Конформист

Внутри разница была еще ощутимее: римская квартира — старая, темная, загроможденная мебелью, книгами, бумагами — была пыльной и запущенной; в этой же, новой, светлой, чистенькой, было мало мебели и никаких следов научных занятий. Марчелло с Джулией несколько минут прождали в просторной и пустой гостиной, где только в углу вокруг стола со стеклянной столешницей стояло несколько кресел. Единственной особенностью, свидетельствовавшей о не вполне обычном вкусе, была большая картина художника-кубиста, висевшая на одной из стен, — холодная, декоративная смесь разноцветных сфер, кубов, цилиндров и параллельных линий. Книг, так поразивших Марчелло в Риме, не было вовсе. Он смотрел на натертый воском паркет, на длинные светлые занавески, на голые стены, и ему казалось, что он участвует в изящной, сделанной на скорую руку постановке современного театра с небольшим числом действующих лиц, построенной на одной сюжетной линии. Несомненно, главными героями в ней были он и Квадри, и, хотя сюжет был ему теперь известен, Марчелло показалось вдруг, что не все персонажи присутствуют на сцене. Кого-то еще не хватало, и как знать, быть может, появление этого незнакомца могло все совершенно изменить.

Словно в подтверждение этого смутного предчувствия дверь в глубине гостиной открылась, и вместо Квадри вошла молодая женщина, вероятно, та самая, что говорила с Марчелло по-французски по телефону. Она приближалась к ним по зеркальному полу, высокая, поразительно гибкая и грациозная, в летнем белом платье с расширяющейся книзу юбкой. Марчелло украдкой и с удовольствием невольно засмотрелся на четкие очертания ее тела, вырисовывавшегося под прозрачным платьем, изящного тела гимнастки или танцовщицы. Потом он взглянул на ее лицо, и у него возникла уверенность, что он уже видел ее раньше, хотя и не мог вспомнить где и когда. Она подошла к Джулии, с почти ласковой непринужденностью пожала ей обе руки и объяснила на правильном итальянском, но с сильным французским акцентом, что профессор занят и выйдет через несколько минут. Марчелло она поприветствовала издали, менее сердечно и даже как будто мимоходом. Пока она беседовала с Джулией, Марчелло внимательно разглядывал ее, пытаясь разобраться, откуда у него возникло смутное ощущение, что он ее уже знает. Она была высокого роста, с большими руками и ногами, широкоплечая, с невероятно тонкой талией, которую подчеркивали пышная грудь и широкие бедра. Бледное лицо без всякой косметики, несвежее и словно помятое, хотя и молодое, отличалось живым, беспокойно-тревожным и непосредственным выражением. Где он уже видел ее? Словно почувствовав, что за ней наблюдают, она внезапно повернулась к нему, и он сразу вспомнил, где встречал ее, точнее, женщину, на нее похожую: в доме терпимости в С., когда, войдя в общую залу, чтобы взять свою шляпу, увидел Орландо в компании проститутки Луизы. Сказать по правде, сходство состояло лишь в особой форме, белизне и сиянии лба. В остальном обе они существенно различались. У проститутки был широкий, тонкогубый рот, у этой — маленький, пухлый, круглый, похожий на маленькую розу с плотными, чуть привядшими лепестками. Рука проститутки была женственной, гладкой, чувственной, у этой — почти мужская, жесткая, красная, нервная. Наконец, у проститутки был противный хриплый голос, часто встречающийся среди женщин ее профессии, у этой, напротив, голос был сухим, звонким, приятным и звучал словно размеренная, утонченная музыка — то был светский голос.

Марчелло отметил черты сходства и различия, а затем, пока женщина беседовала с Джулией, обратил внимание и на ее крайнюю холодность по отношению к нему. Возможно, подумал он, Квадри рассказал ей о его политических симпатиях, и она предпочла бы не принимать его. Он спрашивал себя, кем она могла бы быть: Квадри, насколько он помнил, не был женат, женщина же своими официальными манерами походила на секретаршу или, по крайней мере, на поклонницу, играющую роль секретарши. Он вспомнил чувство, испытанное им в С., когда увидел, как проститутка Луиза поднимается по лестнице рядом с Орландо: чувство беспомощного возмущения, мучительной жалости, и вдруг понял, что в действительности это было не что иное, как чувственное желание, замаскированное духовной ревностью; теперь оно вновь вернулось к нему без всяких прикрас, и он испытывал его к женщине, сидевшей напротив. Она нравилась ему, по-новому, волнующе, и он хотел нравиться ей, поэтому враждебность, сквозившая в каждом ее жесте, горько печалила его. Наконец он вымолвил, невольно думая не о Квадри, а о ней:

У меня такое впечатление, что наш визит неприятен профессору… вероятно, он очень занят.

