Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 71

Перед ним открылась сокровищница храма, содержащая золото, серебро, царский лен, статуи, елей, ладан, вино, мед, мирту, драгоценные мази и вазы. Рамзес с интересом осмотрел склады, куда поступала снедь из владений Абидоса, и Исполнил над ними обряд сакрализации, прежде чем их раздали населению. Быки, тучные коровы, телята, козы и домашние птицы также получали благословение. Некоторых животных отправляли в хлев при храме, большинство же возвращалось в окрестные деревни.

Согласно указу, провозглашенному в четвертый год царствования Сети, каждый человек, работающий на храм, должен был знать свои обязанности и никогда от них не уклоняться. Вот почему каждый, занятый во владениях Абидоса, был защищен от злоупотреблений властью, от непосильных работ и незаконных поборов. Визирь, судьи, Главы различных управлений и другие вельможи получили приказ самим строго следовать ему и проверять его исполнение. Шла ли речь о кораблях, об ослах или земельных участках — имущество Абидоса было неприкосновенным. Поэтому крестьяне, земледельцы и виноделы жили в мире, под двойной защитой Фараона и Осириса. Чтобы указ не остался неизвестным ни для кого, Сети приказал высечь его даже в центре Нубии, в Наури, где надпись на внушительной плите два метра восемьдесят на метр пятьдесят шесть поражала взгляды. Тот, кто решился бы переделать земли храма или увести одного из его работников против желания, получил бы двести палочных ударов, и ему бы были отрезаны нос или уши.

Участвуя в повседневной жизни храма, Рамзес увидел, что все священное и все хозяйственное было связано, даже если четко отделялись одно от другого. Когда Фараон общался с богом в самой сокровенной части храма, материальный мир не существовал для него, но ведь нужен был гений зодчих и скульпторов, чтобы соорудить святилище и заставить камень заговорить. А благодаря труду крестьян фараон мог принести в жертву богам самые изысканные яства.

В храме не проповедовалось никакой абсолютной истины, никакая догма не замыкала мысль в фанатизме. Будучи местом воплощения духовной энергии, каменным судном, чья неподвижность была лишь мнимой, храм очищал, облагораживал и приобщал к святому. Он был сердцем египетского общества и существовал за счет любви, связывающей богов с Фараоном, давая людям часть этой любви, необходимой для жизни.

Рамзес несколько раз приходил в галерею предков и разбирал имена царей, которые основали страну, подчиняясь закону Маат. Возле храма находилось место погребения правителей первых династий. Там покоились не их мумии (они были помещены в усыпальницах Сахары, но их незримые и бессмертные тела, без которых Фараон не смог бы существовать. Внезапно его задача показалась Рамзесу непосильной. Он был всего лишь восемнадцатилетним юношей, влюбленным в жизнь. В нем горел сильный огонь, но он был не способен прийти на смену этим гигантам. Как у него хватит наглости и тщеславия, чтобы взойти на трон, который занимал Сети?

Рамзес опьянил себя мечтой, а Абидос вернул его к действительности. Это было главное, для чего отец привез его сюда. Кто бы раскрыл ему глаза на его ничтожество лучше, чем это святилище?

Соправитель вышел за ограду и пошел к реке. Пришло время вернуться в Мемфис, жениться на Красавице Изэт, устроить праздник с друзьями и объявить отцу, что он отказывается от должности соправителя. Раз его старший брат так стремится царствовать: зачем мешать ему? Погруженный в свои размышления, Рамзес заблудился и вышел к низине у берегов Нила. Он раздвинул мешавший идти тростник и увидел его. Его уши свисали, ноги были подобны колоннам, черно-коричневая шкура лоснилась, борода торчала вперед, а рога с острыми концами почти смыкались. Дикий бык смотрел на него так же пристально, как четыре года назад Рамзес не отступил. Пусть бык, царь зверей, наделенный верховной силой природы, решит его судьбу. Если он ринется на него, вскинет рога и растопчет, египетский двор недосчитается одного царевича и легко найдет ему замену. Если же он оставит ему жизнь, то она уже не будет принадлежать Рамзесу, тогда он покажет себя достойным этого дара.

