Апокалипсис 2060

— Да, вера — дело заразное, это давно психологи заметили, — президент хмыкнул. — Если уж глава академии в бога уверовал, что с профессоров взять. Они скоро как наши предки все явления станут богом оправдывать вместо того, чтобы думать, анализировать и искать способы преодоления трудностей. Жаль, что патриарх умер, он бы вам рассказал, что у бога свои проблемы, ему не до нас.

— Верили лучше бы в дьявола, — пробурчал премьер. — Мы в его владеньях, с богом спящие, а мы в аду.

— Один из светлых Божиих ангелов по имени Люцифер возгордился своим могуществом, поднял на небесах мятеж и увлек за собой третью часть ангельского воинства, — процитировал задумчиво президент. — Против мятежников выступил архангел Михаил с верными Богу небесными ратями. В результате битвы восставшие ангелы во главе с Люцифером были сброшены с небес в преисподнюю и превратились в демонов, единственная цель которых отныне сеять зло. Только вот битвы не было, а так похоже…

— Так еще будет, — фыркнул премьер-министр. — Вам не докладывали? Верхние не дают вывозить продовольствие, знают же, что продукты нужны и им и нам. Три дня назад нашу колонну машин обстреляли, причем нападавшими были молодые девушки, а руководил ими парень. Потерь среди наших бойцов нет, девчонки стреляли из охотничьих ружей да к тому же утиной дробью, которой трудно кого-то убить, так что даже если бы и попали, то никого не убили, но все равно неприятно. Наши доблестные парни ответили огнем, используя гранатометы и пулеметы, но нападавшие успели скрыться.

— Так делать нельзя! — президент помрачнел. — Приказываю, ответный огонь по спящим не открывать ни в коем случае! Стараться договариваться, если не получится — отступать. Лучше нам потерять какую-то часть продуктов, чем воевать с собственным населением.

— Да какое это население! — фыркнул министр по чрезвычайным обстоятельствам. — От спящих в живых осталось не больше тысячи, причем в основном девчонки, парней среди них едва ли наберется больше двух десятков. Возраст выживших спящих от семнадцати до двадцати пяти лет, так что это в основном молодежь. Их численность постоянно падает, статистики у нас по ним нет, но мои аналитики говорят, что у них уже умерло не меньше двадцати процентов. Кстати, дети у них тоже не рождаются, так что скоро они нам не будут мешать…

— Тем более, — произнес президент. — Раз их мало, то много продуктов они себе не заберут, а если погибнут, то все, что собрали, достанется нам, поэтому еще раз предупредите бойцов: огонь по спящим ни в коем случае не открывать! Это наши люди, и мы живем в одной стране, хоть и в разных реальностях и когда-нибудь, я верю в это, мы соединимся и станем единой нацией, народом победившим разруху и конец света…

— Если раньше не вымрем, — мрачно произнес премьер-министр. — К сожалению нас становится с каждым днем все меньше, и эту тенденцию не удается переломить. В провинции людей умирает еще больше и чаще всего от голода. Тем, кто выжил в бункерах, трудно заготавливать продукты, у них и магазинов меньше и оптовых баз, да и защиты приличной нет, а мы им ничем помочь не можем. Поэтому надо признаться себе, что население в провинции обречено, выживут люди только в крупных городах, где обстановка несколько лучше.

— Если в провинции не хватает продовольствия, то нам следует с ними поделиться, — сказал президент. — Насколько я понял, у нас с продуктами все хорошо?

— Не можем мы ни с кем поделиться, — покачал головой министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Поверхность для нас закрыта даже в скафандрах высокой защиты. Те, кто занимается сбором продуктов и других ценностей, после каждого выхода оказываются в госпитале, потому что внутренняя эндокринная система начинает бунтовать. Практически мои бойцы теряют за часовой выход десяток лет жизни, а то и больше. А чтобы довезти продукты до провинции, придется провести под солнцем не одни сутки, так что вероятнее всего люди погибнут по дороге и продовольствие не довезут.

— Но можно двигаться ночью, — заметил министр по сельскому хозяйству, теперь по продовольствию. — Если причина в солнце, то его в это время нет.

