Сын Солнца

— Мы их добьемся.

— Мне нет дела до этих чернильных брусков и этой мастерской, но я хочу увидеть в лицо человека, который пытался убить меня и того, кто приказал ему это сделать.

Решимость, прозвучавшая в голосе Рамзеса, заставила вздрогнуть его личного писца.

— Я ничего не забываю, Амени.

Сари нанял изящный кораблик, где удобно расположились три десятка его приглашенных. Он заранее предвкушал, как они поплывут по настоящему морю, образованному разлившейся рекой, и достигнут удобного жилища, уютно расположенного на вершине холма среди пальм. Там будет легче переносить жару, и дни протекут в зачарованном безделье.

Капитан торопился с отплытием. Речная стража только что дала им разрешение выйти из порта. Если он пропустит свою очередь, придется ждать еще два или три часа.

— Рамзес опаздывает, — с сожалением сказала Долент.

— Однако Красавица Изэт уже на борту, — напомнил Сари.

— А его вещи где?

— Уже на корабле, их занесли еще на рассвете, до жары.

Долент нетерпеливо топнула ногой.

— А вот и его писец!

Амени бежал мелкими шажками. Не привыкший к таким упражнениям, он задыхался, и прошло несколько мгновений, прежде чем он смог что-либо произнести.

— Рамзес исчез, — сообщил он.

Глава 19

Путешественник нес на спине свернутую, перехваченную ремнем циновку, его сопровождала рыжая собака с висящими ушами. В левой руке у него был кожаный мешок с набедренной повязкой и сандалиями, в правой — палка. На привале он разворачивал циновку в тени какого-нибудь дерева и засыпал под охраной своего верного спутника.

Сын Фараона, Рамзес, проделал первую половину пути на корабле, вторую — пешком. Выбирая узкие тропинки, протоптанные на холмах, вдалеке от воды, он прошел через множество деревушек и часто обедал с крестьянами. Устав от города, он открывал спокойный тихий мир, всегда живущий в неизменном ритме смены времен года и праздников.

Рамзес не предупредил ни Амени, ни Красавицу Изэт. Он хотел путешествовать один, как любой египтянин, отправляющийся навестить свою семью или идущий на одну из многочисленных строек, на которых и во время разлива кипела работа.

Там, где дорогу преграждала вода, он подзывал перевозчика, переправляющего бедных и тех, у кого не было даже примитивной ладьи. На широкой поверхности воды встречались десятки судов самых разных размеров, некоторые — полные детей, которые, отчаянно размахивая руками и хохоча, в конце концов падали в воду и бросались плыть наперегонки.

Время отдыха, игр и путешествий… Рамзес чувствовал дыхание египетского народа, его спокойную и сильную радость, основывающуюся на доверии к Фараону. Тут и там с уважением и восхищением говорили о Сети. Его сын испытывал гордость за отца и поклялся быть достойным его, даже если останется обычным писцом, наблюдающим за поступлением зерна или записью указов.

На въезде в Файюм, зеленеющую провинцию — царствие Собека — бога-крокодила — царский гарем Мэр-Ур («любимец небес») простирался на несколько гектаров, за которыми следили самые опытные и лучшие садовники. Хитроумно устроенная сеть каналов обслуживала это обширное владение, которое многие считали красивейшим местом в Египте. Пожилые знатные дамы спокойно проводили здесь остаток своей жизни в обществе великолепных молодых женщин, допущенных к работе в прядильных мастерских и учебе в школах поэзии, музыки и танца. Мастера по эмали совершенствовали здесь свою технику рядом с создателями украшений. Как настоящий улей, гарем гудел от непрерывней деятельности.

Прежде чем предстать у входа во владение, Рамзес сменил набедренную повязку, надел сандалии и стряхнул пыль со своего пса. Решив, что вид у него сносный, Рамзес подошел к стражнику.

— Я пришел навестить друга.

— У тебя есть рекомендательное письмо, юноша?

— Оно мне не нужно.

Стражник вздернул подбородок, взглянул строже:

— Почему такая самоуверенность?

— Потому что я — Рамзес, сын Сети.

— Ты что, смеешься надо мной?! Сына Фараона всегда сопровождают слуги.

— Мне хватает моей собаки.

