Страница 14 из 26
— Конунг повелел оживить твою десницу, витязь. Поначалу тебе будет не очень приятно, но придется терпеть.
— Я испытал свое терпение, Неждана.
В подобном ответе Сигурду совсем необязательно было прибегать к обращению. Но ему хотелось не просто отметить, что он не забыл ее имени, но и произнести его для себя: имя ласкало слух.
— Опусти руку в воду. Я буду подливать настой. Скажи, когда станет горячо.
Сигурд закатал рукав, опустил искалеченную кисть в воду. Вода была подогрета, и он не ощутил ни жары, ни холода. Неждана начала осторожно доливать дымящийся отвар, все время поглядывая на Сигурда.
— Скажи, когда станет очень горячо. Он улыбнулся:
— Пахнет мятой, тмином, кажется, медом.
— Ты разбираешься в отварах?
— Князь Рюрик обучил меня этому.
— Ах, Рюрик. — Неждана помолчала. — Ты хорошо помнишь все заветы Рюрика, а помнишь ли ты свою мать, сестру?
— Помню. — Он вздохнул. — Они умерли, когда Рюрик повелел перевезти нас в его зимовье.
— От чего?
— Не знаю. Я был еще мальчишкой.
— От колик в животе? — Неждана спросила негромко, опустив голову. — Припомни. Резь в животе, пена на губах, расширенные зрачки. Да?
Сигурд молчал. Лицо его стало суровым, резкие морщинки обозначились у крепко сомкнутого рта.
— Не помню.
Неждана выдернула из пучка сушеных трав четырехлепестковый цветок, протянула Сигурду:
— Тебя учил великий Рюрик. Припомни, как умирает человек, выпив настой песьих вишен.
— Не помню, — угрюмо повторил Сигурд. — И не хочу вспоминать. Ты пришла лечить мою десницу? Лечи.
— Не горячо? — помолчав, тихо спросила Неждана. Он не ответил.
— Вот и славно. — Неждана закатала рукава. — Сейчас придется потерпеть, витязь.
Она опустила руки в бадью и начали растирать его ладонь сильными гибкими пальцами. Сигурд чувствовал их лишь снаружи, с тыльной стороны ладони, и ему были приятны ее прикосновения.
— Ты щекочешь меня, — он улыбнулся.
— Не торопись радоваться.
Пальцы Нежданы перебрались на его сожженную ладонь, нажимы их делались все сильнее, и он вдруг почувствовал точки, в которых ее нажимы отдавались болью.
— Не молчи, — строго произнесла она. — Скажи, если больно.
— Я — воин, Неждана.
— А я — знахарь. Мне нужно знать. Здесь больно?
— Отдает в локоть. Неприятно.
— А пальцы? — Она неожиданно принялась сгибать его пальцы. — Где ты чувствуешь боль?
— Везде, — хмуро признался он.
Закончив растирать искалеченную руку в горячем настое, Неждана велела вынуть ее из бадьи. Вытерла насухо и принялась обрабатывать мазями, время от времени решительно сгибая омертвелые пальцы. Делала она это без предупреждений, чтобы он не напрягал мышцы даже невольно, и тогда боль пронзала Сигурда до плеча: левой рукой он смахивал со лба крупные капли пота.
— Говори, — требовала она. — Ты не должен ждать, когда придет боль.
— О чем?
— О чем хочешь. — Она вновь резко согнула ему пальцы, и Сигурд не удержался от стона. — Как погиб твой отец?
— Не знаю.
— А что рассказывали люди?
— Я вырос среди варягов. Они не любят болтовни.
— И все же он погиб.
— Да. Отряд попал в засаду.
— Никто не спасся?
— Князь Рюрик говорил, что все пали в бою. Отец и тридцать шесть его дружинников.
— Князю Рюрику лучше знать. Ты согласен, витязь?
— Не надо, — тихо произнес Сигурд. — Никогда не пытайся ссорить меня с моим повелителем. Я дал ему великую клятву.
— Для того чтобы ты с честью исполнил ее, я буду приходить каждое утро. Старайся держать руку в тепле. Я сейчас уйду, слуги все уберут, а ты приляг и отдохни.
Неждана помогла ему опустить рукав, завернула ладонь в ласковый куний мех, чуть поклонилась и пошла к дверям.
— Как долго ты будешь возиться с моей десницей, Неждана?
Она остановилась. Ясно посмотрела в глаза и неожиданно улыбнулась.
