Когда боги спали

Бадави был человеком весьма довольным самим собой. Больше всего его радовали расходы других. Свое состояние он сколотил фермерством и разведением прекрасных лошадей и верблюдов в том краю, куда никто еще не забирался. Принадлежащие ему земли были плодородными, но приобрел он их за бесценок в силу близости их к Запретной Пустыне.

Давным-давно, когда он объявил о том, что именно это место станет их новым домом, его первая жена вначале перепугалась, затем пришла в ярость. Поколотив ее, чтобы угомонилась, он затем потолковал с нею, как и положено доброму мужу. Бадави гордился своим умением контролировать ситуацию. Он был мужчиной, который знал, как исполнять семейные обязанности.

— Не будь тупой коровой, — посоветовал он. — Люди только потому боятся этого места, что оно расположено слишком близко к Запретной Пустыне. А я тебе скажу, что это ерунда! Чистейшей воды глупость. Что из того, что на том краю пустыни находятся земли демонов? Ведь она все-таки называется Запретной. Демоны, как и люди, не могут ее пересечь. Кроме того, здесь уже сотню лет не видели никаких демонов. И люди не пользуются этой землей не столько из-за глупости, сколько из-за неумения предвидеть. А я, во-первых, не так глуп. И там, где люди видят лишь страх, я предвижу удачу. Так что, жена моя, если ты не соберешь пожитки до конца недели, я тебя так отхлещу, что света белого не взвидишь. А потом отправлю тебя назад к твоему отцу. И пусть он хорошенько поучит такую глупую корову.

Припомнив этот давний разговор, Бадави презрительно скривил губы. С тех пор он процветал, взращивая стада на сочной траве предгорий и с выгодой торгуя с поселениями и стоянками кочевников в так называемых безопасных районах. За это время он уморил четырех жен, многих детей, заставляя их трудиться на своих землях как рабов. Проницательный делец, не брезгующий порой и воровством, он все больше богател. Но несмотря на все свои богатства, он одевался как последний из бедняков и ездил лишь на клячах, доживающих последние дни.

И этот молодой верблюд являлся истинным доказательством торжества теории и практики бизнеса Бадави. Животное являлось приданым, на котором настоял вождь кочевого племени, позволив своему сыну жениться на одной из дочерей Бадави. Все дочки Бадави обликом походили на него и, следовательно, не претендовали на красоту и обаяние. И вот Бадави, доставив дочку по назначению и радуясь избавлению от лишнего рта, все же оплакивал потерю любимого белого верблюда. Но утром после свершения свадебной церемонии, когда все спали в своих палатках после обильных возлияний, Бадави ускользнул незамеченным, прихватив с собою и верблюда.

Ну и пусть обманутый отец парня выказывает недовольство. Пусть попробует отправить девушку назад. Бадави ее не примет.

— А я скажу ему, пусть ее хоть в колодец бросит, мне наплевать, — сказал он, обращаясь к верблюду — Все равно от нее не было никакого толку. Она мне просто ни к чему.

Кобыла внезапно фыркнула и рывком закинула голову, чуть не угодив ему по носу.

— Это еще что такое! — заорал он и хлестнул ее по боку.

На этот раз серая отреагировала. Пронзительно заржав, она встала на дыбы. Бадави грохнулся на землю. От удара у него перехватило дух, но он не получил и царапины. Услыхав, как от страха взвыл Сава, он понял, что кобыла и его перепугала.

Верблюд попытался метнуться в сторону, но его удержала веревка, привязанная к кобыле. Оба животных заметались, вопя и пытаясь оборвать привязь.

Бадави, становящийся шустрым, когда дело того требовало, мячиком катаясь среди ног, заорал, призывая обезумевших животных остановиться. Но тут веревка лопнула, и кобыла с верблюдом помчались прочь, направляясь к знакомым предгорьям.

Бадави вскочил на ноги и завопил:

— Вернись, мой Сава! Вернись, любимый!

Но мольбы его остались неуслышанными, и вскоре кобыла и верблюд исчезли за холмом.

Бадави проклял этот несчастный случай. Затем вздохнул, представив себе долгий путь домой пешком. «Это кобыла во всем виновата», — сказал он себе и обругал недостойное создание, доставившее ему столько хлопот.

