Стена глаз

— Но Фунэдзака не предполагал, что она уже послала в полицию письмо, где сообщала обо всём?

— Да, это было для него неожиданностью. Он удивился, когда прибыл отряд полиции. Хорошо, что они успели.

— Чан с серной кислотой, в который залез Фунэдзака, предназначался для Садако?

— Да. Это было очень опасно. Ещё несколько часов промедления, и эту женщину ожидала бы та же участь, которая настигла Фунэдзака.

— Да, страшный конец был у Фунэдзака. Мне никогда не забыть этих ужасных мгновений. Хотя по роду занятий мне пришлось повидать немало душераздирающих сцен.

— Неожиданно, что Фунэдзака выдавал себя за какого-то Ямадзаки. Это удивительно.

— Да, меня это тоже поразило. Потому что в Исэ роль Фунэдзака передо мной разыгрывал один из его приспешников.

Тамура пролил немного сакэ из чашечки, которую держал в руке.

— Однако, если подумать, Фунэдзака достоин жалости, — задумчиво сказал Тацуо.

— Согласен, — подтвердил Тамура.

Расставшись с Тамура, Тацуо один бесцельно брёл по Гиндзе, постепенно отдаляясь от центральной, ярко освещённой части квартала. В тихих переулках и прохожих было меньше, и освещение более тусклое. Здания и здесь были строгие, но вид у них был какой-то захолустный, будто располагались они за городом.

Всё завершилось. Будто он вернулся из дальнего путешествия. Казалось, после жестокой бури наступило какое-то полное изнеможение. Завтра надо было выходить на работу. Вчера он встретился с президентом фирмы. В газетах опубликовали полный отчёт о происшедшем. Главарь покончил с собой, восемь членов банды арестованы, среди их одна женщина. Президент сказал, что удовлетворён и благодарит Тацуо за труд. Тамура в своих статьях превознес Тацуо.

Но Тацуо не ощущал удовлетворения. Быть может, он ублаготворил дух покойного Сэкино и вдова его радуется. Казалось бы, достаточно для того, чтобы успокоиться. Но Тацуо чувствовал какую-то пустоту в душе.

В гулкой тишине переулков стучали его каблуки. Мимо проходила пара, мужчина и женщина. Они шли тесно прижавшись друг к другу. Над тёмными высокими зданиями открывалось звёздное небо, дул осенний ветер. Обнявшиеся парочки снова и снова возникали из темноты.

Вдруг Тацуо почудилось, что рядом с ним идёт Уэдзаки Эцуко. Тонкое белое лицо, стройная фигура. Эцуко шла с ним нога в ногу, в тиши раздавался стук её каблучков. Тацуо попытался прогнать наваждение.

Но разве это было так неосуществимо?

Ничего невозможного в этом не было. Надо было ждать, ждать около года. Может быть, меньше, а может, чуть больше. Пока состоится судебное решение. Осознав это, Тацуо впервые почувствовал какое-то удовлетворение.

Он снова вышел на оживлённую улицу. От перемены настроения даже шаг его сделался бодрее. Улица была заполнена прохожими, сияли огни. Он всё ещё представлял, будто Уэдзаки Эцуко рядом.

Вдруг Тацуо сообразил, что проходит мимо лавки европейских сладостей. Он прекрасно помнил этот перекрёсток и осмотрелся. Бар «Красная луна» был закрыт, висело объявление: «Ремонт».

— Владелец сменился, — ответила на его вопрос какая-то женщина, оказавшаяся рядом.

У Тацуо всё ещё было такое чувство, будто он вернулся из путешествия. Равнодушно взирал он на улицы, дома, машины, прохожих. Ощущения реальности всего этого как-то не возникало. Подлинная реальность существовала для него где-то вдали. А сейчас он видел перед собой лишь некую стену, скрывавшую от него эту реальность.

Вокруг, волнуясь, текла толпа. Как-то прочувствовав это, Тацуо сам стал испытывать волнение.

Тонкий профиль Уэдзаки Эцуко всё ещё был где-то рядом.

1957

Послесловие переводчика

«НЕ КРАСОТА, НО ПРАВДА»

(Сэйтё Мацумото и современный японский детектив)

Принято считать, что история японского детектива начинается с творчества Эдогава Рампо, который в 20-х годах опубликовал свои блестящие «таинственные» истории в духе, как он сам любил говорить, Эдгара По. Не случаен даже псевдоним этого первого в истории японской литературы «детективщика»: ЭДОГАВА — это японизированное ЭДГАР, а РАМПО — японизированное ПО.