— Иди своей дорогой, мальчик. Твоя шутка не удалась.

— Я приказываю вам пропустить меня.

Твердость тона и резкость взгляда удивила стражника. Что делать: оттолкнуть этого самозванца или принять меры предосторожности?

— Как зовут твоего друга?

— Моисей.

— Подожди здесь.

Дозор уселся в тени дерева. Воздух благоухал, сотни птиц щебетали в деревьях гарема. Существовала ли еще где-то более приятная жизнь, чем здесь?

— Рамзес!

Оттолкнув стражника, Моисей подбежал к Рамзесу. Друзья расцеловались, потом вместе вошли в дверь, за ними побежал Дозор, не зная, к чему принюхиваться — столько приятных запахов доносилось из кухни сторожевого поста.

По вымощенной плиткой аллее, вьющейся между высокими сикоморами, Моисей и Рамзес подошли к озерцу, покрытому белыми кувшинками с широкими листьями. Они сели на скамью из трех кусков известняка.

— Какой приятный сюрприз, Рамзес! Тебя назначили сюда?

— Нет, мне просто захотелось с тобой увидеться.

— Ты приехал один, без сопровождения?

— Ты удивлен?

— Нет, это похоже на тебя! Что ты делал с тех пор, как распалась наша компания?

— Я стал царским писцом и решил, что мой отец избрал меня в качестве наследника.

— С согласия Шенара?

— Нет, это просто мечта, но я упорствовал. Когда же отец открыто дал мне понять обратное, иллюзия рассеялась, но…

— Но…

— Но какая-то сила, та самая, что заставила меня переоценить свои возможности, продолжает руководить мною. Погрязнуть в лени, как любой вельможа? Это у меня вызывает отвращение. Что делать с нашей жизнью, Моисей?

— Ты прав, это единственный важный вопрос.

— А как ты отвечаешь на него?

— Не лучше тебя. Я один из помощников хозяина по гарему, работаю в прядильной мастерской, кроме того, проверяю работу гончаров. У меня есть дом с пятью комнатами и садом, изысканная пища. Благодаря библиотеке гарема, я, еврей, имею в своем распоряжении всю мудрость египтян! Что еще можно пожелать?

— Красивую женщину.

Моисей улыбнулся.

— В них здесь нет недостатка. А ты уже любишь кого-нибудь?

— Может быть.

— А кого?

— Красавицу Изэт.

— Можно сказать, царский удел. Я бы тебе даже позавидовал. Но почему ты говоришь «может быть»?

— Понимаешь, она великолепна, мы прекрасно ладим, но я не могу утверждать, что я ее люблю. Я по-другому представлял себе любовь: более сильной, более безрассудной, более…

— Не терзай себя и наслаждайся настоящим, разве не так советуют поступать арфисты, которые чаруют наш слух во время пиров?

— А ты нашел любовь?

— Я был несколько раз влюблен… Но ни разу не любил по-настоящему. Меня тоже сжигает какой-то огонь, но я не могу понять, что лучше — забыть о нем или дать ему разгореться.

— У нас нет выбора, Моисей. Если мы попытаемся бежать от него, то исчезнем, как злополучные тени.

— Думаешь ли ты, что этот мир есть свет?

— Свет в этом мире.

Моисей поднял глаза к небу.

— А разве свет не скрывается в сердце солнца?

Рамзес заставил друга опустить глаза.

— Не смотри прямо на него, оно слепит тебя.

— Я найду то, что скрыто.

Крик ужаса прервал разговор. По параллельной аллее со всех ног убегали две ткачихи.

— Теперь моя очередь удивить тебя, — сказал Моисей, — пойдем, накажем демона, который пугает этих несчастных.

Виновник и не пытался ускользнуть. Опершись одним коленом о землю, он спокойно подобрал змею красивого темно-зеленого цвета и засунул в мешок.

— Сетау!

Заклинатель змей никак не выразил удивления. Когда Рамзес спросил, что он здесь делает, объяснил, что продажа змеиного яда в лаборатории гарема обеспечивает ему независимость.

Кроме того, он будет рад провести несколько дней в обществе Моисея. Ни один, ни другой не обременяли себя строгими моральными предписаниями и хотели пожить на широкую ногу, пока их дороги вновь не разойдутся.