, — сказала Бланка. — Теперь дело сделано, так что давай уж заходи.
Бланка вернулась к своим сборам. Укладывать было, собственно, не так уж много. Она не предполагала задерживаться здесь ни на минуту дольше, чем надо.
Лайза подошла ближе. Озиралась исподлобья, распространяя аромат табачного дыма и средства от москитов.
— Прямо сейчас уезжаешь?
— Поеду в Нью-Йорк сегодня. Самолет у меня, правда, послезавтра. Охота, откровенно говоря, убраться к чертям из Коннектикута.
— Мне тоже, — хмуро бросила Лайза, плюхаясь в кресло с подголовником. Она вытащила пачку сигарет. — Я закурю, не возражаешь?
— Кури ради бога.
Бланка взяла с комода стакан вместо пепельницы.
— Не любил он меня больше, чем тебя, — сказала Лайза. — Такую гадость я ляпнула, что хуже некуда.
— Да нет, сказать, что он мне не отец, будет похуже.
— Ты права. Возможно, просто хотела привлечь твое внимание.
Бланка усмехнулась.
— Ну что же, привлекла.
Лайза глубоко затянулась.
— Тебе вредно курить, — заметила Бланка.
— А Сэм курил?
— Сэм делал все, что ему вредно.
Бланка подвинула к ней стакан; Лайза затянулась последний раз и погасила сигарету. Переменила положение, подобрав под себя ноги. Видно было, что она очень стесняется своего высокого роста.
— Все по очереди снялись с места и исчезли. Остались одни мы с собакой. Вообще, считалось, что это твой пес. Тебе его подарил этот Джордж Сноу, но когда ты укатила учиться, ты его бросила и за хозяйку осталась я. Я его любила. Ты хотя бы кличку-то его помнишь?
— А как же, — сказала Бланка.
— Его звали Шустрик. — Лайза заплакала. Она зажала рот рукой, заглушая свои рыданья.
— Да знаю я, как его звали! Просто вылетело на минуту из головы. Ну и что же случилось с Шустриком?
— Уже восемь лет как умер. Вот видишь? У тебя даже мысли о нас не было!
— У меня была одна лишь мысль — как бы вырваться отсюда.
— И у меня сейчас такая же! Я ненавижу этот дом! Живешь в нем словно в птичьей клетке. Ну ничего, еще тринадцать месяцев — и тю-тю в университет. Тринадцать месяцев и четыре дня. Но это только при условии, что буду присутствовать на выпускном вечере. Не поприсутствуешь, так Син, пожалуй, такое мне устроит!
Обе прыснули. Лайза утерла слезы и высморкалась, пользуясь подолом футболки.
— Как мило, — сказала Бланка. — Мадам Утринос.
— Как же я только не старалась в детстве хоть чем-нибудь завоевать твое внимание! Ты была такая неподступная! Такая вредная!
— Я была очень несчастна.
— Это все Сэм. Ты тосковала по нему. — Лайза оглянулась по сторонам. — Бар тут у вас имеется?
— Ждешь, что я позволю тебе напиться?
— А что, ты не такого сорта сестра?
— Чаще всего — не такого.
В городе Бланка купила, помимо прочего, маленькую бутылку водки. Она плеснула из нее немножко в два стакана.
— Ой, ужас! — Лайза отхлебнула самую малость и сморщила нос. — Содовой не найдется, разбавить?
Бланка принесла из ванной комнаты воды из-под крана и долила Лайзе в стакан. Она не забыла, как сама торопилась стать взрослой, веря, что от этого все переменится.
— Ты что будешь делать со своим наследством? — спросила Лайза, потягивая напиток, состоящий по преимуществу из воды.
— С долгами расплачусь. Может быть, полностью выкуплю книжную лавку и буду до конца разоряться уже самостоятельно. А на оставшееся — если что-то еще останется — накуплю себе шмоток из чистого кашемира! А ты?
— Истрачу на медицинское образование.
— Вот это, я понимаю, вертихвостка! — Бланка кончила складывать вещи. Одним глотком допила свой стакан и затянула «молнию» на дорожной сумке. — У Сэма остался сын. Это ему назначена третья доля. Пусть у тебя не будет впечатления, что существует некая зловещая тайна.
— Я Сэма почти не помню. Видела его раза два, по-моему, когда была совсем маленькая. Приятно знать, кому пойдут эти деньги.
— Наверно, я была паршивая сестра.
— Опустим это «наверно»!
Бланка присела на край кровати. Кто мог подумать, что у нее, выходит, есть столько общего с Джоном Муди…
— Ну что же, тогда прости.
— Ага, сейчас! Ты бросила нас с песиком одних. Подохни и я с ним вместе восемь лет назад, ты бы, скорей всего, и знать не знала!
На них напал почему-то безудержный хохот.
— По крайней мере, я знаю, как тебя звать! — проговорила сквозь смех Бланка.
— Да ну? Слаб́о сказать, какое у меня второе имя!
— А у меня какое — скажешь?
Они опять покатились со смеху.
— Сдаюсь, — сказала Бланка. — Готова признать свою вину.
— И признавай. Этого мне и надо. — Лайза подалась вперед, не вставая с кресла. — Я свою тоже признаю.
Она снесла вниз дорожную сумку; Бланка шла с дамской сумочкой и мешком для грязного белья со свернутым в нем, еще не высохшим после бассейна летним платьем. Номер в гостинице был оплачен до утра, но Бланка все равно съезжала. В первую очередь она поехала отвозить домой Лайзу. Обе они катили в детстве на велосипеде по тому же проулку, но только с разницей во много лет.
— Здесь хорошо, когда стемнеет, — сказала Лайза, расплющив нос об оконное стекло.
— Вот и Сэму тоже нравились сумерки, — отозвалась Бланка.
— А я понравилась бы ему?
— Определенно. Уж Сэм-то дал бы тебе, конечно, выпить бутылку водки до дна!
На этот раз Бланка нашла дорогу без труда: направо, потом налево и дальше — прямо, вдоль кустов сирени. От них пахнет нашей мамой, говорил ей, бывало, Сэм. Она теперь узнала этот запах.
— Спасибо, что довезла, — сказала Лайза, когда они приехали к дому. — Знаешь, когда идешь в темноте, все время натыкаешься на паутину. Ужасно боюсь пауков.
— Боится пауков, — отметила Бланка. — Так и запишем.
— Ну а второе имя, чтоб ты знала, у меня — Сьюзен. По бабке с материнской стороны.
— А у меня второго имени нет. Мама, видно, забыла дать.
— Беатрис не подойдет? — сказала Лайза. — У меня так мышонка звали в детстве. Уменьшительно будет Би-Би.
— Меня Мередит называла «Би»…
— Вот видишь — значит, попала в точку!
— Синтия разрешала тебе держать в доме мышь?