Мазепа

Восстание в украинных городах продолжалось еще до конца 1708 года и было угашено князем Долгоруким посредством самых жестоких, бесчеловечных мер. Левенец, Кожуховский и сотники их полков, числом 21, получили в награждение по паре соболей и по объяринному кафтану за победу при Деркуле, подготовившую полное поражение мятежника.[184] Но Мазепа не совсем одобрительно отозвался о полтавском полковнике.[185]

В конце мая гетман получил от Ленчинского, польского коронного подскарбия, уведомление, что ему незачем будет идти внутрь Польши. Мазепа сообщал, что, по его соображениям, следует воротиться в Украину и беречься, с одной стороны, внутренних смятений в крае[186], а с другой — помощи врагам из Турции. Посол гетманский Згура ездил в Бендеры к сераскиру «с комплиментом» и там подлинно узнал, что сторонник Станислава Лещинского, пан Тарло, домогался в Бендерах через сераскира получить от Порты в помощь хотя немного орды.[187] Этот Згура, родом грек, близкий советник Мазепы, впоследствии явился одним из участников измены гетмана, а потому, вероятно, доставляя пугливые реляции, на самом деле ездил к сераскиру вовсе не с такими полезными для царя видами, как о нем показывал гетман в своих донесениях Головкину. Пан Тарло от 9 июня писал гетману письмо, убеждал пристать на сторону шведского короля и Станислава и уверял именем обоих королей, что войско запорожское и весь украинский народ будут оставаться при своих старинных правах и вольностях с приумножением новых, лишь бы только гетман, освободившись от тиранской власти, возвратился к своему наследственному государю и к общей матери — Речи Посполитой.

Мазепа это письмо препроводил к Головкину и испрашивал приказания государя, как ему поступить. Царь приказал гетману дать ответ Тарлу по своему усмотрению. Тогда Мазепа от 23 июля отвечал Тарлу в таком смысле, что невозможно отклонить его, гетмана, от верности своему государю, и притом украинский народ никогда не захочет соединяться с поляками, испытавши от них много несчастий.[188] Мазепа припоминал пану Тарлу, как еще в недавние времена киевский воевода Потоцкий расправлялся с восставшим народом: жолнеры отнимали от матерней груди невинных малюток и втыкали на копья, бросали их в ямы и душили огнем, загоняли в избы женщин и сожигали.[189] Мазепа вспомнил, как принуждали народ к унии, как отдавали жидам-арендаторам право распоряжаться христианскими таинствами.[190] Мазепа говорил, что «золотая вольность», которою так хвастались поляки, превращается у них в «железное самовольство». Мазепа обличал суетность обещаний вольностей малороссийскому народу, когда Станислав, которого поляки называют своим королем, сам не более, как невольник шведского короля. Мазепа объявлял польскому пану, что Украине под царским скипетром вовсе не худо[191], и потому никакие обещания благ, никакие ласкательства не в силах ни теперь, ни впредь отвести малороссийский народ от русского царя и его наследников.[192] В заключение на просьбу Тарла об отпуске Вольского, присланного к Мазепе от Станислава еще в 1705 г., Мазепа отвечал, что этого человека он не отпустит, потому что он достоин виселицы.

Поступок с письмом Тарла и ответ последнему, присланный в копии Головкину, конечно, должны были показаться московскому правительству новым доказательством непоколебимой верности гетмана и лживости всяких на него доносов. Заметим только, что для нас нет доказательства, что именно такой ответ был в самом деле послан Мазепою, но, во всяком случае, правительство другого не знало. Между тем тогда уже возник и разбирался донос, самый крупный в ряду всех доносов, которые в продолжение гетманства Мазепы сыпались на него так обильно. То было дело Кочубея, окончившееся в то самое время, когда Мазепа вел приведенную нами переписку с Тарлом.

Мазепа и Кочубей, как уже видели мы прежде, были издавна близкими приятелями. Некогда они служили вместе у Дорошенка, потом у Самойловича и вместе выкапывали яму, в которую удалось им свалить Самойловича. После того как Мазепа стал гетманом, несколько лет господствовало между ними согласие; по крайней мере, можно это заключить из того, что гетман сочетал своего племянника Обидовского с дочерью Кочубея Анною и самому Кочубею исходатайствовал у царя жалованные грамоты на маетности. Кочубей был долго в чине генерального писаря, потом сделан был генеральным судьею, что составляло повышение в козацком уряде. Есть отрывочные известия, что между ними бывали временные неудовольствия; сам гетман, после того как уже рассорился с Кочубеем, вспоминал в письме к нему, что в течение 16 лет прощал ему какие-то проступки.[193] Но событие, положившее между ними роковую вражду, наступило в 1704 году.

