Страница 36 из 64
— Не смотрите на меня так, словно я сейчас упаду. Мне с каждым днем становится лучше. Просто выходить из машины немного трудно.
Она медленно, с трудом выпрямилась.
— Идите за мной, — велел Саймон. — Не нужно, чтобы он раньше времени всполошился.
Добравшись до узкой двери с облупившейся краской, он на мгновение прислушался:
— Все тихо.
На стук сначала никто не ответил. Потом тишина взорвалась диким воплем:
— Какого дьявола вы здесь шляетесь? Что надо?
— Очевидно, наш художник дома, — подмигнул Саймон и толкнул дверь. Теркл, зажав одну кисть зубами и держа вторую в руке, стоял за мольбертом. Очевидно, появление незваных гостей вывело его из себя, потому что в глазах его полыхала злоба.
В маленькой передней комнате не было мебели. У стен стояло не меньше двадцати холстов. В воздухе витал запах красок, скипидара, жареной картошки и чего-то еще. Возможно, улиток. Стойка бара отделяла гостиную от кухни. Небольшой коридор скорее всего вел в спальню и ванную. Бородатый хозяин, похоже, действительно был Эйбом Терклом: Саймон видел немало его снимков.
— Привет, — сказал он, протягивая руку, на что Теркл не обратил ни малейшего внимания.
— Кто вы, черт бы вас побрал? И кто она? Почему прячется за вами? Боится меня или еще чего-то?
Лили обошла Саймона и в свою очередь протянула руку.
— Я люблю улиток. Говорят, вы тоже.
Эйбрахам Теркл широко улыбнулся, показав три золотых зуба. Настоящий гигант, широкоплечий, с кулаками величиной с боксерские перчатки. Саймон подумал, что он совершенно не похож на художника. Всякий художник обязан носить черный свитер, заляпанный краской, и собирать длинные волосы в хвост. Этот же выглядит как портовый докер. И одет так же: фланелевая рубашка, голубые джинсы и огромные ботинки до колен со шнуровкой. Правда, он весь был перемазан краской, включая взъерошенные волосы и клочковатую бороду.
— Значит, — прогремел он, откладывая кисти и вытирая губы ладонью, — малышка любит улиток и, следовательно, слышала обо мне, но я все равно не знаю, кто вы и зачем явились!
Саймон крепко сжал руку Лили.
— Я Салли Джоунз, а это моя жена Зельда. У нас медовый месяц. Просто объезжаем побережье, останавливаемся то там, то тут. Вот и услышали в Гемлок-Бей, что тут живет художник, который любит улиток. Зельда тоже любит искусство и улиток, вот мы и решили, что завернем сюда и посмотрим, нет ли у вас чего на продажу.
— Можете показать нам что-нибудь, мистер Теркл? — вмешалась Лили. — Надеюсь, ваши работы не слишком дороги?
— Слишком, — буркнул Теркл. — Вряд ли вам по карману. Вы ведь не очень богаты?
— Продаю подержанные машины, — пояснил Саймон. — Так что денег не слишком много.
— Простите, но вряд ли вы захотите купить мои картины.
Саймон принялся было настаивать, но, увидев, что Лили едва стоит на ногах, молча кивнул.
— Погодите, — сказал вдруг Эйб, вытирая руки полотенцем и отходя к дальней стене, где было сложено около десятка холстов. Он принялся ворошить картины, презрительно усмехаясь, вздыхая и временами издавая неприличные звуки. Наконец он вытащил одну и грубо сунул Лили.
— Вот. Этюд, который я написал вчера. Старый город в Юрике. Вам, на память о медовом месяце, малышка.
Лили поднесла небольшую картину к свету, присмотрелась и ахнула.
— Огромное спасибо, мистер Теркл. Какое чудо! Вы настоящий мастер!
— Один из лучших в мире.
Саймон нахмурился:
— Простите, но мы о вас не слышали.
— Вы продавец подержанных машин. Откуда вам слышать обо мне?
— Я специализировалась по истории искусств, — сообщила Лили, — и, простите, тоже ничего о вас не слышала. Но вижу, насколько вы талантливы.
— Вероятно, я куда более известен среди определенного круга, чем у обычных ценителей.
— Что это означает? — удивился Саймон. Богатырская грудь Эйба, казалось, стала еще шире.
— Это означает, мой торговец подержанными машинами, что я воспроизвожу великие произведения живописи: нужно же на что-то жить! Но только сами авторы способны понять, писали они эти картины или нет.
