Герцог

— Очень вкусно, мои комплименты кухарке и овце, — сказал герцог, покашливая от перца.

Брэнди обрадовалась, видя, как разочарован Перси. Он никогда не отличался способностью скрывать свои чувства. Персиваль заткнулся и выглядел совершенно ошарашенным. На секунду Брэнди даже стало жалко его — кузен все-таки.

Ян посмотрел, как все вокруг едят. Леди Аделла, его бабушка, уплетала хаггис за обе щеки, будто ее не кормили целый месяц. «Ей, наверное, уже далеко за семьдесят», — подумал герцог, стараясь вспомнить, как выглядела его бабушка, сестра леди Аделлы. Но в голову приходила лишь софа, на которой пожилая женщина проводила большую часть времени. Конечно, у нее не было такого железного характера, как у леди Аделлы. Старушка приняла его довольно радушно, но все время пыталась стравить с Бертраном или Перси.

Он посмотрел на Клода, который сидел слева от леди Аделлы и шумно пережевывал свой хаггис. Этого человека представили как племянника, а Бертрана, его сына, как внучатого племянника. Почему ни один из этих мужчин не унаследовал графство? Герцог не любил загадок и решил разобраться с ними завтра.

Он посмотрел на Констанцию, такую хорошенькую, всеми способами пытавшуюся обратить на себя внимание. С трудом верилось, что три девочки были сестрами. Брэнди — блондинка с жиденькими волосиками, а Констанция — черноволоса и слегка кудрява. На Брэнди была накидка и бесформенное платье, тогда как на Констанции — платье с глубоким вырезом, оставляющее полуоткрытым пышненький бюст. Рыжеволосая Фиона не была похожа ни на одну из сестер. Еще раз взглянув на компанию вокруг леди Аделлы, герцог понял, что никогда не видел таких не похожих друг на друга родственников.

Леди Аделла встретилась с ним глазами.

— Ваша светлость, после хаггиса принесут трюфели.

— Трюфели, — улыбнулся Ян, — с удовольствием съем тарелочку-другую.

— У нас их готовят немного по-другому, чем у вас в Англии, — сказал Клод и закашлялся, словно кто-то резко ударил его в грудь. Леди Аделла говорила, что старик страдает подагрой.

— Надеюсь, их не варят в желудке овцы? — спросил Ян у Брэнди.

— Никаких овец, — ответила та, радуясь, как мелкий воришка, которому удалось украсть серебряную тарелку.

Отведав трюфели, его светлость понял, о чем толковал ему Клод. Шерри оказалось кислятиной, а кекс непропеченным. Хорошие манеры обязывали герцога прикончить внушительную порцию еды, которую положила ему на тарелку Мораг. Обильно запивая кушанья вином, Ян продолжал есть, поглядывая на леди Аделлу. В Англии он привык, что после ужина женщины дают мужчинам посекретничать за портвейном.

— Мы будем пить портвейн здесь, — сразу же произнесла старуха, будто бы читая его мысли. Затем Ян поднялся с места одновременно с другими присутствующими мужчинами.

Проходя мимо Брэнди, герцог услышал, как она прошептала:

— Сэр, вы ведете себя весьма тактично, я была не права относительно вашего воспитания. Вы благородны и воспитаны, ведь кекс был такой отвратительный, но вы мужественно его доели.

И она рассмеялась, прикрывшись рукавом. Герцог был очарован.

— Ничего особенного я не сделал, просто одиннадцать раз откусил и проглотил. — Понизив голос, он добавил: — Надеюсь, она больше не будет называть несчастного Краббс болваном?

Брэнди закусила нижнюю губку.

— Вы еще не слышали, как бабушка по-настоящему окликает его. Сейчас вы здесь, поэтому она еще держится в рамках приличия.

И обеспокоено продолжила:

— Опасайтесь Перси. Он очень резок и, конечно же, ему обидно, что вы, англичанин, теперь будете здесь хозяином.

Всевидящий глаз леди Аделлы заставил герцога не задавать больше вопросов.

— Брэнди, Констанция! Вы что, хотите, чтобы герцог думал о нас как о дикарях. Его светлость желает развлечься, не так ли?

На самом деле его светлость желал как можно скорее забраться в постель и заснуть.

— Вы увидите, наши девочки не хуже ваших светских английских дам. Констанция, ты как младшая первой будешь выступать.

