Страница 41 из 42
Ну, снова заход в автомате, ВПР, отключил автопилот… зебра, ось, знаки… и стал добирать. Замерла, еще добрал, знаки уехали под меня, еще, еще… так долго не парят…
– Да мы катимся! – сам себе вслух удивился.
Опустил ногу, попробовал тормоза – гололед. Ну, Москва есть Москва. Худо-бедно катились, строго по оси. Понял, что по косой, скоростной РД не успею срулить, не стал рисковать на скорости, поехал до конца. И впереди еще верста гололедной, нерасчищенной полосы, а сзади на глиссаде висит коллега, а скорость руления почти нулевая…
Ну, доползли до торца, гольный лед, накат. Коллега нервно запросил подтвердить посадку. Диспетчер буркнул: «Дополнительно». Я тут же перевел машину в плавный разворот на рулежку и крикнул: «Освободил!» Ну, борт успел сесть. Как ни странно, спина сухая.
Кое-как доползли до перрона. По закону подлости, всем на стоянку своим ходом, а нам – под буксир. А что такое тягач на льду? Правильно: корова. Полчаса нас судорожно, фрикциями, заталкивали на стоянку.
Одно колесо все-таки лопнуло. Не снесли, а провернулось на барабане. Черт его знает почему, но замечено: мягкая посадка – меняй колесо, особенно на «бешке». Но у нас, наоборот, «эмка». И корды все целые, а лопнуло.
А посадка, точно, бабаевская. Старался же: снова вез экипаж, с Ил-62.
Обратно летели, поспав шесть часов; опять задержка: снегопад. Два часа ждали облив, обдув, буксир. Порт работал – ну прям почти как у Хейли. Ну, ухряли, и слава богу. Домой – спокойный полет. Понравилось спокойное пилотирование Толи Плякина. Для «элочника» – отлично.
30.10. Пришла зима. Пока возился на крыше гаража, пошел снег, и сыпал, сыпал из хмурых туч, в тихом, безветренном вечернем воздухе. Уходил домой – снег уже лежал толстым слоем.
Однажды мне пришлось наблюдать редкостный, зримый, шокирующий переход от осени к зиме. Тогда я много ходил пешком вокруг Зеленой Рощи, тренируя сердце и попутно дыша всякой красноярской дрянью. Подходила к концу часовая прогулка в начинающихся сумерках. Заходящее солнце закрыла большая туча, поднимающаяся на западе. Было еще тепло, я обходил лужи на тротуаре; на вязах еще зеленели листья.
Подул ветер, туча закрыла небо, и вдруг ударил такой снежный заряд, что видимость ухудшилась до сотни метров. Это был прямо-таки буран, правда, кратковременный. Ветер через несколько минут утих, но снег, лохматый, крупными хлопьями, все падал и падал; тут же зажглись оранжевые фонари (тогда еще хорошо освещали улицы), снег тихо и густо кружил вокруг них, и за десять минут в мире наступила белая тьма, раздираемая строчками огней. Все побелело, покрылось слоем чистейшего снега; сразу похолодало и запахло Новым Годом. И настолько быстрым, молниеносным, был переход от света к тьме, от сухой и не поздней еще осени – сразу к глубокой зиме, – что резануло острое осознание быстротекучести жизни: как стремительно все уносится в бесконечность…
Я запомнил это ощущение: безысходной, мудрой грусти. А снег уже так и не таял до весны.
3.11. Предпоследний рейс в этом году – Москва. Взлетал в начинавшемся снегопаде по начинавшемуся гололеду, ночью, и в свете фар косо несущийся слева снег прилично мешал выдерживать направление на разбеге. Пришлось расфокусировать зрение, перенести взгляд с осевой на горизонт, улавливая только общее направление ВПП по огням, – и сразу стало легче. Так обычно взлетаешь с заснеженных полос, когда не видно оси. Расфокусированное, боковое зрение еще никогда меня не подводило, а помогает здорово. И вообще, мой лозунг – «шире кругозор», в прямом и переносном смысле.
Весь полет увлеченно читал популярную нынче книгу «Как выжить в советской тюрьме». А что: от этого ни один совок не застрахован. Книга интересная и полезная. Кругозор…
В Москве погода звенела; зашел и сел визуально, причем, поставив на пяти метрах малый газ и краем уха ориентируясь на отсчет высоты по радиовысотомеру, плавно и непрерывно тянул штурвал на себя, не допуская взмывания: чуял, что несусь в 20 сантиметрах над бетоном, несмотря на доклады Филаретыча «три метра, три метра…»
Знаки проплыли, и мы по-бабаевски соприкоснулись с осью; перелет для захода в автомате вполне допустимый.
