Последний порог

— Для чего?

— Если бы любой из компонентов оказался ядовитым, власти обнаружили бы его и придумали бы противоядие. Яд в мясе сам по себе не представляет ничего — а газ активизирует его, делает смертельным.

— А как вы умудрились отравить мясо?

— Эдди… тот, который был на лестнице… он работал правительственным инспектором на этом заводе. И добавлял яд в чернила, которыми на тушах ставили клеймо… Министерства сельского хозяйства…

Значит, Смит был прав. Римо снова перенес внимание на стонавшего Чарли.

— Где Мэри?

— Отправилась с докладом к главному.

Чиун взглянул на Римо.

— А главный где?

— Отель “Шератон”, номер 1824.

— Надо же… Ничего не забыл?

— Нет, еще… Мэри потом поедет в аэропорт, чтобы с самолета распылять газ над городом…

Римо с отвращением убрал руки. Боль в теле Чарли стихала, но из обрубка правой вновь хлынула кровь.

— Идем, папочка, нам пора, — сказал Римо.

— Нет, сын мой, ты сам должен убить его.

Римо нетерпеливо обернулся к нему.

— Это почему же?

— Так сказано — ты нанесешь удар, который снимет с моего отца бремя позора.

— Ну скажи на милость, где это сказано?

— Ты делай, что тебе говорят, — досадливо покривился Чиун. — Отчего ты всегда, всегда со мной споришь?

Римо подошел к бьющемуся в судорогах телу Чарли.

— И долго еще это будет продолжаться? — устало спросил он. — Каждый раз, как мы получаем новое задание, выясняется, что здесь написано то, там написано это — а делать все должен я один. Нельзя нам просто уйти отсюда?

— Так сказано, — упорствовал Чиун. — Нанести удар должен сын сына опозоренного.

— Никогда ничего такого не читал, — заявил Римо. — Или это опять было написано мелким шрифтом, а, папочка?

— П… пожаЁ — захрипел на полу Чарли K°.

— Ну, раз так… — пожал плечами Римо. — Ладно.

Шагнув к Чарли, он одним ударом навеки прекратил его страдания.

Чиун низко поклонился.

— Я горжусь тобою, сын мой.

— Мной? — поразился Римо. — Гордишься мной? Мной, потомком белых людей, бледным огрызком поросячьего уха?

— Ну, горжусь — это, пожалуй, преувеличение, — закивал Чиун. — Терплю до сих пор — так, пожалуй, будет вернее. К тому же прошло уже много дней — а моя рукопись еще не появилась на телевидении. О самой важной из своих обязанностей ты забыл — как всегда.

Римо вздохнул.

— И кроме того… когда ты наносил удар, я видел — ты опять согнул локоть правой руки.

— О Боже, снова-здорово, — поморщился Римо. — Он ведь все-таки мертв, не правда ли, папочка?

— Смерть есть смерть, а ошибка — ошибкой, — сварливо возразил Чиун. — Почему, хотел бы я знать, ты снова согнул локоть?

— Объясню по дороге в аэропорт, — с этими словами Римо направился к выходу.

Глава тринадцатая

Погода в этот день была самая что ни на есть летная. Чистое небо, видимость — миль пятьдесят; на западе медленно остывало раскалившееся за день солнце.

Золотые лучи заката еще лишь тронули горизонт, когда мисс Мэри Брофман запросила по радио разрешение на взлет у диспетчерской службы аэропорта.

Доложив главному об успешном устранении двух агентов Дома Синанджу, она начала готовится к полету, несшему миллионам ее соотечественников Последний порог.

Она заполнила до отказа бак своего новенького, белого с оранжевым двухместного “Пайпер Кьюба”, которому сама дала кличку “Годжо” — в воздухе он чрезвычайно напоминал неизвестно по каким причинам полетевшую оранжевую крышу ресторана “Говард Джонсон”. Проверила закрылки, шасси, двигатель, особенно тщательно — моторчик от мотоцикла, приделанный к здоровенной защитного цвета канистре в хвостовой части.

Все было в полной готовности. К ночи миллионы мясоедов во всем Техасе протянут ноги. К утру паника начнется по всей стране. Улицы будут сплошь завалены трупами. Правительство… может, даже и не уцелеет; огромные концерны останутся без своих лидеров. Производство замрет. Фундамент, на котором десятилетия покоилась страна, треснет и начнет разваливаться.

