Мазепа

Мазепа отправил Головкину «зверины» (дичины) своей охоты для царского стола, назначая часть из посланного для самого канцлера, и изъявлял ему желание кушать на здоровье[138]. С своей стороны и верховной власти представился случай показать образчик прежнего неизменного доверия и расположения к гетману. Явился снова доносчик, обличавший Мазепу в намерении изменить царю: это был новокрещенец рейтар Мирон, освободившийся из турецкой неволи. Он, прибывши в Киев, сообщил, что в Яссах виделся он с проживающим там Василием Дрозденком, сыном брацлавского полковника Дрозда, который, некогда будучи соперником Дорошенка, был последним взят в плен и расстрелян. Этот Василий Дрозденко говорил Мирону: «Прошлого года находился я в Польше при короле Станиславе, именно тогда, когда прислан был туда бусурманский посланец. В это время явился к королю Станиславу какой-то чернец с письмом от гетмана Мазепы. Письмо это было читано при бусурманском посланце; говорили, что оно заключало такое обещание, что козацкие войска, вместе с польскими и крымскими, будут воевать против царских войск». Доносчика отправили из Киева в Посольский приказ. Там говорил Мирон, что Дрозденко велел ему довести это до сведения царя ради единой православной веры и памятуя, что отец его был под державою московского государя брацлавским полковником. В Москве не поверили доносу, и государь послал гетману утешительную грамоту[139]. Так к этому доносу отнеслось правительство, наученное по опыту недоказанностью прежних многочисленных доносов на Мазепу; между тем для нас теперь видно, что сообщение Дрозда заключало в себе истину, относясь именно к посылке от Мазепы к Станиславу болгарского или сербского экс-архиерея.

Доверяя во всем гетману, царь поручил ему разослать по полкам своего регимента приказ ловить и пытать тех, которые бы явились с «прелестными» письмами от шведского короля и Станислава, так как открывалось, что шведский король приказал в Гданске печатать русскими литерами воззвания и распространять в Украине через русских перебежчиков[140].

После того как посланники турецкий и гетманский предлагали шведской стороне надежду на содействие. Карл с большею отвагой замыслил перенести войну к рубежу Московского государства. Царь Петр находился в Гродне, в средине Великого княжества Литовского. Шведский король сам лично с небольшим отрядом ударил на двухтысячный отряд русских драгун, поставленный у моста на реке Немане, и прогнал его. Русские ушли в противоположные городские ворота из города. Шведы вошли в Гродно. Царь в следующую ночь попытался было их выгнать, но это ему не удалось. Шведское войско овладело целым городом, а царь ограничился только тем, что приказал опустошить огнем и мечом весь окрестный край, чтобы не допустить вошедших в Гродно шведов получать из окрестностей средства к своему существованию в чужой стране.

Король шведский с войском двинулся далее. 11 февраля заложил он свою главную квартиру в Сморгонах, а 18 марта — в Радосовицах. Царь с войском стал в Вильне; его генералы с военными силами расположились в Полоцке, в Минске, в Могилеве[141].

Гетману указано было собрать полки и выступить за Киев, в Правобережную Украину, с целью содействовать по мере надобности полякам партии Сенявского, враждебной шведам, впустить в Белую Церковь польский гарнизон[142] и держать при Сенявском малороссийского резидента. Февраля 6 Мазепа с половиною своего войска был уже в Хвастове. Сенявский писал ему, что идти самому далее незачем, а требовал присылки шести тысяч Козаков в Польшу, о чем Мазепа доносил, представляя неудобство такой посылки.[143]

