Страница 9 из 108
Расследование шло установленным порядком. Управление безопасности на море свою миссию выполнило, доложив, что «метеорологические условия в момент возникновения инцидента были не настолько плохими, чтобы американская подводная лодка не могла принять меры для спасения команды потопленного судна». Все сходились во мнении, что о подлинных причинах катастрофы японцы никогда не узнают. «Эндрю Макферсон» с баллистическими ракетами «Поларис» на борту находилась в тот момент в боевом патрулировании и держала под прицелом военные объекты на советской территории; а то, что относится к американской ядерной стратегии, принадлежит к разряду высших государственных секретов.
Коллеги Яманэ оживленно обсуждали во время обеденного перерыва версию о том, что на борту «Эндрю Макферсон», скорее всего, произошла какая-то авария, поэтому ей пришлось всплыть настолько быстро, что она задела киль «Никко-мару». Ни у кого не вызвало сомнений, что гидролокатор сигнализировал о «Никко-мару», но экипажу лодки некогда было раздумывать. В кулуарах управления поговаривали о том, что в заливе Сагами проходили совместные секретные маневры американского флота и «сил самообороны». Иначе откуда взялись там и американский самолет, кружившийся над судном, и ракетный эсминец «Амацукадзэ», который в конце концов спас рыбаков?
Кадзуо Яманэ заметил, что интерес к этой истории уменьшается на глазах. Сотрудников управления безопасности на море интересовали уже чисто технические вопросы: действительно ли на подводной лодке произошла авария и что за маневры проводились в заливе Сагами? О том, что американские моряки не стали спасать экипаж гибнущего судна, не вспоминали. После потопления «Никко-мару» кабинет министров решил наконец удовлетворить давнюю просьбу управления безопасности на море и оснастить патрульные суда аппаратурой для обнаружения подводных лодок. Это предложение на заседании кабинета поддержали генеральный секретарь кабинета и начальник управления национальной обороны: ведь в случае начала войны корабли управления все равно будут подчинены военно-морскому командованию; управление безопасности на море и создавалось как резерв «сил самообороны».
Микки Рицци не вернулся в гостиницу и в полночь. Гейтс через подземный гараж вошел в гостиницу и оттуда на лифте поднялся на третий этаж, где Микки снимал номер.
Ярко освещенный коридор был пуст. Гейтс прошел хорошую профессиональную подготовку, открыть стандартный гостиничный замок не составило для него труда.
Собственно говоря, Гейтс хотел убедиться, что Микки действительно остановился здесь. Он включил торшер, и большой зеленый шар мягко засветился. Гейтс огляделся. Чемодан Микки был на месте, в стенном шкафу висел костюм, валялась пара нечищеных башмаков, в пепельнице — пустая коробка из-под сигарет. Документы, которые должен был принести Микки, Гейтс в номере не обнаружил, зато нашел в холодильнике две бутылки пива и уселся перед телевизором. Откинувшись в кресле, он подумал, что здесь ждать Микки будет значительно удобнее, чем в холле.
Он просидел так еще около часа, пока двенадцатый токийский канал не завершил свои передачи. Гейтс поставил пустые пивные бутылки на холодильник и пошел в ванную.
Только теперь Гейтс понял, что ему пришлось бы до Скончания века ожидать возвращения Рицци, не поднимись он в номер.
Рицци вообще не уходил из гостиницы. Он был убит здесь, в ванной. Неизвестный ребром ладони сломал ему шейные позвонки.
В четыре минуты десятого в приемную премьер-министра вошли генеральный секретарь кабинета и министр иностранных дел. Через три минуты началось последнее совещание перед вылетом в Вашингтон.
Визиты в США всегда имели большое значение для японских премьер-министров, но нынешний глава правительства возлагал на встречу с президентом особые надежды.
Долгие годы — и во время оккупации, и после заключения Сан-Францисского мирного договора в 1952 году, и после перезаключения «договора безопасности» на более равноправной основе в 1960-м — Япония оставалась младшим партнером в этом союзе. Глава токийского правительства приезжал в Вашингтон как вассал к сюзерену. Такие отношения, всегда оскорблявшие национальные чувства японцев, пришли в противоречие с ролью, которую стала играть страна в мировой экономике и мировой торговле. Новый премьер-министр задался целью коренным образом изменить место страны в мировой политике.
