Кумир

— Да. Уверен, досье понадобилось тебе потому, что ты хотел найти компрометирующие его данные. Чтобы с помощью шантажа перекрыть ему путь к президентству.

Бендер посмотрел на кончик своей сигары, затем подул на него, увидев, что огонек почти потух.

— Шантаж — слишком сильно сказано.

— А как ты это назовешь?

— Быть в боевой готовности.

Президент покачал головой.

— Пойми, он нужен нам для списка. Но только в качестве вице-президента! Вот я и хочу обезопасить нас на случай, если он вздумает жадничать.

— Садись, Лу,— сказал президент. И когда тот сел, продолжал: — Я прошу тебя прекратить это.

— Что именно?

— То, что ты затеваешь против Фэллона.

— И что же, прикажешь уступить ему и дать возможность быть выдвинутым в президенты?!

— Мы ничего не даем Терри Фэллону. Но у нас и без того неприятности. А все, что ты делаешь, может их только усугубить.

— Какие, собственно, неприятности?

— Предстоящее расследование.

— Сэм, мы имеем сведения об убийце. След к нему. И думаю, нам удастся его поймать в течение ближайших суток.

Впервые во время разговора президент обернулся к своему собеседнику.

— Это правда?

— Стопроцентная.

Бейкер откинулся на спинку кресла.

— Значит, ты уверен?

— Целиком и полностью. Если мы схватим убийцу, то Истмен окажется круглым идиотом. А расследование конгресса завянет на корню.

— Что там с этим сотрудником секретной службы?

— Это так, для отвода глаз. Истменовские игры.

— Какого сорта?

— Не знаю. Но обязательно выясню.

Сэм Бейкер внимательно посмотрел на маленького седого человека, сидевшего рядом с ним. Уже давным-давно он привык во всем полагаться на его суждения, так что сейчас ему требовалось немало усилий, чтобы усомниться в них. Тем не менее он нашел в себе силы повторить еще раз:

— Перестань возиться с Фэллоном.

— Сейчас не могу. Я близок к очень важным выводам.

— Выводам? Каким?

— Не знаю. Но чувствую, что это будет кое-что. Хотя пока не могу сказать ничего более определенного.

— Не подставляй нас без нужды, слышишь?

— Мне нужно президентское помилование для Везерби.

Бейкер непонимающим взглядом уставился на Бендера.

— Я с ним виделся, Сэм. У него есть информация, которая наверняка нам поможет. Но мы должны уплатить его цену.

— Нет.

— Тогда сократи остающийся срок. Срежь год. Какая, в сущности, разница?

— Нет.

— Черт возьми! Нам надо надеть на Фэллона ошейник. А то этот сукин сын может устроить на съезде такое…

— Лу, ты знал, что ЦРУ хочет заразить Мартинеса?

— Кто это тебе сказал? — холодно спросил Бендер, сверля президента взглядом своих горящих глаз.

— Отвечай на мой вопрос.

— Конечно, я отвечу.— Лу наклонился совсем близко к Сэму Бейкеру и перешел на шепот:— А какая, скажи, разница… если тебя не выдвинут в президенты?

Бейкер склонил голову и, закрыв глаза, начал потирать переносицу.

— Лу, ради бога, умоляю…

— Все сейчас висит на тоненькой ниточке, Сэм,— произнес Бендер задумчиво и, не повышая голоса, спросил: — Неужели ты хочешь войти в историю как человек, потерявший для Запада всю Латинскую Америку?

— Нет,— ответил президент у него за спиной.— Но я не хочу также, чтобы меня помнили как человека, поправшего Конституцию.

Бендер обернулся и в упор посмотрел на президента.

— Прекрати, Лу. Сейчас же. Оставь Фэллона в покое.

Бендер сунул руки в карманы брюк и начал внимательно разглядывать свои начищенные до блеска ботинки.

— Дело хозяйское,— буркнул он.

13.35.

Все утро Росс думал о Салли Крэйн. Растянувшись в шезлонге у себя на террасе в своих синих плавках, он неотрывно следил за занавеской, прикрывавшей стеклянную раздвижную дверь из ее комнаты, и ждал, пока Салли наконец соизволит появиться. Но за все утро занавеска так ни разу и не шевельнулась, оставалась плотно задернутой.