Женщина ответила сразу, не глядя на него:

Напротив, муж сказал мне, что увидится с вами с удовольствием… он прекрасно вас помнит. Все, кто приезжает из Италии, находят здесь радушный прием… Он действительно очень занят, но ваш визит ему особенно приятен. Погодите, я пойду посмотрю, не освободился ли он. — Эти слова были произнесены с неожиданной любезностью, согревшей сердце Марчелло.

Когда женщина вышла, Джулия спросила, однако без всякого любопытства:

— Почему ты считаешь, что профессору Квадри будет неприятно нас видеть?

Марчелло спокойно ответил:

— Меня заставило так подумать враждебное отношение этой синьоры.

Странно! — воскликнула Джулия. — На меня она произвела противоположное впечатление… мне показалось, что она так рада нам, словно мы уже были знакомы. Ты ее видел раньше?

— Нет, — ответил Марчелло с ощущением, что говорит неправду, — я даже не знаю, кто она.

— Разве она не жена профессора?

— Не знаю, по-моему, Квадри не женат; может быть, это его секретарша.

Но она же сказала: "мой муж"! — удивленно воскликнула Джулия. — Что с тобой? Она ведь сказала: "мой муж"… о чем же ты думал?

Значит, отметил Марчелло, женщина волновала его настолько, что он становился рассеянным, ничего не слыша вокруг. Это открытие было ему приятно, и, странным образом, ему вдруг захотелось поговорить об этом с Джулией, словно она вовсе не имела к этому отношения, а была посторонним человеком, которому он мог свободно довериться. Он сказал:

— Я отвлекся… Жена? Значит, он женился недавно.

— А вы с Квадри не переписывались?

Нет, он был моим профессором, затем он обосновался во Франции, и с тех пор я его не видел.

— Любопытно, я-то думала, вы были друзьями.

Последовало долгое молчание. Потом дверь, на которую Марчелло глядел пристально, не без нетерпения, открылась, и на пороге появился кто-то, в ком он не сразу узнал Квадри. Потом взгляд Марчелло скользнул к плечу вошедшего, он увидел горб, доходящий почти до самого уха, и понял, что Квадри просто сбрил бороду. Теперь он узнавал и странную, почти шестиугольную форму лица, его двумерность, отчего лицо походило на плоскую нарисованную маску, снабженную черным париком. Узнавал глаза, неподвижные и блестящие, обведенные красным, треугольный нос и бесформенный рот — мясистый красный живой круг. Новым был лишь подбородок, прежде скрытый бородой. Он оказался маленьким и кривым, крючком торчавшим под нижней губой, и в его уродстве, возможно, проявлялся характер человека.

Вместо прежнего сюртука, в котором Марчелло видел его во время их единственного свидания, Квадри был одет в спортивного покроя серый костюм. Под пиджаком у него была рубашка в красно-зеленую клетку, как у американского ковбоя, и яркий галстук. Идя навстречу Марчелло, он сказал сердечным и в то же время совершенно равнодушным тоном:

— Клеричи, не так ли? Конечно же, я прекрасно вас помню, вы были последним студентом, посетившим меня перед моим отъездом из Италии… я очень рад снова повидаться с вами, Клеричи.

Голос, подумал Марчелло, остался прежним: одновременно притворным и равнодушным, ласковым и рассеянным. Он представил Квадри жене, и тот с галантностью нагнулся, чтобы поцеловать руку, которую ему протянула Джулия.

Когда они сели, Марчелло сказал смущенно:

Я в Париже, в свадебном путешествии, и решил зайти повидать вас… вы были моим профессором… но, может быть, я вас потревожил?