Страница 21 из 53
Пётр и сам толком не может объяснить, почему он пошёл вслед за товарищами. Никто не мешал ему заниматься, изучать римское право, никакого гнёта режима он, по собственному признанию, не испытывал. Страх оказаться плохим товарищем подавил в его душе опасение возможных репрессий. Пётр сожалеет о содеянном и сетует, что общество требует от личности гражданской позиции, ничего не давая взамен. У Петра нет ни цельного мировоззрения, ни спокойствия в душе. «Я думаю, что, когда француз или англичанин говорит: Франция! Англия!., он непременно представляет себе за этим словом нечто реальное, осязаемое... понятное ему... А я говорю — Россия и — чувствую, что для меня это — звук пустой. И у меня нет возможности вложить в это слово какое-либо ясное содержание»139. Пётр раскаивается в том, что, поддавшись чувству корпоративной студенческой солидарности, пошёл на поводу у товарищей и принял участие в беспорядках. Пройдет два года, он восстановится в университете, окончит курс и превратится в добропорядочного члена общества. Его товарищ студент Шишкин, живущий нахлебником у Бессемёнова, судя по всему, продолжит свое участие в революционном движении. Иное дело Пётр. Полученная острастка навсегда отвратит его от любой политической деятельности. Станет ли он впоследствии прокурором, как пророчит ему квартирантка Бессемёновых молодая вдова Елена Николаевна Кривцова, или изберет стезю адвокатской деятельности - это не важно. В душе Петра произошёл надлом: он не принимает узкий мещанский мирок своего отца, но и в современный большой мир ещё не вписался.
Надлом произошёл и в душе Татьяны. У неё нет желания покинуть родительский дом и пойти учиться на Высшие женские курсы, чтобы, например, со временем преподавать в женской гимназии. Школьная учительница жадно хочет жить и удручена тем, что никак не может отыскать какой-то высший смысл в ежедневной работе, полной вязкой и обволакивающей рутины. Кто-то находит утешение в литературе с сё вымышленным миром, кто-то увлекается театром. Девушку нервируют и книги, рисующие жизнь не такой, какой она предстаёт в действительности, и театральные драмы «с выстрелами, воплями, рыданиями»140. Татьяна раздражена и монотонностью своей жизни, и собственной неспособностью покончить с этой безысходностью. «И жизнь совсем не трагична... она течет тихо, однообразно... как большая мутная река. Л когда смотришь, как течет река, то глаза устают, делается скучно... голова тупеет, и даже не хочется подумать — зачем река течет?»141 В маленьком провинциальном городе есть театр, но учительницу злят театральные драмы. «Все это неправда. Жизнь ломает людей без шума, без криков... без слез... незаметно...»142 Родители удручены её женской неустроенностью. Но за кого же Татьяна может выйти замуж в этом маленьком городе? Очень точно суть проблемы сформулировала кухарка Степанида: «Приданое хорошее дадите, и образованную кто-нибудь возьмет...»143 Если получившая образование девушка чуждается собственного отца, то согласится ли она стать женой необразованного сына такого же цехового старшины?! Разумеется, нет. Ведь приятели Бессемёнова не стали давать своим детям образование. А брачный рынок людей образованных в маленьком городе крайне ограничен. Истоки ее жизненной драмы обычно ищут в неразделённой любви Татьяны к Нилу. Это поверхностное объяснение. Девушка глубоко страдает от отсутствия мужского внимания к себе:
«Татьяна. Ая вчера была в клубе... на семейном вечере. Член городской управы Сомов, попечитель моей школы, едва кивнул мне головой... да. А когда в зал вошла содержанка судьи Романова, он бросился к ней, поклонился, как губернаторше, и поцеловал руку...
Акулина Ивановна. Экой бесстыдник, а? Где бы взять честную девушку под ручку да уважить ее, поводить ее по зале-то вальяжненько, на людях-то...
Татьяна {брату). Нет, ты подумай! Учительница, в глазах этих людей, заслуживает меньше внимания, чем распутная, раскрашенная женщина...»144
Старик Бессемёнов безуспешно пытается достучаться до своих детей. Он глубоко страдает от того, что никак не может найти общий язык с детьми, которых искренне любит. Старшина малярного цеха был плоть от плоти пореформенной России, он был носителем тех самых мещанских буржуазных ценностей, против которых так активно выступало русское образованное общество. Именно такие люди, как Василий Васильевич Бессемёнов, обеспечивали устойчивость процесса развития капитализма в России. Отвергая мещанские ценности отца, его дети, по сути, отторгали не архаичную мораль прошлого, как им казалось, а буржуазные ценности настоящего. Но они так и не смогли отыскать ничего своего — ни смысла в собственной жизни, ни иных, антибуржуазных ценностей.
