Закат империи. От порядка к хаосу

Продовольственный кризис был вызван не истощением ресурсов воюющей страны, а низкими твердыми ценами на хлеб, которые установило государство. Нехватка хлеба стала ощущаться даже в ресторанах. «Во многих ресторанах и сто­ловых обед подавался с очень ограниченной порцией хлеба, а в некоторых хлеб вовсе не подавался... - Приходите со своим хлебом-с! - заявляли "человеки" (так презрительно называ­ли официантов. - С.Э.) ...»396 Наиболее проницательные со­временники прекрасно осознавали, что «продовольственный кризис - это в значительной мере кризис хозяйственных отношений между городом и деревней»397. Предпринятая властью попытка регулировать рыночные цены на хлеб не­замедлительно привела к его исчезновению с рынка. «Как только были объявлены низкие постоянные цены, - подвоз хлеба прекратился. Крестьяне, явившиеся с нагруженными возами, заворачивали оглобли и с ругательствами уезжали с базара»398. Пусто стало не только на городских, но и на деревенских базарах. «Муки и хлеба нет, нет и мяса...»399 Промышленность практически полностью работала на оборону страны. Об удовлетворении нужд деревни никто не заботился. Крестьяне, сдающие свой хлеб государству по твердым ценам, были вынуждены втридорога покупать в городе промышленные товары: на них твердые цены не были установлены. Возникли ножницы между ценами на хлеб и промышленные товары — и крестьяне предпочли вернуться к натуральному хозяйству в деревне. Как только началась Первая мировая война, в Российской империи был повсеместно введен «сухой закон»: полностью прекратились производство и продажа спиртных напитков. Государство лишилось значительной доли своих прежних доходов. В деревнях стало процветать самогоноварение. Тайные во­дочные заводы стали плодиться, как грибы. Производство самогона было делом исключительно рентабельным и по­зволяло крестьянам изыскивать деньги для приобретения постоянно дорожающих промышленных товаров. А в это время даже армии не хватало хлеба: в феврале 17-го войскам действующей армии был прекращен отпуск хлеба на при­готовление кваса400. Вот почему крестьянин, укрываюпщй хлеб от государственных реквизиций и перегоняющий зерно через самогонный аппарат, вызывал нескрываемое раздраже­ние как власти, так и горожан. Сформировался устойчивый антагонизм между городом и деревней. Сельские жители, готовые отдать последнюю голову скота для нужд действую­щей армии, считали «обидным для себя» кормить дешевым мясом городских жителей. По этому поводу выборные от схода поселян одного из донских хуторов подали формен­ную жалобу окружному атаману. «Мы сами, — говорится в жалобе, — не едим мяса. Полагаем, что и городские жители не помрут без него. Если последний скот съедят в городах, то пахать будет нечем, и мы можем остаться без хлеба...»401 Вечером 23 февраля 1917 года в Петрограде обнаружи­лись «первые признаки народного движения». Началась Февральская революция. Во время обсуждения продоволь­ственного вопроса, переросшего в вопрос политический, на заседании Государственной думы выступил крестьянин К.Е. Городилов. Оратор утверждал: «Низкие цены на хлеб погубили страну, убили торговлю и всё земледельческое хозяйство... Крестьян снова закрепощают. Их заставляют засевать поля и отдавать хлеб по низким дешевым ценам»402. Оратор настаивал, чтобы твердые цены были распростра­нены не только на хлеб, но и на все предметы, в которых нуждается деревня. Выступление Городилова неоднократно прерывалось возгласами: «Браво, браво!» И тогда слово взял депутат А.И. Шингарев. Он не отрицал ни рознь города и деревни, ни тяготы, выпавшие на долю крестьян. Однако депутат полагал, что государственная власть имеет право взять хлеб у крестьян за бесценок. «Хлеб должен быть доставлен армии, населению, рабочим, работающим на оборону, и городам. Мы со своей стороны должны сказать с этой высокой трибуны: хлеб надо подвезти, его надо сдать... Госдума должна сказать всем, кто имеет хлеб: дайте его!..»403

 Так столкнулись две правды. Добиться компромисса было нельзя.