Впрочем, справедливости ради следует подчеркнуть, что зерно «мрачной тайны», составляющей главную притягательность произведений Эдгара По, упало на благодатную почву — средневековая Япония, с её борьбой кланов, тайными обществами, самурайскими поединками, буквально изобиловала всевозможными сюжетами для детективов на любой вкус.

Не случайно, что первый японский художественный кинофильм, получивший всемирное признание и удостоенный главного приза Каннского фестиваля (а это шедевр Акира Курасава «Расёмон»), представляет из себя подлинный детектив, сюжет которого построен на японских исторических хрониках XII века.

Вместе с тем, конечно, на рождение детективного жанра в японской литературе новейшего времени огромное влияние оказали социальные преобразования, связанные с развитием капитализма в Японии. В результате этого японский детектив стал одним из наиболее распространённых жанров массовой литературы, во многом определяющим тенденции в развитии общественного сознания.

Японский детектив — в лице сильнейших представителей жанра, таких, как Эдогава Рампо, Сэйтё Мацумото, Сэйити Моримура, — это, прежде всего, захватывающая интрига, мастерское преодоление рифов извилистого сюжета, неожиданная концовка. Но наиболее удачные образцы жанра (а к ним, я надеюсь, относятся и включённые в этот сборник повести) несут, помимо того, правдивую и очень «осязаемую», конкретную информацию о том, какие люди японцы, увлекательно и Достоверно рассказывают об их психологии, укладе жизни, привычках, стереотипах поведения. Всё это позволяет таким талантливым писателям, как Сэйтё Мацумото, рельефнее выделить существо явлений, складывающихся в понятие национального характера.

Мацумото известен советскому читателю как автор больших романов, ярко бичующих пороки современного японского общества: «Чёрное Евангелие», «Земля-пустыня», «Поблекший мундир», «Подводное течение». Для японцев же, пожалуй, само понятие детектив неотрывно связано с творчеством этого крупнейшего мастера жанра. Лучшие произведения писателя переиздавались десятки раз, а по их мотивам создано немало кинофильмов и телеспектаклей. Неоднократно приезжавшая в СССР японская актриса Сигэми Яманоути как-то увлечённо рассказывала автору этих строк о своём участии в такой телепостановке, восхищаясь искусством психологического анализа Мацумото.

Начинал Мацумото как «серьёзный» прозаик и, лишь добившись определённого признания, обратился к детективу. Обратился очень удачно — уже первая его повесть «Точки и линии» имела бурный успех у читателя и стала как бы поворотной точкой в истории детективного жанра в Японии. Закончился период господства «чистого» детектива с изобилием хитроумных сюжетных ходов, зачастую имеющих отдалённое отношение к реальной жизни, «прозе бытия». Мацумото принёс в японскую детективную литературу узнаваемые приметы повседневной жизни — случайно одну из своих литературоведческих статей он назвал «Реальность»

Публикация второй повести — «Стена глаз» — подтвердила, что в литературу пришёл новый, свежий талант, сумевший органично соединить в своём творчестве национальное своеобразие, социальную значимость темы и психологическую достоверность образов. Успех к писателю пришёл стремительно и, казалось бы, с лёгкостью. Фактически же признанию предшествовали годы напряжённого труда, в течение которых Мацумото терпеливо набирался опыта, причём далеко не только в сфере литературной работы. Несомненно, ему очень пригодился богатый жизненный опыт.

Сэйтё Мацумото родился 21 декабря 1909 года в городе Кокура на острове Кюсю, в южной части Японии. Когда мальчику был год, семья переехала к деду и бабке, которые занимались выпечкой традиционного японского лакомства — рисовых лепёшек «моти» — и славились этим в округе. По окончании кокурской средней школы Сэйтё устроился посыльным в местное отделение электротехнической фирмы «Кавакита дэнки». Работа оказалась не слишком обременительной и позволила уделять время чтению. В этот период юношу особенно увлекали произведения Акутагава Рюнэскэ и Эдгара По; он и сам начинает пробовать писать и демонстрирует друзьям свои первые литературные опыты. В 1927 году фирма «Кавакита дэнки» терпит банкротство, и Сэйтё, оставшись без работы становится уличным торговцем — разносчиком лепёшек «моти», которые продолжают печь его родители. В 1928 году Сэйтё поступает учеником печатника в одну из типографий города Кокура. На следующий год его арестовывает полиция, обнаружившая у него левые журналы «Бунгэй сэнсэн» («Литературный фронт») и «Сэнки» («Знамя»). Сэйтё проводите заключении двенадцать дней, и напуганный отец запрещает ему заниматься чтением подобной литературы. К 1933 году Мацумото достигает достаточного мастерства как печатник, и его приглашают на работу в офсетную типографию. Родители его в это время прекратили печь «моти» и принялись торговать рыбой с лотка.