Когда боги спали

Внезапно схватка закончилась, и братья бросились прочь, но остановились на вершине холма, чтобы потоком пустых угроз спасти свою гордость. Когда Сафар и его товарищ по борьбе двинулись вперед, братья рванули прочь, выкрикивая угрозы через плечо.

Сафар повернулся, чтобы посмотреть, кого же он спас. Юноша ростом и весом не уступал ему. Но тут же Сафар потрясение увидел, что у того светлая кожа и волосы, темные глаза и крючковатый нос.

Хотя он еще ни разу не встречал этого юношу, черты его лица были беспокояще знакомы.

Незнакомец усмехнулся разбитыми губами, обнажая окровавленные зубы.

— Ты подоспел вовремя, — сказал он. — Еще бы мгновение, и я не удержался и переломал бы им шеи.

Сафар пришел в себя.

— Когда я сверху увидел открывшуюся картину, — сказал он сухо, — непохоже было, что ты на это способен.

Незнакомец рассмеялся.

— Просто я очень мирный человек, — сказал он.

Эта реплика разрядила обстановку, и Сафар рассмеялся вместе с ним.

— В следующий раз, когда повстречаешь братьев Убекьян, — сказал он, — не сдерживайся. Иначе сломают тебе шею.

Незнакомец протянул руку.

— Меня зовут Ирадж Протарус, — сказал он.

Сафар заколебался, вспомнив видение. Но у этого юноши было столь дружеское выражение лица, что непонятно было, как он вообще может быть в чем-то опасен.

Сафар хлопнул по предложенной ладони.

— А я — Сафар Тимур.

Ирадж заинтересованно посмотрел на него.

— Неужели Сафар? Я видел сон, там было парень по имени Сафар.

Сафар не ответил. Такое совпадение лишило его дара речи.

Ирадж, должно быть, подумал, что Сафар просто стесняется. Он крепко сжал ладонь Сафара.

— Я думаю, мы будем очень хорошими друзьями, — сказал он. — Очень хорошими.

3. Охотники

Бадави уже не мог выносить воплей этого человека. Демоны привязали рослого крестьянина к вертелу и поджаривали его на медленном огне. Мучительные вопли выводили из себя, особенно когда какой-нибудь демон отрезал кусок еще живой плоти, пожирал его и хвалил жертву за то, что она оказалась таким хорошим блюдом.

Желудок торговца лошадьми зашевелился, когда налетевший ветерок донес до него запах от костра. Но крестьянин действительно ароматно пахнет, подумал он. Явно он любил приправить пищу чесноком. Но хоть Бадави и был голоден — прошло уже несколько дней, как демоны позволили ему существовать и питаться вместе с ними, — он по-прежнему не мог заставить себя пожирать то, что еще вопит.

Бадави был потрясен, и его тошнило, когда ему в первый раз предложили отведать блюдо из человеческого мяса. Но когда он понял, что больше ничего ему не предложат, здравый смысл одолел препятствие. Теперь ему такая пища нравилась даже больше любой другой, и он уже опытным глазом, как и подобает гурману, мог различить, какой из пленников будет вкуснее. Но тем не менее его продолжали раздражать и тревожить вопли и телодвижения, которые они производили в процессе готовки. Он обратился к богам с мольбой смилостивиться над верным Бадави и сделать так, чтобы крестьянин умер до того, как демоны разделают его заживо.

Он утешал себя тем, что когда-нибудь должен все-таки привыкнуть к этому шуму. Ведь привык же он безучастно воспринимать все те страдания, что теперь его окружали. Он и демоны разбили лагерь неподалеку от пылающих развалин некогда процветавшей фермерской деревни. И мясо, которое собирался есть Бадави, было платой за предательство по отношению к защитникам поселения. В последовавшей затем резне Бадави не ощутил ни единого упрека совести. После того как он предал собственную семью, он неоднократно видывал подобные картины. Его волновало лишь то, что демоны слишком много времени тратили на развлечения перед серьезным делом трапезы.

Крестьянин издал последний крик и затих. Сердце и желудок Бадави возрадовались, он вскочил на ноги и бросился к костру, расталкивая демонов, голодом преодолевая страх. Вытерпев тычки, подзатыльники и угрозы отнять поджаристое мясо, он удалился на безопасное расстояние и уселся есть. Поев, он вытер жир с бороды и огляделся. Белый шатер Сарна стоял ярдах в ста от основного лагеря. Бадави грустнел каждый раз, когда видел этот шатер. Он был сделан из шкуры его любимого верблюда, Савы. Боковые стенки шатра были подняты, пропуская внутрь прохладный вечерний ветерок, так что был видел Сарн, сидящий на ковре, увлеченно беседующий с лейтенантом Гиффом.