Несмотря на то, что Констанция очень мило выглядела, сидя за фортепьяно, однако слабый, дрожащий голосок, пытающийся петь старинную французскую балладу, явно оставлял желать лучшего. Герцог заставил себя захлопать в ладоши, когда девушка, наконец, кончила пищать, поднялась из-за фортепьяно и сделала неуклюжий реверанс.

— Ты все еще поешь, словно старая деревянная рассохшаяся труба, девочка моя, — сказала леди Аделла. — Вспомни, как я тебя учила? Позже я сама спою. И увидишь, как надо петь. Ты неплохо выглядишь, но не смей портить слух его светлости.

Герцог соврал, ни минуты не колеблясь:

— Мне очень понравилось, как вы поете, Констанция, хотелось бы послушать еще.

Понурый вид мигом исчез с лица девочки, и она снова пустила в ход одну из своих женских улыбок. Глаза ее были обращены к Перси, но тот смотрел на Брэнди.

— Герцог добр, дитя мое. А теперь тебе пора спать. Скажи всем спокойной ночи и уступи место Брэнди.

Констанция поняла, что ждать ей здесь больше нечего, и удалилась из гостиной, напоследок еще раз сделав реверанс.

— Бабушка, — сказала Брэнди, — уже поздно, герцог, наверное, устал и хочет спать. Может быть, не будем утомлять его…

Но костлявый палец леди Аделлы властно указал ей на фортепьяно.

— С удовольствием послушаю вас, — сказал Ян, и ему захотелось домой, где он может делать все, что вздумается.

— Я буду переворачивать страницы, — предложил Перси и придвинулся поближе к Брэнди.

Та быстро отодвинулась и сказала:

— Не утруждай себя, Перси, мне не нужны ноты.

— Тогда я просто постою рядом, чтобы лучше слышать.

Брэнди скрестила руки на груди, когда Перси похотливо посмотрел на нее. Затем он отошел от фортепьяно и уселся рядом с леди Аделлой.

Ян с интересом наблюдал за этими странными играми. Он услышал, как леди Аделла прошипела на ухо Перси:

— Я сказала тебе, чтобы ты оставил ребенка в покое. Она не понимает, чего ты от нее хочешь.

«Конечно, не понимает», — подумал герцог. Он не успел услышать, что ответил Персиваль бабушке, потому что Брэнди коснулась пальцами клавиш. Зазвучал аккорд, и негромкий грудной голос запел:

Моя любовь, как роза,

Расцветшая по весне,

Моя любовь, как песенка,

Спетая ветром мне.

Пока не высохнет море, любимая,

Пока песком не станут камни,

Я буду любить тебя, любимая,

Пока еще память верна мне.

И если ты позовешь меня,

Лишь только окликнешь негромко,

Я сразу приду, любовь моя,

Как бы я ни был далеко.

Герцог заворожено вслушивался в последние слова, которые в сочетании с минорным аккордом сделали песню еще более красивой. Жаль, что он не все понял — девушка пела с легким шотландским акцентом.

Леди Аделла кашлянула. Наверное, это должно было означать полный восторг. Ян спросил:

— Какая прекрасная баллада. А кто же автор?

Брэнди повернулась на стуле.

— Роберт Берне, Рэбби Берне, как мы его называем. Он умер четыре года назад совсем недалеко отсюда, в Думфриях.

— Не забудь, дорогая, — заметил Перси с издевкой, за которую герцогу хотелось дать ему по физиономии, — что твой любимый Рэбби был не дурак выпить и приударить за юбками.

Леди Аделла сказала, не поворачивая к внуку головы:

— Мне бы хотелось, чтобы Рэбби родился лет на сорок раньше, тогда еще можно было бы с ним поиграть. А тебя, Перси, я прошу заткнуться раз и навсегда. Ты ни черта не знаешь про Рэбби.

Перси не на шутку рассердился. Видимо, старуха сильно задела его самолюбие.

Ян увидел, что Брэнди поднялась из-за пианино.

— Бабушка, если не возражаете, я пойду спать.

Леди Аделла, видимо, была поглощена спором с Перси и поэтому просто махнула рукой. Девушка быстро вышла. «Как бабушка могла так грубо разговаривать в присутствии герцога?» — думала Брэнди. Ян медленно поднялся с места.