Да, по его вине она влипла в историю. Это уж как пить дать. Она соучастница преступления. Дойди дело до суда, Салли получит, правда, всего лет пять условно, согласившись выступить в качестве свидетеля обвинения. Но все равно ее политическая карьера закончится. Да и вернуться к серьезной журналистике тоже станет невозможно.

Учитывая, что они с Манкузо официально занимаются расследованием дела Мартинеса, едва ли им грозит тюрьма. Манкузо, правда, скорей всего, лишится своей пенсии, а ему, Россу, придется искать себе другую работу. Интересно, думал он, лежа на террасе, разрешат ему частную юридическую практику или нет? Только теперь ему пришло в голову: если запретят, то ему, в сущности, придется начинать с нуля.

Впрочем, до такой возможности еще очень далеко. И вряд ли имеет смысл предаваться сейчас мрачным мыслям. Ясно одно: всем им надлежит хранить полное молчание. Салли, Манкузо и ему. Если один из них расколется и отдаст остальных на заклание, то он, может, и сумеет избежать уголовного наказания. Но не скандальной известности.

В общем-то у него самого были наилучшие шансы на выживание. Ему всего двадцать семь, это его первое оперативное задание, так что отсутствие опыта может служить смягчающим вину обстоятельством. К тому же обыск в номере предложил ведь не он. Скорей всего, он отделается служебным выговором и отстранением от работы на три месяца без сохранения содержания, если сам явится с повинной. Возможно, это следует сделать не ему, а Манкузо. И не потому, что у того в Бюро так уж много друзей, которые постараются замять дело. Просто, если первым во всем признается Росс, он-то знает, какими глазами станут смотреть на него остальные сотрудники. Он будет парией, отверженным. С ним в паре не согласится больше работать никто. Никто не захочет даже разговаривать с ним. Да, он сохранит свою должность, но с мыслью о карьере придется распроститься навсегда. Представить все это было проще простого. Так что им всем оставалось одно: держаться вместе — и молчать. Никому из них это не дается легко. Хуже всего было, что Росс страстно желал Салли. И в то же время он прекрасно понимал, что, скорей всего, шансов у него теперь никаких.

К тому времени, когда Салли сама постучала в дверь его номера, Росс, похоже, задремал. Решив, что это горничная, он приподнялся на локте и крикнул:

— А вы не заглянете через полчасика?

— Дэйв?

— Салли?

Он рывком вскочил с шезлонга, подбежал к двери и распахнул ее.

— Извините,— пробормотал он в смущении.

Волосы у нее уложены в пучок, грудь стянута золотистым лифчиком купальника, который выразительно обрисовывал ее формы. Шорты цвета хаки довершали ее пляжный костюм. Она выглядела юной, словно девочка, и вся так и сияла.

— Господи, вы только поглядите на него!

Росс, однако, во все глаза глядел не на себя, а на Салли и ничего не мог понять.

— На меня? А в чем дело?

— Да вы красный как рак! — Салли притронулась к его руке.— Что это вы делали?

— Валялся на солнце.

Он взглянул на свою руку: белые вмятинки от ее пальцев снова обретали темно-розовый цвет загара.

— Наверняка будет болеть ночью. Хорошо бы смазать кремом.

— А как ваше самочувствие? Сегодня получше?

— Да, гораздо.

— Нс бойтесь, все образуется.

— Хочется верить. Но, может, не будем об этом? — попросила она, и в ее глазах отразилась боль.— Пошли лучше прогуляемся. Я совсем очумела.

Росс взял рубашку, надел спортивные туфли и захлопнул дверь, не забыв захватить с собой ключ от номера. Когда они спустились на лифте, он снова приметил в углу фойе мужчину средних лет, на сей раз читавшего, правда, не газету, а книжку карманного формата. Он как бы между прочим проводил их ничего не выражавшим взглядом. Росс с отвращением мотнул головой. Было ясно, что отделение ФБР в Майами ничего не знало о своем провале. Что же удивительного, что в здешних краях кокаин и другие наркотики проникали в страну, как через дырявое сито. Еще бы, если охрану границ несут такие ротозеи!