Убийца в белом халате

Песах Амнуэль

Убийца в белом халате

Судебный процесс по делу Алекса Рискинда продолжался три с половиной месяца. Все, кто летом 2027 года не отправился в путешествие по Европе, Азии или Америке (а некоторые даже потратились на круиз по Лунным альпам), помнят, конечно, и то, что сказал прокурор, и то, что говорил адвокат, и, естественно, то, как защищался подсудимый. Еще бы: все газеты посвящали ходу процесса первые полосы. И приговор не вызвал удивления, его ждали — десять лет тюрьмы.

Громкое было дело. Но знает ли читатель, насколько громкое? И кстати, знает ли читатель, что истинная вина Алекса Рискинда была вовсе не в том, что он ранним октябрьским утром 2026 года пришел с оружием в палату больницы «Шарей цедек» в Иерусалиме и собственноручно застрелил Хаву Шпрингер, 32 лет? В преступлении Алекс сознался, глупо было бы отпираться от того, что видели все. Но вина-то его была вовсе не в этом. Убийцу осудили, а кто понял причину его поступка? Адвокат говорил о невменяемости. Прокурор говорил о преднамеренной жесткости. Судья пришел к в воду, что даже будучи в состоянии аффекта, человек должен предвидеть следствия своих поступков. А читатели газет рассуждали о чем угодно, только не о том, что происходило на самом деле. По той простой причине, что истину не знал никто.

Знал ее раввин Мордехай Райхман, проживающий в Иерусалиме. Теперь знаю и я, потому что перед смертью (раввин скончался в кругу семьи два месяца назад) он направил в мой адрес плотный пакет, в котором я обнаружил две магнитофонные кассеты и дискет. Рав вовсе не требовал от меня молчания, полагаясь на мое здравомыслие и осторожность в суждениях. Своим поступком он, очевидно, спрашивал — нужно ли сохранять для «Истории Израиля» рассказ о жизни этого человека, Алекса Рискинда?

По-моему, нужно. В истории не должно быть белых пятен. Даже если это грустная история. Или страшная. Впрочем, судите сами.

Алекс Рискинд был по образованию врачом. Почему я говорю — был? Он получил образование в Первом Московском медицинском, и этого не отнять. В Израиль он приехал в зрелом возрасте, не питая ни малейших иллюзий. Привез с собой жену и сына трех лет — прелестного мальчика. Поселились в Иерусалиме, а что это означало в 2018 году, я думаю, рассказывать не нужно. Арабы из восточного сектора как раз тогда, если вы помните, объявили себя единственными представителями палестинского народа, что привело к тихой войне всех против всех: палестинцы территорий, все еще не переданных под власть автономии, возмутились — что еще за деление? Палестинцы, уже вкусившие самостоятельности, вышли из себя — тоже мне, значит, представители, даже своего муниципалитета не имеют. Жителям Восточного Иерусалима на все эти вопли было начхать — они боролись исключительно за свои права. А хуже всех было евреям, поскольку в собственной столице они оказались как бы гостями.

Алекс Рискинд поселился в Неве Яакове — тоже, знаете, не подарок. Но ему все же повезло больше, чем многим прочим олим: как раз в том году вышло послабление — министр здравоохранения Ниссим Харади решил, что олим, чей врачебный стаж превышает десять лет, могут не идти на переквалификацию в санитары. Алекс и не пошел. Его взяли на практику в «Шарей цедек», и бывший ортопед с удовольствием стал акушером, ибо ортопедов в больнице оказалось больше, чем больных, а с акушерами почему-то случился кризис.

Я вот спрашиваю себя — что, если бы Рискинду дали все-таки возможность вправлять суставы, а не поставили принимать роды? Это, впрочем, вопрос для фантастов — они любят рассуждать об альтернативной истории. Что было бы, например, если бы Израиль не отдал Голаны? Не знаю — отдал, и все тут. История, как известно, не имеет сослагательного наклонения. Рискинд начал работать с роженицами — вот это история. А остальное — от лукавого.

И еще нужно учесть, что «Шарей цедек» — это вам не «Хадаса» какая-нибудь. Это совсем рядом с ортодоксальным кварталом Меа Шеарим. Сами понимаете. К тому же, Алекс Рискинд оказался очень впечатлительным человеком. Даже странно для врача.

