Кумир

— Понимаю,— президент кивнул.— Значит, ты меня просишь об этом?

— Я только передаю просьбу.

— Передаешь и сам просишь?

— Только передаю,— повторил О'Доннелл.

— А что бы ты посоветовал?

— Если ты не возражаешь, Сэм, я бы предпочел, чтобы этим занялся Лу Бендер.

— Его нет в городе. Уехал по делам.

— Не самый удачный день он выбрал, чтобы уехать из города.

— Полагаю, это было необходимо.

— Понимаю.— О'Доннелл с усилием поднял с дивана свое грузное тело.— У меня есть совет, только боюсь, он тебе не понравится.

— Фэллон?

— Да, Фэллон. А теперь, Сэм, послушай меня. Дело вот в чем: они хотят предложить ему выступить с главной речью на съезде.

— Без моей санкции?

— Ах, Сэм, ну как ты не понимаешь? На черта им теперь твоя санкция? Они считают, что один ты на выборах не победишь, значит, можно тебя унизить.

— Так к черту их всех,— сказал президент.

— Сэм, и все-таки они дают тебе шанс. Воспользуйся им.

— Какой шанс?

— Выкинь Истмена и сделай завтра вице-президентом Фэллона. Он не сможет отказаться. Ведь ты ему предложишь работу, а не выдвижение на должность. А потом на съезде вы оба будете в одном списке кандидатов, и всех это устроит.

— Всех, кроме меня.

— Сэм… Сэм.

— А теперь, Чарли, ты меня послушай. Я не собираюсь отдавать страну Терри Фэллону.

— Ах, Сэм, будь благоразумен. Если ты сам не возьмешь его в вице-президенты, они легко смогут тебя обойти и выдвинуть кандидатом на пост президента именно его. Подумай об этом, дружище.— О'Доннелл пересек комнату и остановился перед Бейкером.— Со своим докладом он выступит по американскому телевидению. Произнесет зажигательную, многообещающую речь, и делегаты придут в восторг. Да он спокойно перешагнет через тебя или раздавит, как букашку. Словом, либо ты сделаешь Терри Фэллона вице-президентом, либо, я предсказываю это, партия выдвинет его кандидатом на пост президента. А в этом случае разве что сам господь бог не впустит его в Белый дом.

Какой-то миг президент стоял не двигаясь. Потом поднял руку ко лбу и потер костяшками пальцев висок.

— Сэм, ты должен проявить благоразумие,— сказал О'Доннелл.

— Не могу я так поступить, Чарли, не могу. И не стану.

— Они собираются затребовать заключение о вскрытии,— сказал О'Доннелл.

Президент вскинул на него взгляд:

— Что?

— Заключение о вскрытии трупа Мартинеса. Они хотят настоять, чтобы им показали его. И если выяснится, что Мартинесу вводили вирус СПИДа, могут потребовать расследования и… и судебного разбирательства.

Президент опустился на диван.

— Стало быть, они решили бить этим козырем. Если я принимаю Фэллона, все в порядке. Если же нет, начнется охота на ведьм.

О'Доннелл засунул руки в карманы.

— Да,— сказал он.

Президент сел на диван и молча уставился в стену.

— Поменяешь решение? — спросил О'Доннелл.

— Нет.

— Сэм, продумай все еще раз. Ну хотя бы пообещай мне, что подумаешь.

— Чарли,— сказал президент,— ни о чем другом я и не думаю.

О'Доннелл вздохнул. Спустил рукава рубашки, взял свой пиджак и натянул его.

— Мне очень жаль,— сказал он.

— Мне тоже.

О'Доннелл вышел.

13.00.

Столовая в доме из бурого камня на 82-й стрит в Восточном Манхаттане являла собой некую эклектическую драгоценность. На стенах маслом был воспроизведен сад виллы Медичи. Круглый стол зеленого мрамора был сервирован на пять персон прекрасной посудой из бронзы и позолоченного серебра, а также изделиями из тонкого венецианского стекла. Еще на нем стояло блюдо из датского фарфора, расписанное цветами. Льняную скатерть украшали бельгийские кружева. На стенах висели четыре полотна известных старых мастеров. Прежде чем сесть, Лу Бендер все это мысленно оценил, определил время создания и внес в свой воображаемый каталог.