— Пробовали и днем и ночью, разницы никакой, люди чувствуют себя так же плохо и заболевают, — вздохнул министр по чрезвычайным обстоятельствам. — Вероятнее всего дело не только в сошедшем с ума светиле, а в чем-то еще, что ученые пока не могут нам рассказать.

— Не хватает нам Сергеева, ох, как не хватает, — покачал головой президент, глядя на премьер-министра, но тот в ответ только безразлично пожал плечами. — Вот кто был настоящий ученый! Уж он то бы нам рассказал, в какую преисподнюю катится мир и стоит ли нам сопротивляться. Но нет его, умер, сердце не выдержало груза знания, придется как-то нам самим… Тут у меня возникла интересная идея, а что если нам попросить спящих доставить продукты в провинции? Солнце на них не действует, чувствуют они себя наверху неплохо, да и нам пора искать с ними точки взаимодействия. Как мысль?

— Хороша, — одобрил премьер-министр. — Только трудно выполнима. Не дружим мы с ними, слишком разные, вот если бы хоть один к нам пришел, тогда можно бы попробовать договориться. Только не придут они, мы им неинтересны.

— Думаю, у нас все получится, — оптимистически произнес президент. — Жизнь штука такая: что нереально сегодня, становится обыденностью завтра.

— Поживем-увидим, — ответил премьер. — Может что и склеится. Хотелось бы еще при жизни увидеть, что-то дающее надежду.

Илья умирал и знал это. Зачем жить, если того мира, в котором ему было хорошо, уже нет? Стоит ли спасать себя? И даже если он выживет, что это ему даст? Одиночество, которое он все равно не сможет перенести? Иллюзию, что он занят чем-то важным? Для чего он пришел на эту землю? Неужели только для того, чтобы сдохнуть в придуманном отцом бункере? И это высшая точка его жизни? Для чего вообще люди живут и умирают? Он смотрел в зеркало и не знал, что сказать самому себе. Программа его убийства на компьютере уже работала, и в любой момент какой-нибудь из роботов мог напасть и уничтожить его. Он запрограммировал свою смерть, и сейчас на пороге в неизвестность пытался понять, что же произошло в этом мире и для чего? Неужели люди являются просто чьим-то глупым, неудавшимся экспериментом? Кто-то решил вырасти богов, а получились одни уроды? И тогда этот некто решил сунуть планету под жесткое излучение, чтобы ее очистить и начать заново.

Жили же на Земле и лемурийцы, и гиперборейцы, и атланты, и каждая из этих цивилизаций погибла. Причем для каждой из них, бог придумал свой конец: одни погибли от потопа, другие от смены полюсов, третьи от разбушевавшегося супервулкана, и только для людей этот некто придумал нечто по-настоящему грандиозное, и на этот раз он решил убить не только людей, но и все живое.

Пройдет немного времени, и под слепящим солнцем останется лишь мертвый мир, в котором есть все для жизни: тепло, вода, благодатная почва, но ничего живого.

Сергеев полулежал в кресле, есть ему не хотелось, пить тоже, и даже спать. Завод он свой остановил. Зачем нужны роботы, если итак ясно, что выжили единицы, для которых техника не скоро станет нужна? Тем более свою задачу он выполнил, его роботы объездили все близлежащие поселки и городки, и кроме высохших мумий никого не обнаружили. И он убедился еще раз, этот мир погиб окончательно, и больше никогда не возродится.

Конечно, еще остались жить под землей сотни тысяч людей, но они тоже скоро умрут, это ему поведал один из диспетчеров, когда пару дней назад Илья с ним связался. Дела в подземелье совсем плохи. На поверхности люди жить не могли, под землей тоже, их начинала грызть тоска, наваливалась жестокая депрессия, люди прекращали есть и умирали. И не было лекарства от этой непереносимой тоски, транквилизаторы, только переводили ее в более мягкую форму, тем самым растягивая смерть на месяцы.

Дети не рождались, на поверхности не спасала никакая защита, и дело было не в солнечном излучении, а в чем-то еще. В отцовских записках об этом ничего не было сказано, только на последней странице было написано: «Когда бог хочет кого-то убить, он делает это основательно…» Илья знал, что папа не верил в бога, и эта фраза не подходила ему, всегда спокойному, рассудительному, видевшему немного дальше остальных людей. Но сейчас он понимал, как многое узнал отец, и это только добавляло горечи.