Могущество, считал он, зависит от экономической и военной мощи. Но наращивание «сил самообороны» сдерживала конституция. И хотя юридические советники правящей консервативной партии разрабатывали, не афишируя своей деятельности, проект изменения конституции, верхушка партии не надеялась, что ей удастся собрать в парламенте две трети голосов, необходимые для внесения изменений в основной закон страны.
Премьер-министр хотел постепенно убедить избирателей в необходимости иметь мощную армию. Собственно говоря, той же цели добивались и его предшественники. Ослабла «атомная аллергия» — неприятие японцами атомного оружия. «Силы самообороны» по боевой мощи заняли шестое место среди армий мира. Но всего этого было недостаточно.
Во время визита в Вашингтон премьер-министр был намерен разговаривать с президентом на равных. А продемонстрировав таким образом возросшее значение Японии на мировой арене, он был намерен потребовать от своих сограждан «большей ответственности» в подходе к вопросам обороны.
После совещания он дал обширное интервью члену редакционной коллегии одной из крупнейших японских газет. Этот журналист в конце сороковых годов, будучи начинающим репортером, работал в префектуре Гумма и познакомился там с молодым человеком, который разъезжал на белом велосипеде с развевающимся национальным флагом и самостоятельно вел избирательную кампанию. Это был будущий премьер. Когда его избрали в парламент, он ходил на заседания в старой военно-морской форме. Пока не вступил в действие Сан-Францисский мирный договор, его костюм неизменно украшал черный галстук — знак траура в связи с оккупацией страны. Будущему премьеру пришлось долго ждать своей очереди, несмотря на незаурядные способности политического деятеля. Он возглавил самую малочисленную из парламентских фракций консервативной партии. Наконец, после очередного скандала в правящей партии, наступила патовая ситуация, когда руководители крупных фракций не хотели уступать друг другу, и он оказался приемлемой для всех компромиссной фигурой. Первым, кто получил интервью у нового главы правительства, был старый знакомый по префектуре Гумма.
С тех пор журналист, который тоже сделал неплохую для газетного мира карьеру, часто бывал в официальной и личной резиденциях премьера. Его газету глава правительства фактически сделал своим рупором, который слышало ежедневно не менее одиннадцати миллионов человек — таков был суммарный тираж утреннего и вечернего выпусков.
Бывший адвокат Годзаэмон Эдогава настороженно воспринял звонок инспектора полиции, который изъявил желание поговорить с ним о покойном депутате Нирадзаки.
— Почему вы уверены, что я смогу чем-то помочь следствию? — спросил он. — А впрочем, приходите.
Зрение у бывшего адвоката было неважное. За толстыми стеклами глаза Эдогава были неестественно большими, и инспектору стало не по себе от этого внимательного, изучающего взгляда.
Акидзуки не заметил в квартире адвоката следов присутствия хозяйки, но комнаты были чисто убраны. Как и во многих современных городских квартирах, одна комната была обставлена европейской мебелью, другая — устлана татами. Сняв обувь, инспектор с удовольствием уселся на новенькое, приятно пахнущее татами.
Стены комнаты были увешаны масками театра Но. Маски изображали разгневанных мужчин и печальных женщин, слепцов, воров, чудовищ — героев классических пьес, которые известны каждому японцу.
— После выступления императора 15 августа 1945 года, поразившего нас как удар грома, — мы узнали, что Япония капитулировала, — командир военно-морской базы распустил нас по домам, — рассказывал Эдогава. — Но мы с товарищем боялись возвращаться к себе. Ходили слухи, что американцы отлавливают всех бывших солдат и убивают на месте. Мы прятались у одного буддийского монаха. Храм в те дни был почти необитаем, людям было не до храмов, найти кусок хлеба, жилье, устроиться на работу — вот о чем тогда думали. Священник лепил маски для театра Но. Он рассказал, что на одну маску у него уходит иной раз два года. «Понадобится вся жизнь, — говаривал он, — чтобы изготовить маску, которой я смогу быть доволен». Вначале я помогал ему в приготовлении красок — самых простых, из земляных орехов, из сажи, которую он кипятил в сакэ, если мы с товарищем что-нибудь оставляли в кувшине — вместе с небольшим количеством риса и овощей ему приносили и кувшин сакэ, — продолжал Эдогава, заметив, что Акидзуки внимательно слушает. — Потом я попробовал делать маски сам и увлекся ими. Количество героев в театре Но не меняется уже несколько веков, но никогда не удается вылепить два одинаковых лица. Личность ваятеля отражается в каждой маске, и каждая маска буддийского монаха обладала душой.