Последний порог

— А что значит “вычислять”? — спросил Чиун.

— Что значит “вычислять”? — спросил Римо.

— Считать при помощи математических методов, — пояснил Смит.

— Считать при помощи математических методов, — кивнул Римо.

— А что такое “считать”? — снова спросил Чиун.

— Что такое “считать”? — переспросил в трубку Римо.

— Оценивать при помощи упражнений или практического суждения. Это что, так важно для вас?

— Никоим образом, — заверил Римо. — Значит, оценивать при помощи упражнений или практического… Смитти, что там было в конце?

— Суждения, — процедил Смит.

— Суждения, — передал Римо.

— А что это значит? — спросил Чиун.

— Да, действительно, что все это значит? — спросил в трубку Римо.

— Римо, скажите Чиуну, что компьютер — это машина, которая думает… и если ему такая понадобится, я попытаюсь это организовать… а теперь докладывайте.

— Чиун, — оторвался от трубки Римо, — Это машина, которую включаешь в сеть — и она начинает думать.

— Ага, — закивал Чиун. — Я так и предполагал. Воистину мудрости нет предела. Вы делаете машины, чтобы они за вас думали, потому что сами уже не можете это делать. А кто строит эти машины, которые думают? Корейцы?

— Прощу прощения, Смитти, одну секунду, — извинился Римо в трубку. — Нет, мы сами и строим, — обернулся он к Чиуну.

— Вы, утратившие способность думать, строите машины, которые думают? Как же вы делаете это?

— Еще секунду, Смитти, — снова извинился Римо.

— Может быть, вы перезвоните? — донесся до него усталый голос Смита.

— Да нет, не стоит, — ответил Римо. — Просто не кладите трубку.

Когда Римо положил трубку на кровать, из нее послышался скрежет, словно кто-то пытался откусить кусок грифельной доски.

— Эти машины… программируют при помощи логики, — объяснял Римо Чиуну. — То есть она заложена в них.

— Ребенок может обучиться тому, чему его не учат, — произнес Чиун. — Он учится у моря, у небес, у земли. Кусок железа не может этого сделать.

— Может, еще как, — возразил Римо, не отрывая взгляд от лежавшей на кровати трубки. — Они уже сейчас осуществляют большую часть вспомогательных, — это слово он выделил, — несложных, — это слово он выделил тоже, — логических операций по всей стране.

— Ребенок научится распознавать ложь, — гнул свое Чиун. — Он вырастет и поймет, где правда. Кусок железа этого никогда не сделает.

— Тебе лучше просто привыкнуть к этой мысли, Чиун. В конце концов, все мы трудимся на один громадный компьютер.

— Я рад, что мы работаем именно в этой стране, — закивал Чиун. — Потому что через несколько лет этот народ полностью утратит способность двигаться.

Повернувшись, Чиун придвинул к себе пергамент и принялся вписывать в него пассаж о том, чему может и не может научиться ребенок.

Римо поднял с кровати трубку.

— Алло, Смитти… алло?

В трубке раздались гудки.

Римо снова набрал код; на этот раз пришлось ждать чуть дольше.

— Закончили? — осведомился Смит.

— Разумеется, — заверил Римо.

— Доклад, — потребовал Смит.

— Вы сегодня дьявольски доброжелательны, — заметил Римо.

— Вы не находите, что на сегодня уже достаточно пошутили со мной? — устало спросил Смит.

— Этим никогда нельзя насладиться полностью, — ответствовал Римо. Смит вздохнул.

— Да, думаю, если вы когда-нибудь вдруг заговорите со мной человеческим языком, это обеспокоит меня больше. Докладывайте.

— Нужно было дать мне разрабатывать дальше версию с прививками, Смитти. А здесь я зашел в тупик.

— Почему?

— После Энгуса я вышел на некоего Питера Мэтью О’Доннела. О’Доннел — через два “н”. Который закончил существование так же, как мистер и миссис Энгус. Энгус — через одно “с”.

— Об этом я уже слышал. Дальше.

— О’Доннел вывел нас на Техасца Солли Вейнстайна. И тут-то след оборвался.

— Он тоже убит?

— Пока нет.

— Он исчез?

— Нет пока что.

