Страница 5 из 86
– Ты сделаешь так, как я сказал, Чесса. Отвечай – что стало причиной вашей стычки?
– Она опять ударила малютку Ингрид.
– За что на этот раз?
– Ингрид слишком медленно расчесывала ее волосы. Сайра так сильно ударила ее кулаком по ребрам, что у бедняжки остался синяк.
– Я поговорю с Сайрой, – сказал Ситрик. – Но ты постарайся впредь не ссориться с ней, Чесса, хорошо?
– Конечно, отец. Ты хочешь, чтобы она родила тебе еще сыновей? Ты поэтому терпишь ее злобность? Он вздохнул:
– Ты еще слишком молода, Чесса.
– Мне восемнадцать лет. В этом возрасте большинство девушек уже замужем и имеют детей.
– Однако ты, Чесса, еще невинна и мало знаешь о том, какие отношения связывают мужа и жену. Сайра дает мне то, о чем ты и понятия не имеешь.
– Ты хочешь сказать, что она дает тебе свое тело, когда ты этого хочешь? Что ж, я знаю, что для Мужчин это важно. Но я видела ее голой, отец. Она родила четверых детей, и теперь грудь у нее вся в белых полосках и живот тоже. Правда, она не растолстела, но все равно…
– Белые полосы, остающиеся после беременности, – это мелочь, Чесса. Они появляются у всех женщин и не портят их красоту. Для мужчины важно другое, то, чего ты пока не можешь понять.
– Рагнор хотел научить меня, чтобы я поняла, но я ему этого не позволила.
– Он посмел дотронуться до тебя?!
Чесса невольно улыбнулась, услышав суровый тон, которым были произнесены эти слова. Утехи с женой – это одно, а честь дочери – совсем другое.
– Да, попытался, но я тут же его одернула. Вот тогда он и принялся врать, что будет любить меня даже после Страшного суда. Клянусь, именно так он и сказал. Я только молча уставилась на него, дивясь его глупости.
– Давай заключим договор, дочь моя: держись подальше от Сайры, а я постараюсь привить ей толику смирения и доброты.
– Желаю удачи, – сказала Чесса и удалилась. А Ситрик подумал, что вряд ли сумеет перевоспитать Сайру. Пожалуй, когда они останутся одни, она первым делом затащит его в постель, а там уж он позабудет все, вплоть до собственного имени.
Клив сразу понял, что этот человек намерен его убить. Он поманил незнакомца рукой и, чтобы раззадорить его, насмешливо сказал:
– Ну давай, малыш, иди ко мне. Посмотрим, кто кого убьет: ты меня или я тебя. Иди ко мне, ты, жалкий, слюнявый трус!
Обращение “малыш” никак не подходило к незнакомцу: он был намного выше Клива, здоровенный, как бык, с громадными кулаками. Он был ужасающе грязен, и от него исходило резкое зловоние.
Незнакомец бросился на Клива, вытянув мощные ручищи. Очевидно, он собирался прижать противника к своей груди и стиснуть так, чтобы тот задохнулся. Ну что ж, пусть считает его легкой добычей. Клив попятился, делая вид, что испугался.
Незнакомец, одетый в замызганную медвежью шкуру, захохотал:
– Что, перетрусил, ты, паршивый ублюдок?! Сейчас я подойду к тебе, как ты и просил, и раздавлю тебя, как клопа.
– Скажи, кто тебя послал?
– Я скажу тебе это, когда твой лживый язык вылезет наружу.
– Правда скажешь? А может быть, ты настолько глуп, что даже не запомнил имя своего хозяина?
Незнакомец издал вопль ярости.
Клив прикинул расстояние, отделявшее его от противника, и заставил себя полностью успокоиться, как его учили Меррик, Олег и другие викинги. Потом неуверенным жестом поднял руку и тут же бессильно ее уронил. Увидев это робкое движение, верзила в медвежьей шкуре рассмеялся и стал приближаться к Кливу, заставляя его отступить назад, в темный, зловонный переулок.
– Неужели ты все еще боишься, что я от тебя сбегу? – язвительно спросил Клив. – Скажи, кто желает моей смерти? Кто заплатил тебе за то, чтобы ты меня убил?
За спиной убийцы мелькнула тень.
– Не смей его трогать! – закричал женский голос.
– Проклятие, – прошептал Клив, узнав этот голос, и крикнул:
– Уйди отсюда, Чесса! Тебе здесь не место.