Очевидно, Мазепа, замысливши изменить царю Петру и при возможности объявиться на стороне противной, чувствовал себя крайне в фальшивом положении, когда его принуждали посылать подчиненное ему войско против тех, которым он тайно обещал свое содействие, и оттого-то он изо всех сил старался под разными благовидными предлогами удерживаться от посылки Козаков на помощь полякам, враждебным королю Станиславу. Царский указ предписывал отправить стародубских полчан к Быхову на соединение с бывшими там польскими военными силами; Мазепа пытался уверить правительство, что это будет небезопасно, потому что на искренность поляков нельзя положиться.[144] Он извещал, что по поводу сношений шведов с турками надобно остерегаться от внезапного вторжения бусурманских союзников шведского короля, и потому нельзя лишать Украину постоянного войска. Сенявский напрасно требовал и присылки Козаков, и возвращения Украины, ссылаясь на объявленную волю царя. Мазепа все отговаривался неполучением окончательного царского указа, и Сенявский писал к царю, представлял доводы, что одна Белая Церковь без территории недостаточна, и, жалуясь на малороссийского гетмана, просил приказать ему исполнить царскую волю об отдаче Украины.[145] Мазепа, напротив, писал, что опасно посылать козацкое войско под команду ляхам, потому что они коварны.[146] Спустя немного времени Сенявский потребовал уже не шесть, а десять тысяч Козаков ему «в сикурс» и сверх того желал, чтоб и сам гетман Мазепа с остальными козацкими силами шел к нему в Дубно, потому что против Сенявского шли военные силы Станислава. Царь приказал Мазепе исполнить требование Сенявского, потому что должен был содействовать польскому войску, которому давал субсидию.[147] Мазепа должен был снарядить на помощь к Сенявскому отряд Козаков под начальством киевского полковника Мокиевского[148], но вместе с тем Мазепа не переставал увертываться и выдумывать всякие способы, чтоб, исполняя царскую волю, не действовать наперекор своим тайным замыслам.

Мазепа писал Головкину, что получил «пересторогу» от некоторых поляков, преданных царю, что неприятели намерены вторгнуться в Украину, а Сенявский колеблется и подумывает пристать к шведской стороне. «Быть может, — писал Мазепа, — Сенявский нарочно замыслил отвлечь от меня 10000 Козаков, чтобы разделить мои силы и открыть неприятелю нашему путь в Украину». Мазепа повторял опасения и со стороны сераскира, и со стороны Запорожья; там, под покровительством запорожцев, которых в своем донесении он честил «псами», стекается разный сброд из Гетманщины, Слободской Украины, Польши и Волощины, люди, готовые на всякое воровство и своеволие[149]. Все это, по-видимо здравым соображениям гетмана, не допускало удалять его с войском из Украины. Сенявский ни за что не хотел брать Белой Церкви и вводить туда польского гарнизона, домогаясь непременно отдачи ее территории. Но Мазепа всеми силами старался убедить царя, что если отдать Белую Церковь с уездом и дозволить там стоянку польских военных сил, то между поляками, с одной стороны, и с другой — белоцерковскими козаками, а за ними и всеми обывателями Правобережной Украины начнется междоусобная драка. Это казалось чрезвычайно основательным, судя по недавним еще событиям, и притом все это сходилось с тогдашними намерениями, возникшими у Петра. У царя велись тогда тайные переговоры с королем Августом; царь пытался побудить Августа появиться в Польше и своим прибытием поддержать противников Станислава; поэтому Петр воспользовался предостережениями Мазепы, отложил до возвращения Августа отдачу Польше Правобережной Украины, задержал движение Мазепы с малороссийскими военными силами на Волынь к Сенявскому и, наконец, выдачу обещанной денежной субсидии на польское войско.[150] Подозрение на Сенявского, которое набрасывал царю Мазепа, подтверждалось известиями и из другого пути. Царский резидент, состоявший тогда при Сенявском, доносил царю, что этот пан в минуты откровенности высказывался так: «Если придут такие обстоятельства, что мне невозможно будет держаться царской стороны, то я отступлю к противной стороне, только шельмой никогда не буду, а заранее объявляю об этом прямо».[151] По известию шведского историка[152], Сенявский в это время сильно колебался и уже склонился было на сторону Станислава под влиянием убеждений французского посланника маркиза де Бонака, но потом опять отвернулся в противную сторону. Причиною такого колебания было то, что союз с Петром щекотал честолюбивые надежды Сенявского — сделаться самому королем[153], а его жена, через посредство других лиц, искала милости у Станислава «про запас», чтоб иметь возможность пристать к нему тогда только, когда уже станет ясно, что царские дела пойдут худо[154]. Польские паны в то время так легко переходили с одной стороны на другую, что никаких соображений нельзя было составлять заранее ни о ком: малейшее что-нибудь, манившее выгодою или устрашавшее опасностью, располагало польского пана пристать к той стороне, которой он только что перед тем был противником, и изменить той, которой недавно клялся в верности. Так в эту пору братья Любомирские — обозный и подкоморий, — открыто ставшие за Станислава, теперь обращались к царским министрам, изъявляли «униженность» и охоту служить общим интересам, прося возвратить свою маетность Лабунь, захваченную Меншиковым.[155] С Сенявским могло быть что-нибудь подобное в обратном смысле.

138

См.: Архив иностранных дел 1708 г. Подлинное письмо гетмана от 9 января.