Глава 46

Менелай был почетным гостем на всех пирах и празднествах. Елена соглашалась присутствовать рядом с ним, и была признана всеми. Греки же, слившись с населением, чтили законы страны, и о них почти не было слышно.

Этот успех был отнесен на счет Шенара, двор оценил его дипломатические таланты, а поведение соправителя тайком осуждали, ведь он упорно демонстрировал свою враждебность спартанскому царю. Рамзесу не хватало гибкости, он нарушал приличия, а разве это не доказывало его неспособность к царствованию?

Шенар надеялся постепенно отвоевать потерянную территорию. Длительное отсутствие брата, который был в Абидосе, развязало ему руки. Конечно, у него не было титула соправителя, но разве он не был им по своему поведению? Хотя никто не осмеливался оспаривать решения Сети, многие придворные задавались вопросом, не ошибся ли он. Рамзес производил более сильное и благоприятное впечатление, чем Шенар, но достаточно ли было величественной осанки, чтобы стоять во главе государства?

Ни о какой оппозиции еще не могло идти речи, но было глухое недовольство, которое, по расчетам Шенара, должно было возрастать и в нужный момент послужить ему одной из точек опоры. Старший сын запомнил тот урок: Рамзес будет опасным противником. Чтобы победить его, нужно будет одновременно атаковать с нескольких сторон, не давая ему передышки. Поэтому Шенар радостно и упорно принялся за свое темное дело.

Только что была выполнена важнейшая часть его плана: два греческих военачальника были приняты в отряд стражи, которой было поручено охранять царский дворец. Они сблизятся с другими наемниками из этого отряда, и постепенно образуется группа заговорщиков, на которую можно будет положиться в решающий день. Может быть, одного из них даже наймут в личную стражу соправителя. Шенар постарается добиться этого с помощью Менелая. Шенару везло с тех пор, как в Египет прибыл спартанский царь. Осталось подкупить одного из врачевателей Фараона, чтобы получать достоверные сведения о состоянии его здоровья. Конечно, выглядел Сети не лучшим образом, но судить по одному его виду было нельзя — это могло повлечь за собой ошибку.

Шенар не хотел внезапной смерти своего отца, так как план заговора был еще не совсем готов. Вопреки тому, что думал горячий Рамзес, время вовсе не играло ему на руку. Если судьба позволит Шенару поймать его в сети, которые он плел день за днем, Рамзес задохнется в них.

— Это прекрасно, — признал Амени, перечитав первую песнь Илиады, которую он записал под диктовку Гомера, сидящего под своим любимым лимонным деревом.

Поэт с густыми седыми волосами почувствовал в голосе своего собеседника невысказанное замечание.



— Что тебе не нравится?

— Ваши божества слишком похожи на людей.

— Разве в Египте не так?

— Да, иногда, в рассказах сказочников. Но это лишь для развлечения. Храм преподает иное.

— А что знаешь об этом ты, юный писец?

— Вообще-то не слишком много. Но я знаю, что боги — это созидательные силы, и что их энергией могут управлять только посвященные, и то с осторожностью.

— Но я же создаю эпопею! Такие боги, как ваши, неподходящие персонажи. Кто бы тогда превзошел Ахилла и Патрокла? Когда ты узнаешь об их подвигах, ты не станешь читать ничего другого.

Амени оставил свои мысли при себе. Восторженность соответствовала репутации греческих поэтов. Древние же египетские авторы предпочитали говорить о мудрости, нежели об убийствах, пусть и грандиозных. Но не ему было воспитывать гостя, тем более по возрасту старшего.

— Соправитель давно уже не наносил мне визита, — пожаловался Гомер.

— Он сейчас в Абидосе.

— В храме Осириса? Кажется, это там проходят великие мистерии?

— Это правда.

— И когда он вернется?

— Не знаю.

Гомер пожал плечами и выпил кубок крепкого вина, ароматизированного анисом и кориандром.