Страница 111 из 114
Каждый вид зависит от других, которые служат ему пищей и обеспечивают место для жизни. Таким образом, виды связаны друг с другом, как разветвляющиеся цепочки домино. Толчок одной косточки домино заставляет упасть несколько костяшек подряд; так и уничтожение одного вида может привести к утрате других, а их исчезновение поставит под угрозу существование еще нескольких видов. Этот четвертый механизм истребления можно назвать волновым эффектом. В природе существует множество видов, и они настолько сложным образом связаны между собой, что практически невозможно предвидеть, каким может быть волновой эффект от вымирания какого-либо конкретного вида.
К примеру, пятьдесят лет назад нйкто не мог предположить, что исчезновение больших хищников (ягуаров, пум и гарпий) на принадлежащем Панаме острове Барро-Колорадо приведет к вымиранию маленьких муравьеловок и к серьезным изменениям
в видовом соотношении деревьев в лесах острова. Тем не менее именно так все и произошло, поскольку в прошлом крупные хищники поедали хищников среднего размера, таких как пекари, обезьяны и носухи, а также питавшихся семенами животных среднего размера, агути и пака. С исчезновением крупных хищников произошел взрывной рост численности средних по величине хищников, которые съели муравьеловок и их яйца. Питавшиеся семенами животные среднего размера также размножились и съели падавшие на землю крупные семена, подавив тем самым размножение деревьев с крупными семенами и способствуя размножению соперничающих видов деревьев, имевших мелкие семена. Ожидается, что это изменение видового состава лесных деревьев приведет, в свою очередь, к росту численности мышей и крыс, питающихся мелкими семенами, а затем к резкому росту числа ястребов, орлов и оцелотов, охотящихся на мелких грызунов. Таким образом исчезновение трех не особенно распространенных видов крупных хищников стало началом волнообразно распространяющихся изменений во всем растительном и животном сообществе, в ходе которых случилось в том числе и вымирание многих других видов.
В результате действия этих четырех механизмов — чрезмерного промысла, привнесения новых видов, разрушения среды обитания и волнового эффекта — к середине следующего века, когда человеческим детям, родившимся в этом году, будет шестьдесят, может вымереть или оказаться под угрозой исчезновения более половины ныне существующих видов. Я, подобно многим современным отцам, часто задумываюсь, как рассказать моим сыновьям-близнецам, которым сейчас четыре года, о мире, в котором я вырос и которого они никогда не увидят. К тому времени, когда они достаточно подрастут, чтобы поехать со мной в Новую Гвинею, одну из сокровищниц биологического разнообразия в мире, где я проработал последние двадцать пять лет, — большая часть восточного нагорья Новой Гвинеи останется без леса.
Если сложить число видов, вымирание которых уже произошло по вине человека, и тех, которых мы уничтожим в самом ближайшем времени, становится понятно, что нынешняя волна вымирания вскоре превзойдет по последствиям столкновение с астероидом, которое, как полагают, уничтожило динозавров. Млекопитающие, растения и многие другие типы организмов пережили это столкновение почти без потерь, а нынешняя волна затрагивает все виды, от пиявок и лилий до львов. Таким образом, кризис вымирания видов, о котором говорят, — не истеричная фантазия и не просто серьезный риск для будущего человечества. В действительности этот процесс набирает темпы в течение 50 000 лет и подойдет к завершению уже при жизни наших детей.
А теперь, наконец, рассмотрим два аргумента, в которых признается реальность вымирания, но отрицается его значимость. Первое: разве вымирание не является естественным процессом? А если это так, почему мы так переживаем из-за волны вымирания, происходящей сейчас?