— А заставить его заговорить вы не можете? — в голосе Смита послышались недоверчивые нотки.

— Нет. То есть да. Говорить я его заставил.

— Тогда в чем проблема?

— В том, что он абсолютно ничего не знает. Пойди туда — не знаю куда…

— Дальше.

— Техасец Солли завязан в сотне разных дел — по самые уши. Закладывает ЦРУ мафии. Стучит на мафию в ЦРУ. Сдает полицейским фэбээровцев — ну, и наоборот, конечно. Собирает информацию для Министерства здравоохранения, иммиграционной службы, управления интеграции. Ну и против них, разумеется. Парень развил такую активность, что кое-кого в Техасе уже тошнит — и половина свободного мира знает об этом. И эти парни, которые травят и сдирают шкуры с людей — для него всего лишь еще один номер в записной книжке и счет, по которому уйдут очередные пять штук зеленых. Вот так.

— Вы уверены?

— Что значит “вы уверены”? Конечно, уверен. Хотите — сами спросите у него. Позвоните в справочную Хьюстона и узнайте телефон первой муниципальной больницы. Он, правда, вряд ли может сейчас говорить, но можно попросить его написать — а сестра вам потом прочитает.

— Я никогда не сомневался в ваших методах, Римо. И понимаю вас. Нас, кстати, он тоже снабжал информацией.

— То есть КЮРЕ? Ах, это, должно быть, вас он именовал старым жмотом.

— Мы платили ему двести долларов за доклад, — сообщил Смит.

— Вы настоящий старый жмот, Смитти.

— Ваше мнение можете оставить при себе. Ну, ладно. У меня есть для вас новости.

— Например? — полюбопытствовал Римо.

— Ученые, работающие над вакциной, сообщают, что даже без прививок яд через некоторое время теряет активность.

— Это как?

— То есть в самом лучшем случае мы можем утверждать, что он становится абсолютно безвредным. Видно, тем, кто вводил его в это мясо, пришлось слишком долго ждать. Момент был упущен.

— То есть, значит… с этим все? Я правильно понял вас? — спросил Римо.

— Нет. Есть еще люди, которые развешивают на деревьях трупы с содранной кожей и по-прежнему желают отравить всю страну. Вот ими нам придется заняться.

— Опять работа, — проворчал Римо. — Никак вы без нее не можете.

На кухне отеля “Хилтон” сутулый человек с желтовато-бледным лицом, переминаясь с ноги на ногу перед раскаленной плитой, жарил утку.

Утку эту, только недавно убитую, уже выпотрошили, ощипали и сейчас тщательным образом готовили — потому что заказчиком снова оказался маленький придирчивый азиат из номера на двенадцатом этаже.

Этот сын Востока уже неделю отсылал обратно все приготовленные для него блюда — потому что приготовлены они были, по его разумению, неправильно. И нынешним вечером шеф-повар уже чуть ли не на коленях умолял помощника приготовить все как надо, для чего прислал ему на подмогу нового младшего повара.

Повар этот, мужчина лет тридцати, вышедший на свою новую работу как раз в этот самый день, — по истечении которого никто из персонала “Хилтона” его почему-то больше не видел — опалил утку, разрезал ее на порции, а затем извлек из кармана небольшой резиновый штамп и тонкую, запечатанную воском пластинку. На восковых печатях стояла странная эмблема — клыкастая драконья голова.

Новый младший повар сломал печать и пометил каждый из нарезанных кусков утки бледно-голубой эмблемой Сельскохозяйственного министерства Соединенных Штатов Америки — после приготовления они бесследно исчезли.

— Прекрасные новости, Смитти. И что это нам дает?

— Предлагаю вам снова начать с семьи Энгус. Вы же понимаете, их убили не просто так. Я как раз занимаюсь последним сообщением Винсента. А вы порасспрашивайте еще его дочь, Викторию.

Смит дал отбой.

Римо медленно опустил на рычаг трубку. А где, кстати, эта самая Виктория?

— Чиун, ты не видел Вики?

Чиун с закрытыми глазами сидел на соломенной циновке посреди комнаты.

— Она у себя в комнате, — ответил он. — Замышляет, как расправиться с нами.