Конформист

Хотите, я вас туда отведу? — спросила женщина. За ее вопросами неизбежно должно было последовать подобное предложение. — Я хорошо знаю некоторые дома моделей… я могла бы и посоветовать вам.

— Пожалуй, — сказала Джулия с несколько вымученной благодарностью.

Можем пойти сегодня днем, через час, хотите? Вы ведь позволите мне забрать вашу жену на несколько часов? — Эти последние слова были обращены к Марчелло, но тон их был совсем иной, нежели тот, с которым она обращалась к Джулии: торопливый, почти пренебрежительный. Марчелло вздрогнул и ответил:

— Разумеется… если Джулия этого хочет.

Ему показалось, что жена предпочла бы избавиться от опеки синьоры Квадри, по крайней мере, если судить по ее вопросительному взгляду, обращенному к нему. И он заметил, что в свою очередь ответил ей взглядом, приказывающим согласиться. Но тут же спросил себя: я делаю это, потому что женщина мне нравится и я хочу снова увидеть ее или же потому, что мне надо выполнить задание и не стоит вызывать ее неудовольствие? Он вдруг сильно встревожился, не зная, объяснялись ли его поступки одним только желанием или тем, что совпадали с его планами. Тем временем Джулия попыталась возразить:

— Я, правда, думала зайти на минуту в гостиницу…

Но та, другая, не дала ей закончить:

Вы хотите немного освежиться перед выходом? Привести себя в порядок?.. Но вам нет необходимости возвращаться в гостиницу. Вы, если хотите, можете отдохнуть здесь, на моей кровати… я знаю, как это утомительно, когда путешествуешь, быть на ногах целый день, без минуты передышки, особенно для нас, женщин… Пойдемте… пойдемте со мной, дорогая.

И прежде чем Джулия успела вымолвить хоть слово, она заставила ее подняться с дивана и ласково, но уверенно подтолкнула к двери. На пороге, чтобы успокоить Джулию, она произнесла кисло-сладким тоном:

Ваш муж подождет вас здесь… не бойтесь, вы его не потеряете, — затем, обняв ее рукой за талию, увела в коридор и закрыла дверь.

Оставшись один, Марчелло рывком поднялся на ноги и сделал несколько шагов по гостиной. Ему было ясно, что женщина испытывает к нему непримиримую враждебность, и хотел узнать почему. Но тут чувства его начинали путаться: с одной стороны, его огорчала неприязнь женщины, тогда как ему, напротив, хотелось, чтобы она любила его. С другой — мысль о том, что она, возможно, знает о нем правду, беспокоила его, ибо в этом случае задание оказывалось не просто трудным, оно становилось опасным. Но особенно Марчелло страдал от того, что одна мука сливалась с другой, и он был не в состоянии различить их, не мог отделить страдания любовника, которого отвергают, от мук секретного агента, боящегося разоблачения. Вместе с тем прежняя печаль захлестнула его, и он понял, что, даже если ему удастся рассеять враждебность женщины, потом, в который уже раз, он вынужден будет использовать их возможные отношения для успешного выполнения задания. Так же, как он предложил в министерстве объединить свадебное путешествие с политическим поручением. Как всегда.

Дверь за его спиной раскрылась, и вошла синьора Квадри. Она подошла к столу и сказала:

Ваша жена очень устала, по-моему, она уснула на моей кровати… позже мы выйдем вместе.

— Это означает, — спокойно заметил Марчелло, — что вы отсылаете меня.

О, боже мой, нет! — ответила она холодным, светским тоном. — Но у меня много дел… у профессора тоже… вам придется остаться в гостиной одному… в Париже вы можете найти себе занятие более интересное.

— Простите меня, — сказал Марчелло, — но мне кажется, что я вам неприятен, не так ли?

Она ответила сразу, со стремительной отвагой:

— Вас это удивляет?

— По правде говоря, да, — сказал Марчелло, — мы совершенно не знаем друг друга и сегодня видимся впервые…

— А я вас прекрасно знаю, — прервала его Лина, — даже если вы меня не знаете.

"Вот в чем дело", — подумал Марчелло. Враждебность женщины, сомневаться в которой теперь не приходилось, вызвала в его душе такую острую боль, что ему захотелось кричать. Он удрученно вздохнул и проговорил негромко:

— Ах, так вы меня знаете?