Вопрос существования твердых закупочных цен на хлеб стал самой важной и системообразующей российской проблемой, вокруг которой группировались все остальные. Эта проблема подрывала единство нации и угрожала суще­ствованию государства. Февральская революция не только не смогла решить эту проблему, но даже не рискнула присту­пить к ее решению. Шла война, и Временное правительство не осмелилось оставить действующую армию без продоволь­ствия и не отважилось отменить твердые закупочные цены на хлеб. 25 августа 1917 года в газете «Московский листок» был сделан неутешительный вывод: «Правительство не решается отменить твердые цены, так как это означало бы банкротство казны. Скачок цен на хлеб при отмене твердых цен явился бы непосильным для государственного казначей­ства, так как четверть мужского рабочего населения состоит на иждивении казны... Выхода в том направлении, в котором продовольственная политика ведется сейчас, — нет. И мы неудержимо катимся к продовольственной катастрофе»4". Продовольственная катастрофа породила агонию уголь­ной промышленности в Донецком бассейне. Несмотря на то что в Екатсринославской губернии был собран богатый урожай, крестьяне отказались дать хлеб рабочим. Добыча угля неуклонно снижалась. Железные дороги, фабрики и заводы в любой момент могли остаться без топлива и были бы вынуждены прекратить свою работу. Продовольственная катастрофа породила развал всей хозяйственной жизни страны и угрожала неминуемым развалом государства.

 И каким бы чудовищным ни казалось нам сейчас то, что произошло в октябре 17-го, население страны уже было психологически подготовлено к большевистскому экстре­мизму. Населению не нужно было объяснять ни что такое насильственное изъятие хлеба у крестьян, ни что такое экс­проприация. За годы войны городские жители - от рабочего оборонного завода до чиновника, от работника городского хозяйства до учителя — все были приучены к тому, что государство берет на себя решение их насущных бытовых проблем. И как бы плохо оно это ни делало, именно на госу­дарственное вмешательство, а не на свободный рынок упо­вали изголодавшиеся горожане. Большевики лишь после­довательно довели до логического конца ту экономическую политику, основные контуры которой были очерчены еще в годы Первой мировой войны, когда власть стала переводить экономику страны на мобилизационные рельсы.

То самое неприятие буржуазных ценностей и личной ответственности, которое в течение нескольких поколений демонстрировало русское образованное общество, привело к тому, что русский интеллигент легко воспринял идею всепроникающего вмешательства государства во все сферы жизни общества — от снабжения населения продоволь­ствием и топливом до государственного диктата в сфере культуры.

Комментарии

1 Писемский А.Ф. Пьесы. М.: Искусство, 1958. С. 373 (Библио­тека драматурга).

2 Там же. С. 374.

3 Там же. С. 386-387.

4 Надсон СЯ. Поли. собр. соч.: В 2-х тт./ Под ред. М.В. Ватсон. Т. 2. Пг.( 1917. С. 524.

5 К.Р. Избранная переписка. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. С. 300.

6 Надсон СЯ. Полное собрание стихотворений / Вступ. ст. Г.А. Вялого; Примеч. Ф.И. Шушковской. 2-е изд. М.-Л.: Сов. писатель, 1962. С. 49 (Библиотека поэта. Большая сер.).

7 Там же. С. 70.

8 Там же.

9 Там же. С. 133.

10 Там же. С. 236.

11 Там же. С. 187.

12 Там же. С. 112-113.

13 Там же. С. 145.

14 Там же. С. 104.

15 Писемский А.Ф. Письма. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1936. С. 252.

16 Гоголь Н.В. Избр. соч.: В 2-х тт. Т. 2. М.: Худож. лит., 1984. С. 65,66.