Орел нападает

Ворота, ведущие в обитель друидов, были открыты, за ними виднелось множество небольших построек, освещенных кострами, возле которых на корточках сидели закутанные в черное люди, однако узость проема ограничивала обзор. Катон, осмелев, продвинулся еще дальше и шагах в пятидесяти от распахнутых створок стал делать попытки заглянуть внутрь, но так, чтобы это не бросалось в глаза.

Поначалу стражи не обращали на него внимания, но потом, видно, решили, что он слишком долго отирается возле них. Один крепкий малый с копьем в руке направился в его сторону.

Катон, делая вид, что не замечает друида, отвернулся к ближайшему тыну и оперся на вилы. Сердце юноши бешено колотилось. Его мигом похолодевшие руки дрожали. Первой пришла мысль задать стрекача, но пустись он сейчас наутек, копье со стальным наконечником, что сжимает в руке черный страж, наверняка полетит ему вдогонку. И вонзится в спину. Нет, надо стоять! Но вдруг варвар заговорит с ним? Ответить Катон не сможет, и его скорый конец опять-таки предречен.

Он уже слышал дыхание стража, когда тот окликнул его. Катон закрыл глаза, сглотнул и медленно повернулся, стараясь придать своим движениям естественную для деревенщины неуклюжесть. Из-за дрожи ему притворяться особенно не пришлось, но через миг должно было выясниться, хорошо ли разрисовал его Празутаг. Сам же Катон никогда в жизни не ощущал себя большим римлянином, чем в это мгновение.

Находившийся не более чем в десяти шагах от него друид что-то крикнул и указал копьем в сторону далеких лачуг дуротригов. Катон стоял на месте, как столб, тараща глазами и судорожно вцепившись в вилы. Друид опять что-то прокричал и сердито шагнул к нему.

Поскольку деревенский олух даже и не пытался отправиться восвояси, страж самолично развернул его и наградил таким мощным пинком, что он полетел вдоль загона в ту сторону, где прилежно трудились присматривавшие за скотиной селяне. Когда Катон грохнулся на четвереньки, караульные у ворот покатились со смеху. Мало того, друид еще вознамерился ткнуть недоумка в тощую задницу тыльной частью копья и промахнулся лишь потому, что юноша успел вскочить на ноги и пустился бежать.

Друид громко выбранил беглеца, вызвав у своих товарищей новый взрыв смеха, после чего повернулся и зашагал на свой пост, а Катон несся, петляя между загонами, до тех пор, пока не забежал в закуток, где никто не мог его видеть. Только тогда он остановился и присел на корточки, чтобы отдышаться.

Страху молодой оптион натерпелся изрядно, но теперь он испытывал скорее воодушевление, чем досаду.

Обитель друидов была обнаружена — и довольно легко. Куда более трудной представлялась задача туда проникнуть. Юноша встал и поверх загонов, над которыми вился пар, выдыхаемый тесно сгрудившимися животными, осмотрел ограждение. Если глаза не подводили его, оно слегка выдавалось вперед, перекрывая обзор караульным. Если попробовать подобраться к нему со стороны обегавшего все плато частокола, стражи, пожалуй, этого и не заметят.

Приняв решение, молодой римлянин стал осторожно перемещаться в сторону стока, пока не оказался в сотне с лишним локтей от охраняемых жрецами ворот. В промежутке между загонами и крепостным валом трава не росла, а почва представляла собой взбитую вязкую жижу. Катон лег на живот и дюйм за дюймом пополз по-пластунски туда, где оба частокола смыкались. Бревна в месте их схождения, укоротив, подровняли, и если на огороженную территорию вообще хоть где-то можно было проникнуть, то только там.

Катон заставлял себя двигаться медленно, без резких движений, способных привлечь к нему чей-нибудь взгляд, понимая, что выкрутиться во второй раз ему уже не удастся. Прошли, казалось, часы, но наконец юноша подполз к участку, выпадавшему из поля зрения караульных, и, значит, мог попытаться туда заскочить. Бросив последний взгляд на ворота, весь перемазанный в грязи оптион метнулся вперед, рывком преодолел открытое взорам стражей пространство и скорчился в образованном частоколами закутке. Похоже, никто ничего не заметил. Никаких криков вроде бы не слыхать! Приободрившись, Катон вскарабкался вверх по насыпи к палисаду и заглянул за бревенчатую ограду.

