Какое надувательство!

Пролог

1942-1961

Трагедия дважды постигала семейство Уиншоу, но в столь ужасных масштабах — еще никогда.

Первое происшествие уведет нас к ночи 30 ноября 1942 года, когда Годфри Уиншоу — в ту пору тридцатитрехлетнего, еще молодого человека — при выполнении совершенно секретного задания в небе над Берлином сбили германские ПВО. Этого известия, доставленного в Уиншоу-Тауэрс перед самым рассветом, оказалось достаточно, чтобы его старшую сестру Табиту начисто свести с ума, куда она не вернулась и по сей день. Сила ее расстройства фактически оказалась такова, что она не сочла для себя возможным даже посетить мемориальную службу, заказанную в честь покойного брата.

По любопытной иронии судьбы та же Табита Уиншоу, ныне восьмидесяти одного года, владеющая своими умственными способностями ничуть не более, чем последние сорок пять лет, выступает патроном и спонсором книги, которую вы, мои любезные читатели, сейчас держите в руках. Посему писать о состоянии Табиты хоть с какой-то объективностью представляется несколько затруднительным. Вместе с тем факты следует изложить, и они таковы: с того самого момента, когда до Табиты долетела весть о трагической кончине Годфри, она пребывает в тисках одного абсурдного заблуждения. Иными словами, убеждена (если это можно назвать убеждением), что брата сбила отнюдь не германская зенитка: гибель Годфри — дело рук его родного брата Лоренса.

У меня нет никакого желания подробно останавливаться на признаках достойной сожаления дряхлости, что судьба уготовила этой несчастной слабоумной старухе, но предмет сей следует разъяснить, ибо он сущностно значим для всей последующей истории семейства Уиншоу — а значит, должен быть вправлен в некое подобие контекста. Я, наконец, предприму попытку быть кратким. Итак, читателю следует знать, что, когда погиб Годфри, Табите исполнилось тридцать шесть и она по-прежнему жила старой девой, ни единого разу не проявив никаких матримониальных наклонностей. Многие члены семейства подмечали, что ее отношение к противоположному полу в лучшем случае можно охарактеризовать как безразличие, а в худшем — как отвращение. Отсутствие интереса, с которым Табита принимала ухаживания случайных поклонников, уравновешивалось лишь ее страстной преданностью и привязанностью к Годфри. Тот же, как свидетельствуют немногочисленные воспоминания и считанные фотографии, из пяти братьев и сестер был самым веселым, симпатичным, живым и, в общем и целом, располагал к себе больше остальных. Зная силу чувства Табиты, семейство впало в определенную тревогу, когда летом 1940 года Годфри объявил о своей помолвке; однако вместо неистовой ревности, коей опасались некоторые, между сестрой и будущей невесткой установилась теплая и почтительная дружба, а потому бракосочетание Годфри Уиншоу и Милдред, урожденной Эшби, самым успешным образом состоялось в декабре того же года.

Но острейшее лезвие злобы Табита продолжала приберегать для своего старшего брата Лоренса. Нелегко раскопать корни такой неприязни между злосчастными потомками одних родителей: вероятнее всего, дело просто в различии темпераментов. Подобно своему отцу Мэттью, Лоренс был человеком сдержанным, иногда — нетерпеливым; отдавался собственным обширным национальным и международным интересам с целеустремленностью настолько страстной, что многим она представлялась безжалостной. Царство женской мягкости и нежных чувств, где обитала Табита, было ему совершенно чуждо: сестру он считал взбалмошной, обидчивой, слишком нервной и — эта фраза сейчас звучит прискорбно пророчески — «малость не в себе». (Хотя приходится признать, что в последнем мнении он не был одинок) Короче говоря, они оба прилагали все усилия, чтобы лишний раз не попадаться друг другу на глаза; мудрость подобного решения становится очевидной, если иметь в виду те отвратительные события, что воспоследовали за смертью Годфри.

Непосредственно перед вылетом на роковое задание Годфри насладился недолгим отпуском в безмятежной обстановке Уиншоу-Тауэрс. Милдред, разумеется, приехала вместе с ним; она уже несколько месяцев вынашивала их первого и единственного ребенка (сына, как впоследствии окажется). Надо полагать, именно возможность увидеться с любимыми членами семьи заставила Табиту расстаться с удобствами собственной немаленькой резиденции и переступить порог ненавистного братца. Хотя сам Мэттью Уиншоу и его супруга были еще живы и пребывали в добром здравии, они практически не покидали своих покоев в отдельном крыле, а хозяином дома определил себя Лоренс. Вместе с тем утверждать, что он и его жена Беатрис выступали хорошими хозяевами, будет довольно сильным преувеличением. Лоренс, как водится, весь погрузился в предпринимательскую деятельность, коя требовала проводить много часов у телефона в тиши кабинета, а один раз ему даже понадобилось совершить путешествие с ночевкой в Лондон (он отбыл, не побеспокоившись извиниться перед гостями или хоть как-то объясниться). Беатрис, между тем, даже не делала вид, что рада родственникам своего супруга, и по большей части оставляла их совершенно без всякого внимания, уединяясь у себя в спальне под предлогом хронической мигрени. Таким образом, Годфри, Милдред и Табита были предоставлены самим себе — вероятно, к собственному удовольствию — и провели несколько приятных дней исключительно в обществе друг друга: гуляли по саду, развлекались в огромных гостиной, салоне, столовой и бальной зале Уиншоу-Тауэрс.

В тот день, когда Годфри следовало прибыть на аэродром в Хакнэлле для выполнения первой части своего задания — о котором его жена и сестра имели самое смутное представление, — он долго разговаривал о чем-то наедине с Лоренсом в коричневом кабинете. О подробностях этой беседы мы не узнаем никогда. После его отъезда обеим женщинам стало не по себе: Милдред охватила естественная тревога жены и будущей матери за мужа, отправленного на выполнение какого-то ответственного задания с сомнительным исходом, а Табиту — более неистовое и неуправляемое возбуждение, вылившееся в эскалацию боевых действий против Лоренса.