Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 9



Третий вопрос касается последствий серьезной травмы, полученной Николаем Александровичем в 1891 году в Японии. Наиболее пристальному вниманию подвергался череп № 4, поскольку именно ему отвели роль «императорского». Изначально все внимание было сосредоточено на его левой половине, так как предполагалось, что удар пришелся именно по этой, левой половине головы. Почему? На основании каких документов? С самого начала было видно, что каких-то очевидных следов травмы на левой половине черепа нет. Но нас тут же уверили, как водится, без доказательств, в том, что череп в этом месте разрушен. Однако в каком именно месте? Кому ведомо это место? Это было очень удобным оправданием того, что последствие удара саблей по голове не выявляется, — дескать, кость разрушена. На первичном же цветном снимке черепа № 4 видно, что кости целы. В 1993–1994 гг. стало известно о существовании рапорта трех врачей, составивших свое заключение в 1891 году, непосредственно после медицинского обследования раненого цесаревича Николая Александровича. Из этого документа следовало, что по голове наследника были нанесены не один, а, по меньшей мере, три удара; удары наносились не по левой, а по правой половине черепа; от одного из ударов откололся тонкий кусочек кости длиной 2,5 см. На правой половине черепа следов травмы также не было. Однако это отсутствие оправдывалось все тем же разрушением поверхностных слоев кости, на этот раз от действия кислоты, так как на правой половине черепа было заметно темное пятно. Но темное пятно — это изменение цвета, а не разрушение кости.

В 1995 году в Екатеринбурге проведено исследование черепа № 4 на компьютерном томографе. Исследовались срезы этого черепа через каждые полмиллиметра. Результат — отрицательный. Объяснение: кости разрушились. Но разве нельзя при таком отрицательном результате не сделать иной, более подходящий для этого случая вывод: следов травмы нет, может, это не череп Николая II?

Попутно зададим себе такой вопрос: почему «владелец» «рапорта трех врачей» директор ГАРФа С. В. Мироненко так тщательно скрывал этот документ? Ведь если он на самом деле желал помочь следствию, то, по-видимому, немедленно должен был сообщить о таких важных находках. Однако если он своевременно и добросовестно выполнил свою роль и передал документ следователю, то тогда все претензии следует адресовать следователю, который не обеспечивал экспертов своевременно необходимой информацией, о предоставлении которой они ходатайствовали.

Кстати, таким же образом обстояло дело с «Записными книжками Боткина» о состоянии здоровья государя императора Николая II, цесаревича Алексея Николаевича и Великой княжны Татьяны Николаевны. От историков мы узнали №№ фонда, описи соответствующих страниц этих документов, хранящихся в ГАРФе. Об этом сообщили следователю. Узнали, что следователь получил эти документы. Нам же он их не дал, заявив, что в них ничего нет.

Отдельный вопрос — о двух зубах подростка. Можно утверждать, что эти два зуба, которые по возрасту не могли принадлежать никому из 9 екатеринбургских скелетов, были как кость в горле следствия. С самого начала, когда формировался пакет костных объектов для генетического исследования, мы настаивали на том, чтобы оба или хотя бы один из этих зубов были направлены в Англию. Кстати сказать, нас заверили, что это будет сделано. Увы, генетик П. Л. Иванов возвратился из Англии и сказал, что зубы не исследовались. На вопрос: «Почему?» — последовало публичное заявление (в присутствии следователя В. Н. Соловьева), что эти зубы «прикарманили» то ли Попов, то ли американский профессор Мейплз. Позднее оказалось, что зубы находились в сейфе начальника Свердловской судебно-медицинской экспертизы. П. Л. Иванов, конечно же, знал, где они. Видимо, сознательно зубы не были взяты. А пристойных объяснений нет. Вот и навет.

Адресуем несколько вопросов непосредственно В. Н. Соловьеву:

1. На каком основании эти зубы не направлялись для генетических исследований в Англию?

2. В курсе ли дела следователь В. Н. Соловьев, где вообще находятся вещественные доказательства по делу?

