Дикая звезда

Брент слушал Байрони, продолжавшую говорить по-прежнему тихо и спокойно:

— Я знаю, что ты меня не любишь, Брент. Знаю также и то, что ты не веришь женщинам и хочешь быть свободным. Я не жалею о том, что забеременела, правда. Если ты не хочешь ребенка, он, или она, будет моим. Я уеду. Решать тебе.

— Звучит самоотверженно! — услышал Брент собственный голос, холодный и прозвучавший словно откуда-то издалека. — Но я знаю, Байрони, что женщины эгоистичны. Если я чему и научился в жизни, так это тому, что женщины берут от мужчин все, что хотят или могут от них получить. Однако я твой муж.

Ты по закону принадлежишь мне. И никуда не увезешь от меня моего ребенка.

Байрони смотрела на мужа глазами, полными горечи.

— А когда я пополнею, стану неповоротливой и неспособной удовлетворять твои желания, я буду осуждена на то, чтобы видеть, как ты уходишь к другим. Пожалуй, ты прав, Брент. Я эгоистична. Я больше не позволю так мучить себя. Я очень устала. Не мог бы ты теперь оставить меня одну?

Брента охватили противоречивые чувства. Он не произнес больше ни слова, кивнул Байрони и вышел из спальни.

Погружаясь в прохладную ванну, Байрони приняла решение.

У Брента не выходили из головы ее лицо и сказанные ею слова. Не хотеть своего собственного ребенка!

Но что ей оставалось думать? Он без конца дразнил ее, то приближал, то отстранял. «Все. Довольно. Ты дурак, — сказал он себе. Он вспомнил о кнуте и усмехнулся. — Ну что ж, дорогая жена, ты наконец привлекла мое внимание».

Он вошел в их спальню в тот вечер рано, еще до ужина. И остановился как вкопанный.

Байрони упаковывала вещи.

— Что это ты делаешь? — спросил Брент.

— Упаковываю свои вещи, — спокойно ответила Байрони, не поворачиваясь к Бренту.

— Могу я узнать, зачем?

Байрони вздохнула. Она не хотела на него смотреть, это слишком ранило ее.

— Я уезжаю, Брент. Не могу больше жить, окруженная твоим недоверием и цинизмом. До переезда сюда я думала, что ты действительно стал заботиться обо мне. Но все изменилось, едва ты оказался в обстановке, напомнившей тебе о мальчишеских проказах, о собственном предательстве. Если ты сам не можешь справиться с этим, то что ожидать от меня?! — Она ждала, распрямив спину.

— Нет, Байрони, никуда ты не уедешь. Ты принадлежишь мне. Мой ребенок принадлежит мне. Послушай, мы принадлежим друг другу, и ты знаешь это.

— Нет, Брент, ты послушай. Ребенок должен расти с любящими родителями. Это я хорошо поняла на собственном опыте. Из-за того, что мой отец таков, каков он есть, меня отправили в Бостон, на воспитание к тете. Но мой ребенок будет знать по крайней мере материнскую любовь.

Брент глубоко вздохнул, понимая, насколько серьезна была Байрони.

— У тебя нет денег, — проговорил он.

— Я думаю, что смогу получить что-то от дорогой Лорел. Она была бы рада даже продать свои драгоценности, чтобы только избавиться от меня. — Байрони перевела дыхание, не глядя на Брента. — После рождения ребенка я найду работу. Я молода и здорова.

Все будет прекрасно, — повторила она.

Брент выругался. Байрони отвернулась и принялась складывать юбку.

Брент подошел к ней, крепко обхватил ее за плечи и привлек спиной к себе.

— Пожалуйста, послушай, Байрони. Я хочу тебя.

Хочу нашего ребенка. Хочу, чтобы мы были вместе.

Брент почувствовал, как она затрепетала под его ладонями.

— Я тебе не верю, — пролепетала она.

— А ты поверишь, если я скажу, что люблю тебя?

Люблю, вероятно, с той самой минуты, как увидел впервые, с испачканным мукой лицом?

Байрони молчала. Брент вздохнул.

— Я должен многое изменить, любовь моя.

Между нами было так много всего такого, чего не должно было бы быть. И ты, разумеется, права. Возвращение сюда было ошибкой, и я вел себя как осел.

Все, что ты сказала, чистая правда. Простить это трудно, но я действительно люблю тебя, Байрони.