— Пока ты не убьешь своего шестого медведя, витязь!
Впервые рассмеялась, захлопнула тяжелую дверь, и Сигурд долго прислушивался к мягкому топоту ее легких сапожек.
От Сигурда Неждана направилась прямо в покои Олега. Стража пропускала ее, прикладывая в знак почтительного приветствия левую руку к ножнам мечей, но невидимые гридни спешили впереди по переходам. Она шла беспрепятственно, но Олег уже знал, что она идет к нему.
Когда Неждана вошла в покои конунга, двое оруженосцев помогали Олегу надевать на холщовую нижнюю рубаху легкую кольчугу. Кожаная короткая рубаха и вторая, боевая кольчуга лежали подле.
— Ты говорил, что едешь, как гость, а тебя снаряжают для битвы, — вздохнула она.
— Когда Рюрик просит приехать, никогда не знаешь, что тебя ждет. То ли заздравный кубок, то ли удар в спину.
— Не забудь выпить глоток перед застольем. — Неждана положила перед ним маленький сосуд черного стекла. — Я приготовила самое сильное противоядие.
— Что ты поняла из первых разговоров?
— Сигурд бесхитростен, как ребенок, и надежен, как меч, если меч станет любимым, конунг. Он не способен мстить.
— Да, он дал клятву.
— Но я не давала никаких клятв князю Рюрику.
— Мужчина не знает, чем занимается женщина в его отсутствие. И не должен знать.
— Ты прав, конунг. Мужчины не должны знать, что делают женщины в их отсутствие. — Неждана гибко изогнулась, на миг прижалась щекой к щеке Олега. — Не забудь сделать глоток из этого сосуда перед заздравной чашей Рюрика.
И стремительно вышла из покоев.
Сигурд прилег, когда шаги Нежданы отзвучали в переходах. Рука, укутанная ласковым мехом, согрелась, боль прошла, он вспоминал последние слова своего юного знахаря: «Пока ты не убьешь своего шестого медведя», улыбался, но что-то мешало той тихой покойной радости, которую искала его душа. Он упрямо твердил себе, что это — от боли, только-только покинувшей его, старался привычно отгородиться от чего-то непоправимо страшного и все время вспоминал о матери. О матери и о сестре, но больше — о матери.
А ведь он никогда не думал о ней прежде. Он никогда не представлял, как она выглядела, как говорила, даже как они возвращались в Новгород, — все вытеснил Рюрик. Давно разучившийся улыбаться великий воин, конунг варягов и князь Господина Великого Новгорода. Сигурд прямо из саней был принят в мужское варяжское братство, на следующее утро переодет в богатые одежды и опоясан пока еще детским, но настоящим мечом, одарен слугами, собаками, лошадьми и как-то очень быстро и незаметно стал общим любимцем, баловнем, звонким центром суровой военной общины. Его готовили к боям, учили управляться с конями, и учили лучшие, которых выбирал Рюрик. За двое суток санного пути он не просто переехал из полуземлянки изгнанников в княжеские хоромы — он взлетел в другую жизнь, в которой как-то само собой не оказалось места для воспоминаний ни о матери, ни о сестре, Они выпали из его существования, будто из саней на крутом повороте.
Неждана впервые напомнила ему, что и у него когда-то была своя семья. Отец, мать, сестра. О гибели отца ему сказал Рюрик, но о матери никто никогда не говорил. А Неждана рассказала так, будто видела все сама. И страшные боли в животе, и рвоту, и пену на синих губах — даже странно огромные зрачки. И он вдруг увидел свой собственный детский ужас со стороны, увидел и понял: песьи вишни. Теперь-то, обученный Рюриком, он знал, что случилось тогда, но откуда об этом узнала Неждана? Откуда?
Звон доспехов отвлек его от воспоминаний, он вскочил с ложа. Распахнулась дверь, и вошел конунг Олег в полном боевом снаряжении с мечом у пояса, но без шлема: русый чуб подрагивал на тщательно выбритой голове.
— Как первый день лечения?
— Ты ведь не доверишь мою десницу плохому знахарю, конунг.
Олег улыбнулся, и вновь Сигурд поймал в его серо-голубых глазах отблеск горделивой нежности.
— Я исполняю просьбу Рюрика: иду со стражей, а не с дружиной. Выпьем за мое возвращение, Сигурд. Если ты в нем уверен.