– Не уйду. Сейчас я займусь этим ублюдком. Эй ты, трус, оставь его в покое!
Клив вздохнул и поднял руку, прикрывая пальцами лезвие ножа.
– Так ты хочешь меня убить?! – крикнул он верзиле, который слегка повернул голову, услышав за спиной женский голос.
– Да, хочу! Сейчас ты умрешь! – заревел человек в медвежьей шкуре и ринулся к Кливу.
Клив хладнокровно метнул в него нож. Блеснув в тусклом лунном свете, стальной клинок впился в горло убийцы и пронзил его грязную шею насквозь.
В то же мгновение Клив услышал крик Чессы:
– Ну что, жалкая тварь, получил? Убирайся отсюда и оставь нас в покое.
Верзила изумленно уставился на Клива, затем открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но вместо слов из его рта хлынула струя крови. Он тяжело рухнул на землю лицом вниз, и только тут Клив увидел, что из его спины торчит рукоятка ножа.
Она пырнула его! Вонзила нож ему в спину!
– Ты не ранен, Клив?
Она бежала к нему, протягивая руки, будто желала дотронуться до него.
Но его слова заставили ее остановиться.
– Зачем ты здесь? Почему ты не во дворце?
– Как странно! У тебя сердитый голос. Я спасла тебе жизнь, а ты вместо того, чтобы поблагодарить меня, разозлился. Все вы, мужчины, – самодовольные, надутые болваны и ничтожества.
Чесса нагнулась, чтобы выдернуть свой нож из спины несостоявшегося убийцы, и увидела, что из его шеи торчит острие другого ножа. Она медленно выпрямилась, глядя на Клива широко раскрытыми глазами:
– Ты убил его!
– Да, убил, хотя мне и не хотелось этого делать. Сначала я хотел узнать, кто его нанял. Зачем ты вмешалась? В следующий раз не разыгрывай из себя победителя драконов, а занимайся своими собственными делами.
– Прости, что помешала тебе. Я думала, тебе нужна моя помощь. Я боялась, что он убьет тебя или ранит. Я не могла этого допустить.
– Почему? Ведь я всего-навсего дипломат, никогда ничего не говорящий прямо, а ты питаешь к таким людям отвращение. Когда я обедал с твоим отцом, ты так явно выражала свое недовольство мной, что все это заметили. За столом царила такая натянутая обстановка, что никому кусок в горло не лез. Даже слуги чувствовали это, и один из них чуть не уронил мне на колени тушеную капусту. А затем ты ляпнула такое, что все заспешили вон из-за стола. Зачем ты пришла сюда?
– Хотела поговорить с тобой. Я заметила, какие взгляды бросала на тебя за обедом моя мачеха: как на кусок сладкого миндального пирога, намазанного медом. Я сразу поняла, что после обеда она собирается потащить тебя в постель, поэтому я и сказала то, что сказала.
– Значит, ты сделала это, чтобы обед поскорее закончился и твоя мачеха не успела меня соблазнить? Она кивнула:
– Да, и не делай вид, что это тебя так уж удивляет. Уверяю тебя, я вовсе не хотела оскорбить тебя. Я просто сделала то, что сочла правильным.
– Ну разумеется. Ты всего-навсего заявила, что все дипломаты – шелудивые дворняжки, и если подойдешь к ним близко, то непременно подцепишь блох. Если бы такое сказал мужчина, это могло бы стоить ему жизни.
– Я выразилась не так. Я сказала, что на дипломате сидят блохи его хозяина и что эти блохи перескакивают на всех, кто подходит близко.
– Извини, что неточно повторил твои оскорбительные слова. У твоей мачехи и в мыслях не было соблазнять меня. Она разглядывала меня совсем по другой причине, причине, которая очевидна любому. Мой вид внушал ей только одно чувство – отвращение. Клянусь богами, принцесса, мне кажется, что твои глаза слепы.
– Это не я слепа, а ты. Моя мачеха смотрела на тебя с вожделением, потому что ты красив, а она обожает красивых мужчин. Ты совершенно не похож на ее мужа, моего отца. У него, как и у меня, черные волосы и смуглая кожа, а у тебя волосы золотые и красивое белое лицо. Моя мачеха очень любит глазеть на красивых мужчин, она их…
– Замолчи и оставь меня. Ты ошибаешься, принцесса Чесса, твоя неприязнь к мачехе ослепила тебя. Тебе здесь не место. Разве отец не говорил тебе, что девушке подобает заниматься шитьем и вышиванием, а не орудовать ножом?