Мазепа от молодости до глубокой старости был большой женолюбец. Его супруга скончалась в 1702 году. У Кочубея была красивая дочь по имени «Мотря» (Матрена), крестница гетманская. Существуют свидетельства, что Мазепа делал ее родителям предложение, но получил отказ, так как брак между ним и Мотрею был невозможен по уставам церкви. Тот же Мазепа «подговаривал» Мотрю через своего служителя Демьяна,но нам неизвестно — прежде ли таких «подговоров» было сватовство его или же после, и сватать ее он начал только после того, как не успел соблазнить без брака. Как отец Мотри смотрел на сватовство гетмана, показывает то негодование, с каким он относился об этом в своем донесении государю.[194]

Как бы то ни было, но, по известию Кочубея, 2 декабря 1704 года Мазепа, находясь в Бахмаче, послал своего служителя Демьяна в Батурин к Кочубею со свежею рыбой на гостинец и дал Демьяну тайное поручение предложить Мотре сначала три, потом десять тысяч червонцев с тем, чтоб она пришла к гетману. Мотря не соглашалась. Тогда Демьян от имени своего пана просил у нее прядь ее волос. Через два дня, в день св. Николая, тот же Демьян явился снова и стал подговаривать Мотрю на свидание с гетманом. В огороде ее отцовского двора была дыра в частоколе: туда звали Мотрю для разговора с гетманом… Несколько раз были к ней подобные подсылки. Старый греховодник просил ее прислать ему то рубашку с тела, то монисто с шеи, посылал ей на гостинец какую-то книжечку и бриллиантовый перстень.[195]

Между тем положение Мотри в родительском доме стало несносным: ее мать, как из многого видно, была женщина крутого и сурового нрава. Уклоняясь от родительских преследований, Мотря убежала к Мазепе. Родители стали бить тревогу.[196] Мазепа не стерпел укоров Кочубея и отослал Мотрю к родителям с полковником великороссийского полка Анненковым, находившимся при гетманской особе. Впоследствии, в письме к Мотри, просил не гневаться на него за то, что так поступил с ней, иначе ее родители бесславили бы его; сверх того, и он и она не могли бы воздержаться и стали бы жить по-супружески, а за это постигло бы их неблагословение от церкви, и потом она сама бы на него роптала.[197] Мазепа сносился с Мотрею через какую-то девку Мелашку[198], писал к Мотре разные нежности, уверял, что никого так не любил, как ее, скорбел о злобе ее родителей и просил не изменяться к нему в любви, сообразно данному ею слову в то время, когда от него выходила, а он вручил ей такой дорогой перстень, которому подобного другого у него не было.[199] Старого гетмана беспокоило, что Мотря, как он узнал, терпела от своей матери, которую он по этому поводу называл мучительницею.[200] В другом письме он, сожалея, что не может подробно поговорить с нею, дает ей совет идти в монастырь.[201] Он порывался даже мстить своим врагам, которые его с нею разлучали, и только связывает ему руки не кто иной, как она сама; впрочем, он не станет больше терпеть и учинит своим врагам такое мщение, какое она сама увидит.[202] Но видно, что старик замечал уже в Мотре охлаждение к себе, как показывают его письма, в которых он делает ей укоры и припоминает обещания вечной любви.[203]

184

Архив юстиции. Кн. 104. Л. 250

185

«…А полковник полтавский издревле есть непостоянен и в ближайшем с запорожцами соседстве пребывая, всегда одним духом с запорожцами дышет». (Архив иностранных дел. мая 30. Подлинники. Донесение Мазепы.)

186

«...Опасно, чтоб в обозе роптание, смятение и бунт непостоянных и малодушных не произошел, или в городах без полковников и сотников но начинали якого бунту». (Там же).

187

Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Письма Головкина.

188

«…Не могутмене никогда ни стрелы, ни огонь розлучить от любви пресветлейшего всемилостивейшего государя моего, которого святобливым предкам пресветлейшим царем московским и его царскому величеству одиножды во все со всем Войском Запорожским и народом малороссийским веру присягл и оную свято содержати должен есмь по праву совести… напрасный ваш труд, непотребные заводы, ненадежные надежды и ожидания суть; понеже в тих своих вертоглавных действах напрасно чрез толь многие годы трудитеся, ибо первее на земле звезды будут, небо же сохою орано, нежели Украина мела бы когда возвратитися к Короне Польской и народ козацкий, от веков к польскому имеющий ненависть, с Речею Посполитою соединен имел быть; покамест свет стоит светом, не будет козак поляку братом, ожегшися на воде побратимся лядского». (Архив иностранных дел, июль. Подлинники.)

189

«…Без всякой пощады обоего пола и веку пролитая кровь чрез Потоцкого воеводу киевского, который по Украине невинных детей от грудей отнимая жолнерам велел на копья втыкать и в яму побросав огнем душить, женщин в избы загнав жечь». (Там же.)

190

«…Вольный народ к проклятой унии принуждаете, которая не соединяет, а разлучает, вольное отправление веры запрещаете, святыми тайнами, крещением, супружеством жидам водно располагать допущаете и оные тому народу на аренду запродаете, и они, имея в своем управлении тайны, потамест крестить детей и венчать священникам не дозволяли, покамест арендаря не удовольствовано, и часто прилучалося, что тот ехидник з прирождаемой ку христианам ненависти для вящих своих прихотей венчание и детей крещение продолжал, отчего многие дети умерли без крещения…» (Там же.)