Удовлетворив первое желание, Бадави обратился ко второму, молясь, чтобы предмет их разговора никак не коснулся его. Он понимал, что Сарн и его дьяволы — особенно Гифф — не удовлетворены достигнутыми успехами. И это не его ошибка. Раз за разом приводил он их к поселениям, уловками и мошенничеством усыпляя бдительность защитников. Затем, когда поселение захватывалось, он помогал в случае необходимости допрашивать оставшихся в живых. И своим острым глазом он помогал не столько грабить, сколько оценивать награбленное. Но за свои старания он не получил и слова благодарности. Лишь на ужин жалкий кусок мяса. «Когда, о, когда же, — молился он, остановившись на третьей теме, обращенной к богам, — они наконец поймут мою настоящую ценность?»

Демоны уже одолели около шестисот миль на запад вдоль Божественного Раздела. Рос счет захваченных и ограбленных домов и поселков, сотнями исчислялись убитые. Поначалу демоны радовались, грузя на вьючных животных награбленное добро. Они вели за собой девушек и молодых женщин, чтобы продать их на невольничьих рынках в краю демонов. Заковывали их в цепи и прицепляли к длинным жердям, которые пленники несли на своих плечах, и заставляли идти рядом с вьючными животными. Но вскоре число рабов и награбленной добычи настолько увеличилось, что начало замедлять продвижение демонов. Они теперь едва ползли вперед. Вскоре такой оборот событий заставил демонов задуматься, а Бадави вновь начал бояться, как бы не закончил он свои дни на вертеле.

Демон по имени Гифф перехватил взгляд Бадави, направленный к шатру. Торговец лошадьми быстро пригнулся, дабы избежать пронзительного взгляда свирепых желтых глаз. Он забормотал молитву, прося богов сделать так, чтобы Гифф не счел его взгляд оскорбительным. Эта молитва осталась неуслышанной, поскольку сидящий в палатке Гифф злобно обнажил клыки и обратился к Сарну.

— Человек смотрит на нас, — сказал он.

Сарн пожал плечами.

— Какая разница, куда смотрит человек? — спросил он.

— А вот мне это небезразлично, — сказал Гифф. — Терпеть не могу эту низкую тварь. Его присутствие оскорбляет меня. От одного его взгляда мне хочется очиститься.

Сарн рассмеялся.

— Должно быть, это действительно от взгляда, мой добрый, но грязный друг, — сказал он. — Ты ведь уже четыре сезона не можешь добраться до бани.

Гифф не нашел в этом ничего смешного.

— Я не об этом, — сказал он. — Этот человек оскорбляет меня. Само его присутствие возмущает мое демонское спокойствие духа. Позволь, я убью его и хоть немного успокоюсь.

— Будь настоящим демоном и учись терпению, — сказал Сарн. — Спокойствие приходит с терпением, так говорят наши жрецы. Меня тоже оскорбляет этот человек. Они все оскорбляют меня. От них воняет хуже, чем от дерьма любого известного мне животного. А вид их так же отвратителен, как и запах. Своей мягкостью и корчами они напоминают мне червей. Червей с волосатыми головами и туловищем. А их маленькие ротики с ровными зубами и всего четырьмя крошечными клыками наталкивают на мысль о вампирах. — Сарн содрогнулся. — Должно быть, двухголовые дети рождаются у тех матерей, которые увидели этих тварей и до полусмерти испугались.

— Так почему же я должен быть терпеливым, Сарн? — спросил Гифф. — Давай осчастливим богов и прикончим кусок этого жирного дерьма.

— Этот человек нам все еще нужен, о друг мой, — сказал Сарн. — Вот почему ты не должен убивать его прямо сейчас.

Гифф фыркнул от отвращения.

— Я и забыл, насколько этот раб ценен для нас, — сказал он с сарказмом. — Еще бы, ведь завтра он приведет нас к деревне столь же богатой, как и эта. И вновь мы захватим хранилища бесполезного для нас зерна, скверной одежды, инструментов, которые мы все равно не сможем везти с собой, ржавого оружия и, может быть, — если боги смилостивятся, — две серебряные монеты, которые удачливый демон сможет положить в свой кошель.