Первый шаг к трагедии был сделан утром 2 февраля 2019 года. Поступила женщина-репатриантка из России. Тридцать четыре года, красавица, схватки уже начались, и Алекс следил на мониторе за перемещением плода. Краем глаза просматривал «историю болезни». Взгляд поневоле зацепился за предложение — «перед данной беременностью женщина перенесла шесть абортов». «Черт, — подумал Алекс, — у них в России не врачи, а коновалы. Как так можно?»

Он уже о российских врачах думал «они». Жизнь, как видите, засасывает. Но не в этом дело. Воображение у Рискинда, как я уже писал, было развито хорошо. Даже слишком. Рассуждая о чем-нибудь, он любил ставить себя на место «предмета рассуждения». Если он, скажем, думал о покупке холодильника, то воображал себя этим электроприбором и пытался с его, электрической, точки зрения оценить — где бы ему было удобнее стоять. Рискинд получил медицинское образование, а не инженерное, иначе он бы знал, что подобный метод «вживания в образ» давно практикуют изобретатели и называют сего синектикой. Ничто, знаете ли, не ново под луной. Если, конечно, знать историю.

Но я продолжу.

Не то, чтобы новый репатриант из России, надевший кипу исключительно из конъюнктурных соображений, тут же проникся духом веры предков. Но ведь и полгода в стенах «Шарей цедек» — срок основательный для сдвигов в сознании. Рискинд представил себя на месте каждого из шести убиенных женщиной младенцев (точнее было бы сказать — зародышей, но на суде Алекс настаивал именно на этом слове) и понял, что дальше так жить нельзя. Лет тридцать назад то же самое понял русский режиссер Говорухин и создал документальный фильм. А в 2019 году вовсе не русский, а еврейский врач Алекс Рискинд, придя к такому же заключению, сделал первый шаг к преступлению.

А ведь идея была совсем другой. Ночью, ворочаясь без сна возле своей жены Элины, Алекс не мог отделаться от ощущения, что решение проблемы ему хорошо известно, и он просто не может его вспомнить. Что-то он читал недавно… Причем на иврите… В газете? Нет, пожалуй, в медицинском журнале. Мог и не понять, иврит у него был еще не так, чтобы… И все же…

К утру вспомнил и сразу заснул, вместо того, чтобы встать и ехать на дежурство. Хорошо, Элина разбудила, прежде чем отправить сына в детский сад, а самой бежать на уборку. Алекс в то утро был какой-то заторможенный, на дежурство опоздал, на выговор главного врача не отреагировал. Зная, о чем он думал, легко понять его состояние. Думал он о душах нерожденных детей.

Немного отвлекусь, чтобы прояснить положение дел. Если читатель помнит главу «Шестая жизнь тому назад» из моей «Истории Израиля», то легко сопоставит факты. В 2008 году доктор Славин изобрел свой стратификатор реинкарнаций. Простой потребитель получил возможность извлекать из собственного подсознания любую из своих бывших сущностей. А медицина получила замечательный способ копаться в прошлом пациентов. Алекс Рискинд читал об этом — в газете «Едиот ахронот», кстати, а не в медицинском журнале.

В то знаменательное (или злосчастное?) утро он, прежде чем заснуть, подумал: «если в тот момент, когда врач убивает зародыш, производя аборт, извлечь душу этого еще не рожденного существа, то…» Вот дальше-то он не додумал — уснул. Додумывал потом: на дежурстве, по дороге домой, вечером, и еще много дней и бессонных ночей. Опустим эту часть истории, в ней совершенно нет динамики. Ходит человек и думает, все дела.

Для дальнейшего Алексу понадобился компаньон. Найти компаньона среди олим из бывшего СНГ никогда не было проблемы. На открытие бизнеса, на свержение правительства, на изобретение вечного двигателя, на покупку самолета для бегства в Соединенные Штаты…

Алексу нужен был хороший физик, и он такого физика нашел. Запомните это имя: Евгений Брун. По делу Рискинда он проходил свидетелем, роль его осталась непроясненной, читатели и зрители не обратили особого внимания на этого человека. И напрасно: он был главным лицом, потому что, в отличие от Рискинда, знал физику.