— Не понимаю, — протянула Лили.
— Понять не так трудно, если как следует подумать. Я воспроизвожу шедевры только для очень богатых людей.
— Хотите сказать, что подделываете их? — изобразил удивление Саймон.
— Эй, мне не нравится это слово! Что ты знаешь обо мне, парень? Шушера, торгующая жестянками! Такая леди тебе не по носу!
— Нет, вы не так меня поняли, — оправдывался Саймон. — Я просто потрясен! С какой бы целью вы ни делали это, все равно здорово.
— А ну постой! — внезапно протрезвел Эйб. — Погоди-ка! Никакой ты не торговец! Что тебе нужно, парень? Говори, что тут происходит?
— Я Саймон Руссо.
Рука Эйба замерла в воздухе.
— Да, узнаю. Черт возьми, ты ведь тот маклер… Руссо, именно он. Саймон Руссо, сукин сын! Убрался бы ты отсюда, пока до беды не дошло. Какого черта тебе тут нужно?
— Мистер Теркл, вы…
— Отдавай обратно картину! Медовый месяц закончился! Ты солгала мне! Что же до тебя, Руссо… сейчас я сверну твою тощую шею!
Глава 16
Лили, не колеблясь, встала в боевую стойку, показанную когда-то Диллоном. Картину при этом она не выпустила и казалась ужасно смешной и одновременно грозной. Как ни странно, именно это остановило Теркла. Тот недоуменно уставился на нее.
— Хочешь драться? Рубануть мне по голове моей же картиной?
Лили от нетерпения приплясывала на месте.
— Ничего твоей чертовой картине не сделается. Слушай, приятель, я не хочу затевать ссору, но уж поверь, могу свалить тебя одной левой. При всех своих габаритах действуешь ты медленно. Так что давай, если хочешь, посмотрим, сколько продержишься.
— Лили, пожалуйста, не надо, — попросил Саймон, решив схватить ее в охапку и поставить себе за спину. Но к его удивлению, Эйб покачал головой и расхохотался.
— Иисусе, малышка, ты — это что-то!
Он попытался выхватить картину, но Лили ловко увернулась и спрятала ее за спину.
— Пожалуйста, не отбирайте, мистер Теркл. Она в самом деле прекрасна! Я сохраню ее навсегда.
— Да хрен с ней, оставь ее себе. Я не собираюсь с тобой драться. По всему видать, ты крепкий орешек. Черт, я, пожалуй, мог бы даже тебя испугаться на всю жизнь. Ну ладно. Давайте кончать с этим. Что вы хотите, Саймон Руссо? И кто эта девочка?
— Приехал посмотреть, над какой картиной Эллиот вы сейчас работаете.
Эйб оглянулся на мольберт. Лицо мгновенно покрылось красными пятнами.
— Слушай, Руссо, я едва знаю ту тетку, о которой идет речь. Хочешь взглянуть?
— Конечно, — кивнул Саймон, шагнув к нему. Эйб предупреждающе вытянул огромную, похожую на лопату, перепачканную краской ладонь.
— Попробуй только! Мигом голову оторву. И даже эта малышка меня не удержит!
Саймон остановился.
— Ладно. Поскольку из музея искусств Юрики картин не пропадало, вы, должно быть, мучаетесь со снимками, которые вам принесли. Над какой именно трудитесь? «Путешествие девушки» или «Пшеничное поле»? Если бы мне пришлось выбирать следующую, я остановился бы на одной из этих двух.
— Иди к черту, парень!
— А может, тебе пришлось вообще завязать с Сарой Эллиот, тем более что картин в музее уже нет? Занят чем-то другим?
— Я бы прошиб тебе голову молотком, но боюсь залить кровью свои работы. Проваливай, да побыстрее!
— Ты был прав насчет дамы, — продолжал Саймон. — Она не моя жена. Это Лили Савич, внучка Сары Эллиот. Восемь картин, висевших в музее, включая те четыре, что ты уже скопировал, принадлежат ей.
— Заканчиваете пятую, мистер Теркл? Жаль ваших трудов, потому что вам за это не заплатят. Оригинал у меня, так что подменить его не удастся, — съехидничала Лили.
— Честно говоря, — вставил Саймон, — удивляюсь, что вы еще здесь. Картины-то уже уехали. Они надеются получить их обратно? Не выйдет. Но я не об этом. Честно говоря, мы приехали в надежде, что вы скажете, кто вас нанял. Речь идет не о покупателе, а о местных жителях, которые вам платят и держат вас здесь.