На отсекаемой ею территории находились десятки друидов, гораздо больше, чем просматривалось сквозь распахнутые ворота. Неизвестно, сколько еще их пряталось в хижинах. Некоторые из них спали прямо на земле, у костров, другие трудились, вытесывая из бревен конструкции, подозрительно напоминавшие рамы римских баллист.

Друиды явно изготовляли какие-то примитивные метательные машины. Важное наблюдение, но Катон пришел за другим. Его глаза прилежно обшаривали огороженную площадку. Безрезультатно. Жену и сына командующего могли прятать в любой из хибар. Не желая поддаваться отчаянию, Катон напряг зрение и совершенно неожиданно для себя вдруг что-то приметил. К одной из хижин, что была больше других, почти невидимая в тени, отбрасываемой нависавшей соломенной кровлей, притулилась маленькая плетеная клетка с решетчатой дверью, к которой припали два бледных личика, едва различимые в слабом свете луны. По обе стороны клетки, опираясь на копья, стояли стражи.

При виде несчастных пленников сердце Катона упало: добраться до них не было ни малейшего шанса. Стоило ему подтянуться и перевеситься через стену, его бы тут же заметили и забили тревогу. Но даже если бы каким-то чудом и не заметили, то что с того? Все равно он не смог бы вызволить их из клетки.

Насмешница судьба позволила ему зайти в своей дерзости так далеко лишь затем, чтобы остановить у самой цели. Катон сник, понимая, что при любой попытке что-нибудь сейчас сделать его просто убьют. Он и без того считал свою вылазку дурацкой затеей, однако подтверждение собственной проницательности вовсе не радовало его. Так или иначе, ничего предпринять больше было нельзя. Отсюда следовало убраться, и как можно скорее.

С той же осторожностью, с какой он подбирался к скрытому от всех глаз уголку, Катон вернулся к сточной дыре и, убедившись, что его никто не видит, просунул в отверстие голову, а потом шепотом позвал.

— Празутаг.

Темная тень отделилась от склона. Когда икенский воин занял позицию под дырой, Катон свесился вниз и разжал пальцы. Могучие руки подхватили его, не дав свалиться в месиво нечистот, переполнявших канаву. Празутаг рывком выбросил юношу на траву и миг спустя рухнул возле.

— Спасибо, — выдохнул Катон. — Я уж боялся, что вымажусь в дерьме по уши.

— Ты нашел их?

— Да, — с горечью ответил Катон. — Я их нашел.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Второй легион дал о себе знать на другой день поздним утром. С дерева, служившего лазутчикам наблюдательной вышкой, Катон углядел конный заслон, двигавшийся с востока. Хотя, конечно, принадлежность всадников на таком удалении определить было трудно, рассредоточение верхового отряда являлось обычным для разведывательных патрулей, высылавшихся впереди римского войска.

Катон удовлетворенно ухмыльнулся и радостно хватил кулаком по стволу дерева. После стольких тягостных дней пребывания на чужой стороне, после долгих ночей, проведенных под открытым небом, и постоянного страха быть обнаруженными одна мысль о том, что Второй легион уже рядом, согревала и успокаивала. Он вдруг ощутил себя человеком, которого ждет воссоединение с любимой семьей, и это чувство тронуло его больше, чем можно было представить. У него даже дыхание пресеклось от избытка эмоций, и он не сразу окликнул Празутага. Когда же окликнул, макушка дерева закачалась. Громадный икен полез к нему.

— Полегче, приятель, — проворчал Катон, покрепче ухватываясь за ветки. — Хочешь, чтобы все поняли, где мы укрылись?

Празутаг послушно остановился и, обустроившись несколько ниже Катона, указал на крепость. Враги тоже заметили конных легионеров: последние патрули дуротригов спешили к главным воротам. Скоро тяжелые створки захлопнутся, и все туземцы запрутся в Мэй Дун, пребывая в уверенности, что смогут отразить натиск римлян. Таким образом, риск быть обнаруженными и схваченными для лазутчиков отпал сам собой, нужды прятаться больше не было, и Катон смягчился.