Оставшиеся в живых будут беспомощно бродить по пустым городам. А у нее… до того, как объявят карантин во всем полушарии и утратит действие газ, до того, как первая из соседних стран предпримет первую военную экспедицию на умирающую державу — у нее будут бесценных несколько дней. За эти несколько дней она станет обладательницей несметных богатств. Сокровищ, каких еще никто никогда не видел.

А потом пересядет в другой самолет — и направится к берегам другой страны, где обладание секретом неизвестного яда из двух частей даст ей самое главное — высокий пост и безграничную власть над ближним.

А этот старый дурак доверил секрет отравы своим “последователям”. К утру он сам умрет — уж она позаботится об этом. И тогда не будет никого и ничего между ней и ее заветной целью. Неплохо для никому не известной девчонки со Стейтен-Айленда. Да разве она сама бы поверила, если бы пять лет назад кто-нибудь сказал ей, к чему приведет ее случайная беседа с незнакомым китайцем в публичной библиотеке, где она писала работу по китайской истории?

А вот, однако же… Всего несколько минут отделяют ее от полной, абсолютной свободы.

— “Пайпер Кьюб” Зет-112, ваша полоса — номер три. Счастливого пути. Конец связи.

— Спасибо. Готова к взлету с полосы три. Всего хорошего. Конец связи.

Мэри запустила мотор. Мощный фольксвагеновский двигатель в брюхе самолета плюнул, кашлянул и наконец пробудился. Она почувствовала, как завибрировала рукоятка управления между ее ног; это ощущение всегда наполняло ее почти эротическим возбуждением. Пропеллер погнал колеблющиеся волны по траве; позади взметнулось и росло облако пыли.

Старый, почти слепой китаец в библиотеке — и богатая девица, которой просто нужно было получить ответы на пару вопросов для выпускной работы — до окончания школы оставалось два месяца. Но между отчаявшимся стариком и скучающей девицей установилась странная связь. Впереди замаячило захватывающее приключение на грани жизни и смерти. А результат — вот он. Умопомрачительная возможность одной держать в руках судьбу огромной страны, спрятанную в зеленой канистре с мотоциклетным мотором.

Бело-оранжевый самолет вздрогнул и тронулся. Мэри двинула рукоятку от себя, выруливая по асфальту поля к полосе номер три.

Спускались сумерки, и ей пришлось включить красно-белые бортовые огни, чтобы на нее не напоролся по случайности какой-нибудь садящийся лайнер. Огни полосы мигали неподалеку; над полем вспыхнули прожектора.

Мэри развернула самолет носом к полосе, чтобы набрать скорость для взлета. И вдруг увидела, как на краю поля, попав на секунду в яркие лучи прожекторов, перемахнула через забор человеческая фигура.

Мэри двинула “Пайпер” вперед, не отрывая взгляда от темного силуэта, который явно двигался в ее направлении. Самолет набирал скорость; протянув руку, она включила микрофон.

— “Кьюб” Зет-112 вызывает диспетчера. Человек на поле. Повторяю, на поле человек. Конец связи.

Несколько секунд связь молчала, затем внезапно ожил маленький динамик над головой:

— Зет-112, говорит диспетчер. Где человек? Повторяю, где человек? Конец связи.

Самолет Мэри ровно бежал по полю. Повернувшись и окинув взглядом поле, она уже явственно увидела человеческий силуэт, бежавший через седьмую полосу.

— Диспетчер, вызывает Зет-112. Человек пересекает полосу семь. Повторяю — полосу семь. Конец связи.

Достигнув конца рулежки, Мэри поворачивала для захода на третью полосу.

— Зет-112 вызывает диспетчерскую, — голос, раздавшийся в наушниках, показался диспетчеру напряженным. — Он здесь! Я его вижу. Только что пересек полосу шесть. Конец связи.

Посмотрев налево, Мэри увидела, что человек приближается к ней наискосок по полю, словно норовя отрезать ее от полосы. В поднятой правой руке бегущий держал странный предмет, с которого что-то капало.

— Зет-112, вызывает диспетчер. Я все еще не вижу никого на поле — совсем никого. Вы не пили перед вылетом? Повторяю, не пили перед вылетом? Конец связи.