Страница 31 из 67
Девушка обернулась — и я моментально забыл про Кафрана Рида, страховку, и вообще окружающий мир перестал существовать. Это была она, та самая, с лестницы! Дежурно улыбаясь, она подняла голову от своей тележки и увидела меня. Улыбка моментально сползла с лица. Столовый нож выпал из разжавшейся руки, сбив на лету какую-то безделушку. Тут девушка опомнилась, закончила сервировку и двинулась через весь зал к нашему столику.
Кафран просиял при ее появлении:
— Ама, познакомься, это Капак Райми. Капак, это моя дочь, Ама Ситува.
— Очень приятно, — выдал я, протягивая дрожащую руку.
— Взаимно. — Соприкосновение наших пальцев спровоцировало у меня моментальный стояк. Она, судя по улыбке, это почувствовала. — Мы, кажется, где-то встречались, мистер Райми. — В ее голосе слышался какой-то экзотический, неведомый мне акцент.
— Зовите меня Капак. Да, было дело. Однажды.
— Правда? — Кафран пришел в восторг. — Надо же, какое совпадение! А где?
— Что-то не припомню, — ответила Ама. — А вы, Капак?
— Кажется, у меня тогда случился марш-бросок. Весь день в пролете, только и помню, что лестницы, лестницы…
— Да, точно. Как там в песне было — «Сошлись мы на ступенях»?[5]
— Именно.
Ее улыбку можно было вешать в рамочке на стену. В промежутках между фразами она прикусывала язычок зубами.
— Надо будет снова встретиться как-нибудь, — мурлыкнула она.
— Только назначьте время и место, — ответил я.
— Непременно.
Она обернулась к Кафрану. Я почувствовал, как пульсирует толчками кровь, и схватился за край стола, подавляя сотрясающую все тело дрожь. Что Ама говорила отцу, я пропустил, очнулся, только когда она снова посмотрела на меня:
— Приятно было увидеться, Капак. Может, забегу к вам еще, ближе к десерту.
— Было бы замечательно.
Да-да-да! Пусть лежит на блюде в одной сахарной пудре, и ничего кроме. Я ел ее глазами, пока она ходила по залу, время от времени украдкой лукаво улыбаясь мне уголками губ. Сосредоточиться на работе было смерти подобно, однако пришлось сделать над собой усилие.
— А вы, молодой человек, я смотрю, глазастый больно, — сухо заметил Кафран, когда я наконец повернулся к нему. — Так пялиться на девушку, не смущаясь родного отца…
— Простите, мистер Рид, я…
Он расхохотался:
— Шучу. Ама у меня конфетка. Что уж парней винить, если они шеи сворачивают. Мне как отцу, наоборот, лестно.
Я смущенно улыбнулся:
— Вы сказали, ее фамилия Ситува. Она замужем?
— Нет. Мы с ее матерью давным-давно расстались. И не сказать чтобы друзьями. Она забрала Аму и вернулась на родину, взяла свою девичью фамилию и видеться нам с дочерью не давала.
— Но как же тогда?.. — Я кивнул на волнующую ум красотку.
Он вздохнул:
— Мать Амы умерла четыре года назад. А до этого упорно внушала девочке, что я чудовище, поэтому, даже оставшись одна, дочь не сразу решилась со мной связаться. Но в конце концов решила приехать и посмотреть сама, вынесла мне оправдательный приговор, и с тех пор мы вместе, нагоняем упущенное за эти долгие годы в разлуке.
Наконец принесли стейки, и мы с аппетитом приступили к еде. Покончив с мясом, мы откинулись на спинки кресел и отправили в рот по мятному драже.
— Ну что ж… — начал Кафран, с довольной улыбкой поглаживая живот. — Вы пришли уговорить меня на страховку…
— Правильно, — подхватил я. — У меня тут несколько замечательных полисов по такой цене, что пальчики оближешь.
— Сомневаюсь… Никогда не страховался с тех самых пор, как обжегся в юности. Это рэкет и вымогательство. Что меня держит в городе, это как раз мягкая страховая политика по отношению к предпринимателям.
— Которой мы прежде всего обязаны Кардиналу, — заметил я. — Вот кто облегчает мелким предпринимателям налоговое и бюрократическое бремя. Без его заботы вы бы натерпелись по полной.
— Это да.