«Татьяна. Отец!.. Когда вы говорите - я чувствую -вы правы! Да, вы правы, знаю! Поверьте, я... очень это чувствую! Но ваша правда — чужая нам... мне и ему... понимаете? У нас уже своя... вы не сердитесь, постойте! Две правды, папаша...
Бессемёнов {вскакивая). Врешь! Одна правда! Моя правда! Какая ваша правда? Где она? Покажи!
Петр. Отец, не кричи! Я тоже скажу... ну, да! Ты прав... Но твоя правда узка нам... мы выросли из нее, как вырастают из платья. Нам тесно, нас давит это... То, чем ты жил, твой порядок жизни, он уже не годится для нас...
Бессемён о в. Ну да! Вы... вы! Как же... вы образовались... а я дурак! А, вы...
Татьяна. Не то, папаша! Не так...
Бессемён о в. Нет - то! К вам ходят гости... целые дни шум... ночью спать нельзя... Ты на моих глазах шашни с постоялкой заводишь... ты всегда надута... а я... а мы с матерью жмёмся в углу....
Акулина Ивановна (врываясь в комнату, жалобно кричит). Голубчики! Да я ведь... родной ты мой! Разве я говорю что? Да я и в углу!., и в углу, в хлеву! Только не ругайтесь вы! Не грызите друг друга... милые!
Бессемёнов {однойрукой привлекая ее, а другой отталкивая). Пошла прочь, старуха! Не нужна ты им. Оба мы не нужны! Они - умные!.. Мы - чужие для них...
Татьяна (стонет). Какая мука! Какая... мука!..
Петр (бледный, с отчаянием). Пойми, отец... ведь глупо это! Глупо! Вдруг, ни с того ни с сего...
Бессемёнов. Вдруг? Врешь! Не вдруг... годами нарывало у меня в сердце!..
Акулий а Ивановна. Петя, уступи! Не спорь!.. Таня... пожалейте отца!
Бессемёнов. Глупо? Дурак ты! Страшно... а не глупо! Вдруг... жили отец и дети... вдруг — две правды... звери вы!
Татьяна. Петр, уйди! Успокойся, отец... ну, прошу...
Бессемёнов. Безжалостные! Стеснили нас... Чем гордитесь? Что сделали? А мы — жили! Работали, строили дома... для вас... грешили... может быть, много грешили — для вас!
Петр (кричит). Просил я тебя, чтоб ты... все это делал?
Акулина Ивановна. Петр! Ради...
Татьяна. Ступай вон, Петр! Я не могу, я ухожу... (В изнеможении опускается па стул.)
Бессемёнов. А! бежите... от правды, как черти от ладана... Зазрила совесть!»145
Сама история поставила точку в этом споре. Никакой своей правды «молодая Россия» так и не смогла сформулировать. Трагический разлад в семье Бессемёновых как в капле воды отразил трагическую безысходность российского конфликта; «молодая Россия», в очередной раз отторгая буржуазные ценности, расшатывала существующие устои и, по сути, препятствовала бескровной модернизации страны.
В1857 году, когда русское образованное общество начало гласно бурно обсуждать проблему грядущей эмансипации крестьян, Николай Алексеевич Некрасов написал свои хрестоматийные строки:
В столицах шум, гремят витии,
Кипит словесная война,
А там, во глубине России,
-Там вековая тишина.
Прошло 44 года, и Горький написал «Мещан». На первый взгляд в российской глубинке по-прежнему царит вековая тишина. Однако провинция сильно изменилась за эти годы: даже в маленьком городке уже есть эти неотъемлемые приметы пореформенной России - железная дорога, банк, театр... И если одни интеллигенты в первом поколении, безвозвратно порвавшие, подобно детям Бессемёнова, с прочными мещанскими корнями родителей, никак не могли найти своё место в жизни, то другие сумели в ней довольно-таки комфортно устроиться. О том, какую цену они заплатили за свое обустройство в буржуазном мире, мы узнаем из пьесы Горького «Дачники» (1904).