Да, — ответила она, вызывающе сверкая глазами, — я знаю, что вы служите в полиции, что вы платный шпион правительства. И вас удивляет, что вы внушаете мне неприязнь? Не знаю, как другие, но я всегда терпеть не могла les mouchards, стукачей, — добавила она с оскорбительной вежливостью.

Марчелло опустил глаза и замолчал. Он сильно страдал: презрение женщины было словно острый нож, который она безжалостно поворачивала в открытой ране. Наконец он произнес:

— А ваш муж знает?

Ну, разумеется, — ответила она с оскорбительным удивлением. — Как вы можете думать, что он не знает? Он мне об этом и сказал.

"А они хорошо информированы", — невольно подумал Марчелло и спросил рассудительно:

— Зачем же тогда вы нас приняли? Не проще ли было бы отказать нам?

Я и в самом деле не хотела, — ответила она, — но мой муж думает по-другому… он своего рода святой… все еще верит, что доброта — лучший подход.

"Довольно хитрый святой", — хотел было ответить Марчелло. Но тут ему пришла в голову мысль, что так оно и должно быть, святые должны быть хитрецами, и он промолчал. Потом сказал:

— Мне жаль, что вы так враждебно настроены, потому что вы мне очень симпатичны.

— Спасибо, ваша симпатия внушает мне ужас.

Позже Марчелло спрашивал себя, что на него нашло в тот момент: он был словно ослеплен сияющим лбом женщины, в то же время это был глубокий, неистовый, мощный импульс, смятение и безнадежность страсти. Он вдруг подошел к синьоре Квадри, обнял ее за талию, привлек к себе и тихо сказал:

— И потому что вы мне очень нравитесь.

Она стояла к нему так близко, что Марчелло чувствовал, как трепещет ее грудь, она смотрела на него оторопев, потом крикнула пронзительным, торжествующим голосом:

А, прекрасно, замечательно! Свадебное путешествие, и тут же готов изменить жене, прекрасно! — Она яростно извернулась, чтобы освободиться из объятий Марчелло: — Пустите меня, не то я позову мужа!

Марчелло тут же отпустил ее, но женщина, движимая неприязнью, повернулась так, словно он все еще держал ее, и ударила его по щеке.

Она, казалось, сразу же пожалела о случившемся. Отошла к окну, посмотрела на улицу, потом, повернувшись, резко сказала:

— Простите меня.

Но Марчелло решил, что она не столько раскаивается, сколько испугалась того впечатления, которое могла произвести эта пощечина. Он подумал, что в упрямом и по-прежнему недоброжелательном тоне ее голоса слышались скорее расчет и желание уладить дело, нежели сожаление. Он сказал решительно:

Теперь мне, действительно, не остается ничего другого, как уйти. Прошу вас, предупредите мою жену и извинитесь за нас перед вашим мужем, скажите ему, что у меня уже были другие планы на сегодняшний вечер. — Он подумал, что теперь все кончено, под угрозой была его миссия, а тем более его любовь к этой женщине.

Он отступил, чтобы Лина могла свободно пройти к двери. Но вместо этого она пристально посмотрела на него какое- то мгновение, состроила недовольную капризную гримасу. Марчелло увидел, что глаза ее загорелись мрачным, решительным огнем. Подойдя к нему на расстояние одного шага, она медленно подняла руку и, не приближаясь, поднесла ее к щеке Марчелло:

Нет, не уходите… вы тоже мне очень нравитесь, и если я повела себя с вами так резко, то именно потому, что вы мне нравитесь… не уходите и забудьте о том, что случилось. — Говоря это, она медленно гладила его рукой по щеке неловким, но уверенным и властным жестом, словно снимала причиненную боль.

Марчелло смотрел на нее, смотрел на ее лоб и от прикосновения шершавой, почти мужской руки с изумлением, впервые в жизни, испытывал глубокое смятение и волнение, чувствуя, как любовь и надежда наполняют его грудь. Она стояла перед ним, протянув руку, лаская его, и он ощутил ее красоту как нечто, всегда ему предназначенное, как призвание всей своей жизни. Он понял, что всегда любил ее, еще до сегодняшнего дня, до того, как предугадал ее появление, увидев проститутку. Да, подумал он, вот такую любовь он должен был бы испытывать к Джулии, а он испытывал это чувство к женщине, которую не знал. Он приблизился к ней, протянув руки, и хотел обнять. Но она тут же увернулась, хотя, как ему показалось, ласково и понимающе, и, приложив палец к губам, прошептала: