Загадка Эдгара По

— Полагаю, да, — я услышал раздражение в своем голосе, поскольку вспомнил о той проклятой бумаге, что лишила миссис Франт последней надежды на финансовую независимость, но заставил себя продолжить: — И Чарли, разумеется, тоже.

Дэнси махнул рукой с длинными пальцами.

— По крайней мере, он мал. Юность обладает удивительной способностью быстро восстанавливать душевные силы. Но положение миссис Франт, должно быть, действительно безотрадное.

Я пробормотал что-то в знак согласия, побоявшись голосом выдать волнение.

— Она, конечно же, любила мужа?

Я промолчал, хотя Дэнси ждал ответа.

— Да, но любовь — странное чувство, — продолжил он через минуту, словно я ответил утвердительно. — Мы обычно используем одно слово там, где требуется три. Когда поэты упоминают о любви, они имеют в виду страстное влечение к другому человеку. Однако они говорят языком чувственности, по сути здесь любовь выступает как всепоглощающее желание физической близости, стремление к слиянию. Да, действительно, любовь — это страсть, которая правит нами, может довести до безумия, возможно, как было с несчастным Катуллом и его Лесбией. Но обычно у страсти век короток. Я знал множество молодых людей, которые влюбляются раз в неделю. И когда такой человек женится на своей возлюбленной, страсть редко клокочет с той же силой, как до момента ее удовлетворения.

Я уставился на огонь. Голос Дэнси стал тягучим и мечтательным. А мне безумно хотелось остаться одному в комнате и помолчать.

— Что же до второго значения, — продолжил Дэнси после паузы, во время которой я вновь не воспользовался возможностью ответить, — зачастую любовь — это лишь эвфемизм слова «распутство». Говоря «любовь», мы накидываем на похоть некий покров приличия. Это попытка скрыть истинную природу похоти, защитить ее от нападок моралистов. Но если быть откровенным, то данный феномен не более притягателен или отвратителен, чем поведение свиньи у кормушки.

Я поерзал на стуле.

— Прошу вас, не стесняйтесь, — быстро добавил Дэнси. — Классификация чувств должна быть вотчиной натурфилософа, а не только поэта. И для беспристрастного наблюдателя очевидно, что любой зрелый человек способен испытывать к другому чувство, которое вполне справедливо можно назвать любовью. Да, весьма спорный момент — заслуживает ли это чувство подобного названия больше, чем предыдущие категории. Это будет уже третье определение слова «любовь». Я говорю о спокойном и бескорыстном беспокойстве о благополучии другого человека.

Я подавил зевок.

— Очень похоже на дружбу. Или на материнскую любовь.

— Нет, Том, не совсем. Понимаете ли, это чувство не исключает страсти. Да, страсть играет свою роль в отношениях, но подчиняется разуму и жизненному опыту. Подобное чувство можно увидеть у женатых пар, после того как пыл супругов угас. А еще меж друзьями одного пола, среди солдат и матросов, которым довелось вместе пережить опасность. И если бы нужно было охарактеризовать этот тип привязанности, то, мне кажется, стоило бы использовать понятие «полнота». Любящий чувствует себя неполным без возлюбленного. Подобное чувство может ненавязчиво расцветать в самых неожиданных случаях. Оно охватывает и сексуальное влечение, хотя и не ограничивается им.

Дэнси наклонился вперед, положив локти на колени. Я увидел, как в его глазах пляшут огоньки свечей. Господи, как ужасно — заглянуть в глубины потаенных желаний другого человека.

Я отодвинул стул и поднялся.

— Нед, прошу прощения, сегодня был тяжелый день. Если я останусь еще хоть на минуту, то усну прямо на стуле. Вы не обидитесь, если я покину вас?

— Нет, — сказал Дэнси, — разумеется, нет. Вы уже носом клюете. Ручаюсь, вы ни слова не слышали из того, что я говорил.

Я пожелал спокойной ночи, но Дэнси окликнул меня уже у двери.

— Вы кое-что забыли. Своего Катулла.

33

Никто из нас не возвращался к этому разговору. Возможно, Дэнси поверил или притворился, что поверил, что я задремал во время последней части его монолога и не слышал ни слова из сказанного, не понял хода мысли. Мы продолжали работать и жить вместе, так сказать на дружеской ноге. Но кое-что все-таки изменилось. После того вечера я редко сиживал с Дэнси по вечерам подле умирающего тепла камина в классной комнате и не ходил с ним курить по заснеженной лужайке после того, как мальчики укладывались спать.

Тем не менее я не раз ловил себя на том, что возвращаюсь мыслями к замечаниям Дэнси о любви. Если он прав и любовь можно подразделить на три категории, то к какой категории отнести чувство, которое я питаю к Софии Франт и, что уж греха таить, к Флоре Карсуолл? Внутренним зрением я необычайно живо видел картину, нарисованную Дэнси, — свинья у кормушки.

Нельзя сказать, чтобы я ждал окончания семестра и шестинедельных рождественских каникул. Хотя кое-кто из мальчиков оставался, но все-таки большинство разъезжались по домам, а значит, нам с Дэнси неизбежно пришлось бы больше времени проводить вместе. Я согласился отпраздновать Рождество у Роуселлов, но больше меня никуда не приглашали.

Примерно за неделю до Рождества я встретил юного Эдгара Аллана на лестнице, и он затараторил, почти задыхаясь, как это умеют маленькие мальчики:

— Сэр, прошу вас, сэр, Франт просил меня передать вам привет и надеется, что вы его примете.

Я остановился.

— Приму что, Аллан? Его привет?

— Нет, не привет, вы что, еще не слышали?

— Если я не узнаю, что именно я должен был слышать, то не смогу ответить на этот вопрос.

Очевидно, логика моего ответа дошла до мальчика поскольку он расхохотался. А когда угомонился, то сказал:

— Франт написал, что его мама приглашает меня провести рождественские каникулы в доме мистера Карсуолла. Мистер Карсуолл уже сообщил моим родителям и мистеру Брэнсби и попросил, чтобы вы меня сопровождали. Вообще-то я был бы в полной безопасности под присмотром грума, но Чарли говорит, что женщины всегда волнуются из-за пустяков, и иногда умнее пойти на уступки.

— Я ничего не слышал о предполагаемой поездке, — сказал я. — И не уверен, что это удобно. — Лицо Аллана изменилось, как будто туча накрыла его хорошее настроение. — Но посмотрим, что скажет мистер Брэнсби.

Мальчик принял мои слова за согласие. Он радостно ускакал прочь, оставив меня недоумевать, правда ли то, что он сказал, и если да, то отпустит ли меня мистер Брэнсби и благоразумно ли будет согласиться сопровождать Аллана. Что ж, благоразумно или нет, но я твердо знал, чего хочу. Возвышенные мысли о классификации любви в общем и свиньях у кормушки в частности — в теории дело хорошее, но я более не испытывал ни малейшего желания размышлять обо всем этом.

На следующий день мистер Брэнсби передал мне приглашение миссис Франт.

— Не совсем ясно, когда вы вернетесь, — продолжил мистер Брэнсби. — Мистеру Карсуоллу кажется, что юный Франт не уделял учебникам достаточного внимания после того, как покинул нас. Возможно, он захочет, чтобы вы погостили у них подольше, наверстали с мальчиками упущенное и, скорее всего, привезли бы Эдгара Аллана обратно в начале семестра. Чарльз Франт, разумеется, к нам не вернется. Полагаю, вас никуда не приглашали на Рождество?

— Вообще-то приглашали, сэр. Но это не важно.

В тот же вечер я уселся перед камином в классной комнате, чтобы написать мистеру Роуселлу и извиниться за то, что не смогу прийти к нему на рождественский ужин. Не успел я начать, как вошел Дэнси.

— Мистер Брэнсби сказал мне, что вы сопровождаете Аллана в поездке в имение Карсуолла, — резко сказал он. — Правда ли, что вы останетесь там до конца каникул?

— Возможно. Как решит мистер Карсуолл.

Дэнси опустился в кресло.

— Вы уверены, что поступаете благоразумно, Том?

— А почему бы и нет? — я произнес это с большим жаром, чем намеревался. — Смена обстановки пойдет мне на пользу.

— И смена компании тоже.

Я пробормотал, что и сейчас чувствую себя неплохо.