Ответ на первый вопрос состоит в том, что современные темпы вымирания, вызванного деятельностью человека, намного выше естественных темпов. Если верен прогноз, что в течение следующего века исчезнет половина из существующих на данный момент в мире тридцати миллионов видов, то процесс вымирания видов идет сейчас со скоростью около 150 000 видов в год, или семнадцать видов в час. Из живущих в мире 9000 видов птиц вымирает не менее двух в год, тогда как в естественных условиях исчезает менее одного вида за столетие, то есть нынешние темпы как минимум в 200 раз превышают естественные. Отрицать критический уровень вымирания видов на почве того, что вымирание естественно, — то же самое, что отрицать геноцид, заявляя, что смерть неизбежно постигнет всех людей.
Второй аргумент прост: ну и что? Мы заботимся о собственных детях, а не о жуках или дартерах-моллюскоедах; если вымрут десять миллионов видов жуков, кому до этого дело? Ответ на этот вопрос столь же прост. Как и все виды, мы зависим от других видов во многих отношениях. Назовем только наиболее очевидные проявления этой зависимости: другие виды вырабатывают кислород, которым мы дышим, поглощают углекислый газ, который мы выдыхаем, перерабатывают наши сточные воды, дают нам еду, поддерживают плодородность нашей почвы и обеспечивают нас деревом и бумагой.
А нельзя ли оберегать те конкретные виды, которые нам нужны, а остальные пусть вымирают? Конечно же, нет, потому что необходимые нам виды зависят от других видов. Панамские муравьеловки не могли предвидеть, что им не обойтись без ягуаров; цепочка экологических домино настолько сложна, что и человек не может определить, без каких звеньев этой цепи можно прожить. Кто из вас в состоянии ответить на вот эти три вопроса. Какие десять видов деревьев обеспечивают большую часть сырья для производства бумаги в мире в целом? Для каждого из этих десяти видов деревьев какие десять видов птиц поедают большинство насекомых-вредителей, угрожающих этому дереву, какие десять видов насекомых опыляют большинство его цветков, и какие десять видов животных в наибольшей степени способствуют распространению его семян? От каких других видов зависят эти десять птиц, насекомых и животных? Директору лесозаготовительного предприятия, который пытается разобраться, исчезновение каких видов мы можем допустить, нужно уметь отвечать на эти три сложных вопроса.
Когда вы оцениваете целесообразность некоего проекта застройки, который принесет доход в миллион долларов, но может привести к уничтожению нескольких видов, у вас есть большой соблазн предпочесть прибыль, игнорируя события, которые произойдут лишь с некоторой долей вероятности. Обычно я привожу следующую аналогию. Некто предлагает вам миллион долларов в обмен на право безболезненно отрезать две унции вашей драгоценной плоти. Вы решаете, что две унции составляют всего лишь тысячную долю от веса вашего тела, так что девятьсот девяносто девять тысячных (это много) у вас останутся. Это допустимо, если две унции будут взяты из излишков вашего жира, а удалять их будет опытный хирург. А что случится, если хирург просто оттяпает две унции из любой части вашего тела, от которой ему удобнее резать, или если он не знает, какие части тела являются необходимыми? Может оказаться, что он вырежет эти две унции из вашего мочеиспускательного канала. Если вы собираетесь продать большую часть своего тела, как человечество сейчас планирует уничтожить большую часть естественных мест обитания, имеющихся на нашей планете, то вы гарантированно утратите в конце концов и свою уретру.
В заключение постараемся адекватно оценить значимость проблем, сравнив два облака, которые, как я уже упоминал в самом начале главы, омрачают наше будущее. Ядерная катастрофа, несомненно, окажется для нас фатальной, но она не происходит прямо сейчас и может не произойти в будущем. Экологическая катастрофа тоже окажется несомненно фатальной, но ее отличие в том, что она уже идет. Она началась десятки тысяч лет назад, а в наше время приносит больше вреда, чем когда-либо в прошлом, и ее темпы нарастают, а развязка наступит не позднее, чем через сто лет, если люди не примут мер. Единственное, в чем мы не можем быть уверены, — придется ли этот момент на время жизни наших детей или внуков, и решится ли человечество прямо сейчас приступить к действиям (суть которых очевидна), чтобы сдержать этот процесс.