Последний вопрос отнюдь не риторический, если учесть, что в конце 1997 года Генеральная прокуратура сообщила о «чудесном появлении» среди екатеринбургских останков около 150 «новых» костей. Но вернемся к двум зубам. Уж очень не хотелось следователю, чтобы среди екатеринбургских останков появился 10-й человек. Поэтому назначается группа новых стоматологов, и она выполняет свою роль. Вывод, сделанный комиссией стоматологов, гласит:

а) два зуба принадлежат человеку в возрасте 15–21 года (никаких доказательств этого положения не приводится);

б) по размерам и редким морфологическим признакам эти зубы принадлежат Анастасии Николаевне (о каких конкретно размерах и каких конкретно редких морфологических признаках идет речь — не говорится);



в) по этим же признакам эти два зуба не могут принадлежать Алексею Николаевичу.

Если допустить, что по первым двум позициям еще могут существовать какие-то объективные подтверждения, то третье положение представляется явной фантазией экспертов. Для того чтобы сделать такой вывод, эксперты должны были иметь информацию о «размерах и редких морфологических признаках» зубов цесаревича Алексея. Однако таких сведений нет. Что же все это означает: некомпетентность или сознательную фальсификацию? Один из этих двух ответов пусть выберут сами эксперты.

Бессмысленно говорить о доказательственной неполноценности фотосовмещения. Если этим методом в данном деле воспользовались два специалиста (Абрамов и Кислис) и пришли к математически обоснованным, но диаметрально противоположным выводам — методу этому грош цена. Все это очень хорошо показал в своем сообщении доктор юридических наук профессор А. И. Бастрыкин.

На чем, я думаю, нужно сегодня настаивать, это на ознакомлении научной общественности со всеми экспертными заключениями по данному делу. И не после захоронения, а до него. С тем чтобы не оказаться в ситуации, когда все концы в воду.

ЖОНГЛЕРЫ ФАКТАМИ

Лоллий Замойский,

член Совета МОБХФ Великой княжны Анастасии Романовой, писатель-исследователь

Нежданная новость о том, что Великая княжна, младшая дочь императора Николая II, осталась жива, многих поразила, но не всех обрадовала. Прежде всего, она расстроила тех, кто поторопился захоронить в Санкт-Петербурге останки, которые якобы принадлежали царской семье. Речь идет о членах Правительственной комиссии, созданной в свое время под эгидой Б. Н. Ельцина и В. С. Черномырдина, которые во главе с Б. Е. Немцовым поспешили подписать сомнительное заключение о смерти всех членов царской семьи, содержавшихся в Ипатьевском доме в Екатеринбурге. Их не остановила ни позиция Русской православной церкви, не признавшей подлинности останков, выдаваемых за царские, ни тот факт, что за все время расследований среди найденных близ Екатеринбурга костей не было обнаружено скелетов, которые могли бы принадлежать Анастасии и Алексею, детям Николая II.

Более того, комиссия завершала свои работы в момент, когда уже были известны результаты 22-х судебно-медицинских экспертиз, произведенных в 1994–1995 гг. в Тбилиси по ходатайству Анастасии Николаевны Романовой по ее идентификации. Эти результаты подтверждали подлинность ее личности. В их свете вызвали сомнения последующие выводы комиссии Б. Немцова, мотивы, которыми руководствовалась комиссия и ее эксперты, а также намерения ее высоких покровителей.

Передав в эфир фильм О. Уралова «Воскрешение Анастасии», руководство REN-ТВ решило организовать встречу участников фильма с теми, кто играл ведущую роль в комиссии. Мне довелось участвовать в этой «очной ставке», и она была очень показательной. В. Соловьев, старший прокурор-криминалист Генпрокуратуры РФ, начал с того, что обозвал всю нашу группу жуликами, оскорбил профессора Сироткина, специалиста по зарубежному золоту России, и не давал никому рта раскрыть. Похоже, он пришел в сильно «подогретом» состоянии… Он постоянно повторял свои инвективы и вызвал возмущение даже среди членов собственной группы, а г-жа Лесневская на время даже удалила молодого ведущего и призвала к порядку наших оппонентов. Потом она обещала удалить при монтаже ругательства, но сохранить существо дискуссии.