— Так почему не пойти ему навстречу и не отплатить добром за добро? Выберите какой-нибудь подходящий полис. Считайте это дружеским жестом. Сделаете доброе дело…
Рид рассмеялся:
— Вряд ли Кардинал подгонял страховые условия под меня, когда их разрабатывал. Так что ни я ему ничего не должен, ни он мне, и замечательно.
— Но…
Кафран остановил меня жестом:
— После вкусного обеда очень хорошо идут фокусы. — Он выудил из кармана стебель сельдерея и мини-гильотину, которые выложил на белую салфетку посередине стола. — Это один из моих самых любимых. Простая вечная классика. Дамы и господа! — возвестил он так громогласно, что я вздрогнул от неожиданности. На лицах остальных посетителей замелькали улыбки — видимо, для постоянных клиентов такие развлечения были не в новинку. — Кафран Великий с гордостью представляет вам гостью из революционной Франции, мадам Гильотину! До крови жадное, орудие незаурядное — в борьбе за власть лучшая снасть. Смертельных объятий холод приятен. Жертву положим… — Он сунул стебель сельдерея в отверстие. — Поднимем рычаг. — Он вздернул лезвие вверх. — В экстазе толпа кровожадных зевак! Отпустим рычаг — нож вниз устремится. — Он щелкнул машинкой, разрубив стебель напополам. — И головы бедолага лишится!
Зрители зааплодировали. Кафран подобрал обе половинки стебля, продемонстрировал публике, а потом вручил официантке, чтобы она их унесла.
— Ну что ж, — весело объявил он, — теперь нам требуется доброволец.
Под его взглядом я неохотно поднял правую руку. Кафран ухватил меня за палец.
— А знаете, — начал я, когда он уже просунул мой палец в отверстие, — сейчас вы все-таки выберете себе какой-нибудь полис. По одной простой причине.
— Да? — спросил он, сосредоточенно хмуря брови перед предстоящим исполнением. — И что за причина?
— Ваша дочь.
Кафран с застывшей улыбкой медленно повернулся ко мне.
— Потрудитесь, пожалуйста, пояснить, — проговорил он ледяным тоном.
— Если не хотите потерять дочь, подпишите контракт.
— Угрожаете? — Он крепче ухватил меня за палец, и я только теперь осознал, что выбрал не лучший момент для хитрых игр. Но останавливаться было уже поздно.
— Нет. Предлагаю. Вы покупаете у меня страховку, а я оставляю вам дочь.
Улыбка превратилась в саркастическую усмешку:
— Вы показались мне приятным молодым человеком, но крысиная натура всегда себя проявит. Впрочем, мой юный бессердечный друг, вы забываете, что не имеете права трогать ни меня, ни мою дочь. Запрет Кардинала.
— Я и не собирался трогать Аму, я не это имел в виду.
— Тогда что же, к чертям собачьим, вы имели в виду?
Я подался вперед:
— Аму я и пальцем не трону, но тем не менее вы ее потеряете, если откажетесь подписать страховой контракт.
— Похитить ее решили? — Возмущение сменилось замешательством.
— Нет, я решил на ней жениться, мистер Рид.
Он уставился на меня в полном недоумении:
— Вы всегда так страховки продаете?
— Я стараюсь не упускать шансов. Мы с Амой, кажется, созданы друг для друга. Между нами что-то есть. Она полюбит меня… обязательно. И полюбит так крепко, что ради меня пойдет на все. Если я брошу город и помчусь на другой конец света, она поедет со мной. Вы никогда ее больше не увидите, Кафран. — Я улыбнулся. — Можно я буду звать вас папой?
— Вы спятили! — ахнул он.
— Наверное. Но вы загляните мне в глаза. А потом загляните в глаза Амы. Тогда и решите, кто тут спятил.
Он отыскал взглядом дочь. Ама смотрела на нас с шутливым недоумением, не понимая, почему вдруг возникла заминка с фокусом. Рид облизал пересохшие губы:
— Она меня никогда не бросит. Мы сильно привязаны друг к другу. Даже если вы на ней женитесь, она не сможет просто взять и уехать.
— Уверены?
— Да.
Я пожал плечами:
— Может, вы и правы. Вы ее лучше знаете. Может, она действительно предпочтет остаться, и мои уговоры не помогут. Но разве вы не хотели бы получить гарантии? Застраховать привязанность дочери?
5
Строка из песни Дэвида Боуи «The Man who Sold the World» — «Человек, продавший мир».