191

«…Вольные есмы от всех податей, обогачены довольными маетностями, вера святая нас с храбрым народом московским соединяет и церкви Божий повсядневно прибавляются: какой еще вольному народу больше надобно вольности…» (Там же.)

192

«…Хотя бы оному землю плывущую млеком и медом давали, не прельстят его никакие ласкательства и не отведут не токмо ныне, но и впредь от неосиленного защищения пресветлейшего царского величества всемилостивейшего государя и непобедимых наследников его, в котором себе лучшую часть избра… Того ради не належит того желать, чего получить невозможно…» (Там же.)

193

Чтения в Императорском московском обществе истории и древностей (далее: Чтения…) 1859 г. Т. I. С. 131.

194

«…Егда же предаст гробу жену свою, тогда новую изобретает на мя вражду, прельщая мя, устрашая, моля и смертию прещаше, дабы вторую дщерь мою девицу ему же восприемлемую от св. крещения духовную дщерь взяти могл в супружество. Какую диавольским действом возбудити мне печаль, дабы аз явлен бых всея вселенные законопреступный отец и маловерный христианин, како бы желание свое исполнити зело о том мне насилствуя и много шатаяся яве не возмогх». (Чтения… 1859 г. Т. 1. С. 125.)

195

«Моя сердечная коханая Мотроненько! Поклон мой отдаю вашей милости мое серденько, а при поклоне посылаю в. м. гостинца книжечку и обручик диаментовый, прошу тое завдячне приняти, а мене в любви своей неотменно ховати нем дасть Бог з липшим привитаю. За тим целую уста коралевии, ручки беленькие и все члонки тельца твоего беленкого, моя любенко коханая». (Чтения… 1859 г. Т. 1. Дело Кочубея. Письма Мазепы. С. 127—130.)

196

«Аз же (слова Кочубея) не могий что творити в колокол ударяя, да всяк видит бедство мое». (Там же. Дело Кочубея. С. 125.)

197

«…Мое серденько! Зажурилемся почувши от девки такое слово же в. м. за зле на мене маешь и же в. м. при собе не задержалем але одослал до дому. Уважь сама щоб з того выросло. Першая: щоб твои родичи по всем свете розголосили, же взяв у нас дочку у ночи кгвалтом и держит у себе место подложнице. Другая причина же державши в. м. у себе, я бым не могл жадною мерою витримати да и в. м. так же: муселибисьмо из собою жити як малженство кажет, а потом пришло бы неблагословение од церкви и клятва жебы нам с собою не жити. Где ж бы я на тот час подел. И мне б же чрез тое в. м. жаль, щоб есь на-потом на мене не плакала». (Чтения… 1858 г. Т. 1. С. 127.)

198

«…Посылаю теперь до в. м. Мелашку, щоб о всем розмовилася с в. м.; не стережыся ее не в чем, бо есть верная в. м. и мене во всем». (Там же.)

199

«…Сама знаешь як я сердечне шалене люблю в. м.; еще некого на свете не любил так. Мое б то счастье и радость, щоб нехай ехала да жила у мене, тилко ж я уважав який конец с того может бути, а звлаща при такой злости и заедлости твоих родичов. Прошу, моя любенко, не одменяйся не в чом, яко юж не поеднокрот слово свое и рученку дала есь, а я взаемне поки живу буду, тебе незабуду… Припомни тилко слова свои под клятвою мне дание, коли выходила з покою мурованого од мене, коли далем тобе перстень диаментовий, над которий найлепшого найдорогшого у себе не маю, же хочь, сяк хочь так будет, а любовь межи нами не одменится». (Там же.)

200

«…Тяжко зафрасовалемся почувши, же тая катувка не перестает в. м. мучити… (в другом письме. — Н. К.) Не маючи ведомости о положению в. м., чи вже перестали в. м. мучити и катовати». (Там же.)

201

«…Тяжко болею на те що сам не могу з в. м. обширне поговорити що за отраду в. м. в теперешнем фрасунку учинити… Коли они проклятии твои тебе цураются, иди в монастырь, а я знатиму шо на той час з в. м. чинити». (Чтения… 1858 г. Т. 1. С. 127)

202

«…Бодай того Бог з душею розлучить, хто нас разлучает! Знав бы я як над ворогами помститися, тилко ти мине руки звязала…. Прошу и велце мое серденько, яким колвек способом обачься зо мною що маю з в. м. далей чинити, бо юж болт не буду ворогам своим терпети, конечне одомщение учиню, а якое: сама обачиш!..» (Там же.)

203

«…Вижу ж в. м. во всем одменилася своею любовию прежнею ко мне. Як собе знает: воля твоя, чини що хочешь! Будеш на потым того жаловати… Моя сердечне коханая, наимильшая. найлюбезнейшая Мотроненько! Вперед смерти на себе сподевався неж такой в сердцу вашом одмени. Спомни тилко на свои слова, спомни на свою присягу, спомни на свои рученки, которые мне не поеднокрот давала, же мене, хоч будеш за мною, хоч не будеш, до смерти любити обещала». (Чтения… 1859 г. Т. 1. с. 129.)