Внезапно он похолодел. Опасность свилась кольцом в животе, а волосы на затылке встали дыбом, как колючки у пустынного ежа. Инстинкт заставил его обернуться и всмотреться в просторы Запретной Пустыни.

Он приложил ладонь козырьком над глазами, но в первый момент ничего не увидел. Затем он разглядел вздымающийся столб пыли и подумал, уж не смерч ли приближается. Но изумление его тут же переросло в испуг, когда пыль раздвинулась и из нее показалась протяженная колонна темных фигур.

Они быстро приближались, и он попытался бежать. Но страх сковал его ноги, и он так и остался стоять на месте с раскрытым ртом, разглядывая фигуры и пытаясь понять, кто же это такие.

Фигуры быстро стали приобретать столь отчетливые очертания, что у Бадави внутри все опустилось.

Демоны!

Это были чудища в боевом снаряжении, с широкими рылами и крапчатой зеленой шкурой. Кони, на которых они ехали, были ужаснее всадников — даже не кони, а твари, смутно напоминающие лошадей, — с длинными клыками и когтистыми кошачьими лапами вместо копыт.

Бадави вышел из столбняка, и негнущиеся ноги понесли его вперед. Но не сделал он и нескольких шагов, как шпоры его зацепились друг за друга, и он полетел лицом в землю.

Тут его окружили чудища, вопя так, что по спине побежали мурашки. Всхлипывая и призывая богов, Бадави свернулся комочком, стараясь не угодить в зубы демонических коней. Наконечники копий уткнулись в него, и он завопил как поросенок, подпрыгивая всякий раз, как острие вонзалось в кожу.

Затем ему показалось, что раздался чей-то громкий приказ, и тут же наступила тишина, и его перестали мучать.

Чей-то голос сказал:

— Встань, человек. Я хочу посмотреть на тебя.

Голос звучал холодно, хрипло и странно.

Оставаясь лежать, Бадави захныкал:

— Прошу вас, господин. Не мучайте меня. Я всего лишь бедный фермер, не сделавший никому никакого зла.

Тогда прозвучал другой нечеловеческий голос:

— Послушай, Сарн, давай его просто прикончим и приготовим обед. Я голоден! Мы все голодны!

Это замечание вызвало хор одобрительных выкриков у других демонов, и они принялись скандировать:

— Жрать! Жрать! Жрать!

У Бадави от страха перехватило дыхание. Он встал на колени и, воздев руки вверх, принялся молить о пощаде.

Демон, заговоривший первым, и чудище поменьше, сидя на своих скакунах, уставились вниз на человека, ожидая, какую забавную чепуху он понесет.

— Прошу вас, господин, — взвыл Бадави. — Оставьте жизнь этому недостойному насекомому. У меня дочери, господин. У меня сыновья. У меня жена. Сжальтесь, господин! Пощадите старого Бадави!

Услышав эти мольбы, демоны расхохотались. И лишь Сарн не сводил с Бадави огромных желтых глаз. Он поднял когтистую лапу вверх и призвал всех к тишине.

— Ты просишь жалости у меня? — презрительно спросил Сарн. — Сарн никого не жалеет. Тем более людей.

— Вы не поняли, господин, — забормотал Бадави. — Я прошу не ради себя. Но ради вас.

— Ради меня? — сказал Сарн. — Да что ты можешь сделать для Сарна, человек?

— Ведь вы же голодны, господин, — ответил Бадави. — И я мог бы доставить вам удовольствие. Однако возьму на себя дерзость отметить… что я всего лишь один. А вас много. И я просто скорблю от мысли, что меня одного не хватит, чтобы утолить муки вашего голода. С другой стороны, господин, у меня дома, который не так далеко, этого добра достаточно, чтобы насытить всех вас.

— Ты имеешь в виду дочерей и сыновей? — спросил Сарн, кривя чешуйчатые губы.

— Да, господин, — ответил Бадави. — И еще моя жена. Жирный и нежный кусочек, если мне позволено будет сказать. С тех пор как она поселилась под моим кровом, я кормил ее самым лучшим.

Гифф, другой демон, презрительно фыркнул:

— Так ты предлагаешь свою семью, человек? Чтобы спасти собственную жизнь? Что же ты за создание такое?