Поразительно, подумал Бендер, усаживаясь, отчего это коллекционированием самых дорогих и изысканных вещей занимаются самые продажные из людей? Однако собравшиеся за этим столом четыре персоны, представшие перед ним, оказались даже интересней этих картин. Лукас Макдугал, пятидесяти лет, глава корпорации, сам пробил себе дорогу в империю радио, телевидения и журналов. Оливер Грейзмен, маленький, смуглый, лет сорока, бизнесмен-электронщик, сумел выиграть раунд в соперничестве с японской технологией. Шестидесятипятилетний Роджер Уэйнрайт, новоявленный плутократ, начинал с продажи вразнос мелких радиотоваров, а взлетел в кресло председателя третьей по величине телекомпании. И наконец, Хэлси Брутон, всего тридцати семи лет, унаследовал одну из самых престижных газет, обладатель самого большого, среди присутствующих, состояния, появившегося благодаря некой услуге, оказанной его прапрадедушкой президенту Гроверу Кливленду в 1894 году.

— Как чувствует себя президент? — спросил Макдугал.

— Прекрасно. Он просил меня приветствовать вас от его имени. И выразить благодарность, что у вас нашлось сегодня время для встречи со мной.— Бендер осветил комнату своей самой лучезарной улыбкой. Кроме Овального кабинета, в Соединенных Штатах не было, пожалуй, сейчас комнаты, где сошлись бы одновременно столь могучие силы. В четырех ее креслах сидели люди, державшие под контролем три телекомпании и самую влиятельную во всем мире газету. Все зависело от решений, принятых за этим круглым столом, и от того, как разжуют и выплюнут полученную отсюда информацию их корреспонденты. Чтобы вслед за ними ее подхватило большинство телестудий и все крупные газеты и журналы в Соединенных Штатах и в Западной Европе. Такую карту бить нелегко.

Бендер знал прекрасно, что есть секрет, как надо вести себя с подобными людьми. Существовали для этого строгие правила, которых надо было придерживаться. Чем меньше слов один из них произносил, тем внимательнее его слушали остальные. Умолчание и намек были убедительнее избыточной детализации. Не дай бог спросить о чем-нибудь впрямую, нет, только исподволь. В разговоре с людьми этого сорта вообще "меньше" значило "больше".

— Господа, события разворачиваются быстро,— начал Бендер.— И президент просил узнать на этот счет ваше личное мнение. Надеюсь, мне не надо просить вас о строгой конфиденциальности.

Он сделал паузу и, обведя взглядом сидящих за столом, убедился, что его поняли.

— Не сомневаюсь, от вашего внимания не ускользнуло странное поведение вице-президента. Его ничем не оправданная гневная речь на приеме у посла Габона в присутствии фотокорреспондентов. Его бездоказательное обвинение, что якобы президент в сговоре с ФБР мешали отправлению правосудия во время расследования дела об убийстве полковника Мартинеса. И вот последний эпизод, прошлой ночью — ничем не подкрепленное и абсолютно лживое обвинение в том, что полковник Мартинес был заражен…— Бендер замолчал и покачал головой, чтобы подчеркнуть всю нелепость такого заявления.— Заражен СПИДом неизвестными, представителями армии. Надеюсь, вы согласитесь, что из вышеперечисленных фактов можно сделать один-единственный вывод касательно душевного состояния вице-президента.

Сидевшие за столом закивали.

— Может, Истмен свихнулся? — предположил Брутон.

— Тут я не берусь судить, я не профессионал,— Бендер осторожничал.

— Ну а все-таки? — спросил Грейзмен.

— Мне кажется, с очевидностью ясно, что вице-президент Истмен пребывает в замешательстве, а возможно, и в тревоге,— сказал Бендер. И тут же поспешил добавить:— Конечно, было бы несправедливо судить не знатоку в области медицины, что с ним или что его гложет. Уверен, вы согласитесь со мной: исчерпывающий вывод может сделать только опытный врач.

— Вы что же, хотите сказать, вице-президент нуждается в помощи психиатра? — спросил Макдугал.

— Я лично утверждать не могу, нуждается ли вице-президент в лечении сейчас или в будущем. Однако, думается, факты говорят сами за себя.

— Ладно, все ясно,— сказал Макдугал.— Ну, а что будем делать?