139

«…Верность твоя свидетельствуется тем, что ты, нимало ничего у себя не задерживая, нам о всем доносил. И так мы, вел. государь, рассуждаем, что тот Василий Дрозд, наслышавшись о чернеце и составных его письмах, будучи при дворе королевском в то время, когда к тебе гетману была злохитрая подсылка по некоему злоумышленному ненавистных людей подушению, чтоб в Малой России замешание учинить, ведая и видя то, и завиствуя тому, что мы, вел. государь. изволяем иметь тебя гетманом с генеральною старшиною и с полковниками и со всем народом малороссийским без всякого подозрения, и ты нашего цар. в-ства подданный служишь нам верно и в Украине все с пожитком войску и народу малороссийскому исправляется». (Архив иностранных дел 1708 г., январь. Подлинники.)

140

См.: Архив иностранных дел 1708 г., февраль. Подлинники.

141

См.: Nordberg. Histoire de Charles XII. Vol. II. La Have, 1728. P. 206—209.

142

«…Кгарнизон свой когда поляки до Белой Церкви пришлют и до мене з тым отзовутся, невозбранно впущу оных туды до фортецы Белоцерковской, а прочую Украину по указу вашего царского величества держать буду и не отдам ее в посессию полякам до воли вашего цар. величества». (Государственный архив. Письмо Мазепы января 30-го 1708 года.)

143

«…По указу в. ц. в-ства рушивши я в поход военный з Батурина и переправивши Днепр, поспешил до Хвастова немедленным маршем, где и войска регименту моего, которые могли в нынешнее великое распутие последовательно мне належащего места достигнуть, около Хвастова разставленные пребывают, а половина войска по повелению в. ц. в-ства для лготы своей в домах зосталася, где зде в Хвастове получил я от г-на Синявского гетмана великого коронного трикратное писание, в котором желает, дабы я далечейшим походом и сам не турбовался и войск не трудил, того ради что неприятельская потенция з Польши вышла и марш свой до Литвы определила, токмо в Великой Польше около Познаня малая некая партия оставлена, на которую просит у мене суккурсу шесть тысяч выборного войска туда ж до Великой Польши, а мне советует около Белой Церкви стоять, смотря неусыпно на поведения бусурманские, ибо получил он, гетман (яко до мене пишет), будто подлинную от зичливых корреспондентов ведомость, что посел турецкий, посыланный до короля шведского и до Станислава, обещал им именем Порты в помощь по первой весне 4000 турок и 6000 орды и будто и письмом тую свою ассекурацию утвердил. Я убо без именного в. ц. в-ства указу не знаю яко тым суккурсам желание его г-на гетмана великого исполнить. Понеже от Днепра аж до Случи на сей пустыни не токмо сена, но и соломы невозможно достать, а от Случи до Львова мало не тое же чинится для консистенции войск обозовых коронных. И если в такую далекую сторону 600 выборного войска пошлю, то подлинно в нынешнее распутие и крайнюю безкормицу от коней отпадут и пеши поприходят». (Государственный архив. Письмо Мазепы 6 февраля.)

144

«…Понеже там около Быхова многие корогвы войска литовского приближаются и волочатся, которые, яко непостоянные, Бог ведает что думают и каким намерением там собираются, и если б оные, изъявляя сокровенную свою внутреннюю вражду, похотели нечаянное на полки моего регимента учинить нападение, а наши бы их не одолели, то надежнее будет уступить и припертися для оборонительного отпору к своим городам, где я скорее бы войсками регименту моего подал помощь». (Государственный архив. Письмо марта 9-го 1708 года.)

145

«…Господин гетман Мазепа указы в. в-ства паче разсказами нежели самым делом исполняет, отсрочивая сикурс, который ныне зело был бы потребен к разорванию сил неприятельских, в чем не жалуясь на персону его м-сти, дерзаю просить в. в-ство о действительном к нему указе и об отдании Украины». (Архив иностранных дел 1708 г., март. Подлинники.)

146

«…Ляхи, по-видимому, еще теперь и являются быти верными, обаче внутрь сокрывают что невозможно того проникнута». (Там же.).

147

Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8.

148

Архив иностранных дел 1708 г., апрель. Подлинники.

149

Там же.

150

Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение II. Кн. № 8. Донесение царю Головкина 9 мая.

151

Архив иностранных дел 1708 г. Польские дела.

152

Nordberg. Op. cit. II. Р. 210.

153

Ibid. P. 226.

154

Архив иностранных дел 1709 г. Польские дела.

155

Архив иностранных дел 1708 г., март. Подлинники.