Брент осторожно повернул ее лицом к себе и посмотрел в глаза. В них блестели слезы.

— Я люблю тебя! — с восторгом повторял Брент. — Я говорил эти слова и раньше, — продолжал он, словно разговаривая сам с собой. — Женщины, которых я знал, ждали их от меня, но то были лишь слова. Я прошу тебя попытаться простить меня. Ты останешься со мной? Ты можешь даже сохранить свой кнут на случай, если я оступлюсь.

У Байрони мелькнула мысль о том, что если бы ее отец сказал такое матери, но она тут же отбросила ее.

Брент совсем не похож на ее отца.

— Зачем? — тихо спросила она. — Ты высоко ценишь свою свободу, Брент. И если это твой образ жизни, если ты хочешь чувствовать себя свободным, я не хочу, чтобы ты менялся, чтобы чувствовал себя несчастным.

Брент рассмеялся в ответ.

— Я был несчастным, сколько себя помню. Мне всегда чего-то не хватало. Этим «чем-то» были, несомненно, ты и те чувства, которые заполняют каждую клетку моего существа. Ты — моя радость, Байрони.

Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.

Байрони пристально всматривалась в его лицо.

Впервые с того времени, как его встретила, она увидела в его глазах неуверенность. Она не ставила под вопрос ни свои чувства, ни то, что могла бы ему сказать.

«Такова любовь», — подумала Байрони.

— Хорошо, — проговорила она.

Тревога и настороженность в глазах Брента исчезли, и он обнял ее с такой силой, что ей стало больно.

Она уткнулась лицом в его плечо.

— Я люблю тебя, — говорил он, прижав лицо к ее виску. У него с души словно свалился камень. Его залила волна тепла и охватило чувство покоя и умиротворенности.

Несколькими минутами позднее Байрони чуть не сказала ему, что не могла представить себе мужчину, который мог бы так молниеносно раздеть женщину, но ничего не сказала. Слишком велик был охвативший ее восторг, слишком настойчиво вспыхнувшее чувство.

Когда Брент лег в постель рядом с нею, Байрони подняла руку и нежно провела кончиками пальцев по его подбородку.

— Ты самый красивый, Брент, — Судя по тому как ты выглядишь, вовсе не скажешь, что в твоем животике сидит ребенок.

Байрони тихо рассмеялась.

— Скоро я стану толстой…

Сильные пальцы Брента ласкали ее грудь.

— Не больно?

Она покачала головой, не отрывая глаз от его лица.

Брент как зачарованный смотрел на ее тело, останавливая взгляд то на плоском животе, то на восхитительных завитках волос между бедрами. Глубоко вздохнув, он осторожно положил на живот Байрони ладонь.

— Роди мне девочку, Байрони, такую же щедрую, добрую и великодушную, как ты.

— А я думаю о мальчике, о сорви-голове, от проказ которого ты поседеешь.

Выражение глаз Брента изменилось, а она набрала в легкие воздуха и прошептала:

— Знаешь, что? Ради тебя я сделаю все, что угодно, Брент.

— Неужели правда? Впрочем, это легко обещать, жена.

Байрони рассмеялась, легко ударив его по плечу. Он долго, с упоением, целовал Байрони, а потом, оторвавшись от нее, нежно раздвинул ей ноги и сел между ними.

— Нет, — сказал он, заметив, как Байрони чуть напряглась. — Я просто хочу посмотреть на тебя.

Пусть это тебя не смущает, не стесняйся. Ты же моя, в конце концов.

Она закрыла глаза, ощутив приступ пронизывающего желания, когда его пальцы стали легко поглаживать, ощупывать, ласкать. Потом Брент прикоснулся к ней губами, и ей показалось, что она взорвется от наслаждения.

«Он так хорошо знает мое тело», — подумала она, когда Брент приподнял ее за бедра, погрузился в нее.

Байрони тихо стонала, неистово обнимая его. Его кожа была теплой, чуть скользкой от их пота. Брент прижался к ее губам, и она услышала его хриплые стоны.

«Мы как два ребенка», — чуть позже решила Байрони, когда они с Брентом, взявшись за руки и беспричинно смеясь, спускались по лестнице.

— Боже мой! — проговорил Брент, останавливаясь в дверях столовой. — Не надо было нас ждать.

— Мы не знали, что вы так задержитесь, — заметила Лорел, вглядываясь в их лица. — В конце концов, у Байрони так много забот…