Москву просил Витя: встретить и увезти сына, только что окончившего, наконец, Актюбинское училище и вытолкнутого из стен альма-матер в одном пиджачке и с семью сотнями подъемных. Ну, встретили, одели в прихваченную из дому теплую одежду; переночевали в профилактории, превращенном в заурядную гостиницу: кто хочет, плати 600 р. и ночуй с питанием. Дождались вечера и полетели домой.
Ну, Димка уже пилот, уже 120 часов налету, на двух типах, Ан-2 и Як-40. так что нам с ним, двум пилотам, уже было о чем поговорить. И Витя тоже весь полет задавал парню задачки по самолетовождению, а я… тихонько ему завидовал: как же – сыночка, дорогой, уже коллега, уже взрослый, уже с ним можно без сюсюканья; а дед-то, дед Филарет, старый бортмеханик, ждет не дождется третьего летчика в роду…
Попутная струя домчала нас за 3.40; заход с прямой. Погода не баловала: снег 1100, по ОВИ 2300, нижний край 160, сцепление 0,35, система не работает, заход РСП+ОСП.
Я принял решение садиться самому, а Володе Гебгардту отдать долг в следующий раз. Шутки шутками, а при путевой 1100 км/час надо таки успеть снизиться; на кругу тоже попутничек, да обледенение вдобавок; короче пришлось немножко поработать.
Алексеич даже не отвлек меня, когда загорелось РИО, а просто молча включил ПОС, молча чуть добавил режим, чтобы записалось на МСРП, молча убрал до малого газа крайним, чтобы не разгоняться и не путать мои расчеты, – короче, сам сделал все то, что мы тысячу раз делаем. Я краем глаза видел и поблагодарил. Что значит – с полувзгляда…
Система работала, но не в регламенте после ремонта, как всегда осенью. Работала как обычно, но еще не облетана и не отписана официально; претензий же от экипажей к ее работе не было. Курс захватила точно, но когда подошли поближе, выпал бленкер глиссады, и я по глиссаде пилотировал вручную. Так что заход фактически был в полуавтомате.
Ну, и зашли, и засветились огни… Димка дышал мне в затылок. Со ста метров я отключил курсовой канал, взял управление и, краем уха ориентируясь на команды диспетчера по РСП, касающиеся глиссады, чуть дожал машину к торцу. Витя долдонил «три метра, три метра», мы нежнейше коснулись снега, Витя вдогонку крикнул «два метра-метр-касание», я плавно опустил переднюю ножку… а сзади висел борт, а она – юзом, юзом… Ну, остановились, развернулись, срулили.
В два часа ночи, уговорив водителя автобуса, я добрался домой. Ночью кашлял, а сейчас иду в баню. Всё.
4.11. На днях в Чите упал МАПовский Ан-8. Причина абсолютно та же, что и с прошлогодним Ан-12, МАПовским же. Загрузились на Камчатке импортными автомобилями и, залив топлива под пробки, тянули на максимальную дальность. И тому, и другому не хватило пары километров до полосы. Жадность человеческая.
5.11. Кончится эта тетрадь – надо годик отдохнуть. Спишут на пенсию – писать станет не о чем, ведь основа писанины все же – мои полеты.
Я не хочу сказать, что на пенсии стану влачить жалкое совковое существование, изредка, за рюмкой в гараже, оживляя его воспоминаниями. Нет. Я был и останусь личностью, сумею преодолеть стресс, смещу приоритеты, найду новые интересы и буду так же мыслить, мыслить и нагружать мозг и тело. Но главного стержня, чугунного ствола Службы, – не станет. И кот ученый, на цепи, просто перестанет рассказывать свои небесные сказки. А земные – кому они нужны.
10.11. Сочинским рейсом, мягчайшей посадкой, закончились мои полеты в этом году. Обратно вез второй пилот, Олег Бурминский, хороший летчик; если бы летал со мной, стал бы отличным пилотом: есть способности, хватка и честолюбие, хотя летал только справа, на Ан-2 и Як-40. Ну, у него еще все впереди. Да и не один ведь я могу научить человека. А хотелось бы.