Страница 5 из 8
Ну, а в мае 1941 года, после закулисных переговоров Гесса, не получивших должного развития, Гитлер в «отместку» решил полностью «зачистить» свой южный фланг от англичан и провел крупную воздушно-десантную операцию по захвату о. Крит, чем значительно ослабил влияние Англии в восточной части Средиземноморья...
У. Черчилль в своих воспоминаниях, конечно, дистанцировался от каких-либо контактов с Гессом. Он уверяет своих читателей в книге «Вторая мировая война»: «Я никогда не придавал сколько-нибудь серьезного значения этой проделке Гесса. Я знал, что она не имеет никакого отношения к ходу событий».
Подумаешь, прилетел в Англию второе лицо после Гитлера в нацистской Германии. Да таких чудаков, как Гесс, надо полагать, десятками прилетали с материка на остров. Как потеплеет после зимы, так и летят стаями!
Ну, а по поводу интересующих нас фактов У. Черчилль заявил следующее: «Если учесть, что Гесс так близко стоял к Гитлеру, то кажется удивительным, что он не знал или если и знал, то не сообщил нам о предстоящем нападении на Россию, к которому велись такие широкие приготовления».
Чувствуете, как Черчилль «темнит». О каком сроке нападения на Россию не сообщил им Гесс? 015 мая он им не сообщил, что ли? А о 22 июня как мог Гесс знать, если после 10 мая находился в Англии? Откуда же тогда Черчилль узнает о дате 22 июня? Разумеется, Гесс дал англичанам каналы связи с Гитлером.
Далее Черчилль пишет: «Советское правительство было чрезвычайно заинтриговано эпизодом с Гессом, и оно создало вокруг него много неправильных (?) версий. Три года спустя, когда я вторично приехал в Москву, я убедился, насколько Сталин интересовался этим вопросом. За обедом он спросил меня, что скрывалось за миссией Гесса. Я кратко сообщил ему то, что изложил здесь. (Имеются в виду мемуары Черчилля. — В.М.) У меня создалось впечатление, что, по его мнению, здесь имели место какие-то тайные переговоры или заговор о совместных действиях Англии и Германии при вторжении в Россию, которые закончились провалом... Когда переводчик дал мне понять, что Сталин не верит моим объяснениям, я ответил через своего переводчика: «Когда я излагаю известные мне факты, то ожидаю, что мне поверят». Сталин ответил на мои резковатые слова добродушной улыбкой: «Даже у нас, в России, случается многое, о чем наша разведка не считает необходимым сообщать мне». Я не стал продолжать этот разговор».
Как видите, данная тема, для Черчилля была очень неприятной, и он постарался уйти в сторону от поставленных вопросов. Значит, было что скрывать!
Иван Михайлович Майский, бывший в ту пору послом в Англии, в своих мемуарах так осветил деятельность Черчилля: «Насколько мне известно, в связи с прилетом Гесса за кулисами британской политики началась борьба. Черчилль, Иден, Бевин, а также все лейбористские министры сразу же высказались решительно против ведения с ним или через него каких-либо переговоров о мире с Германией. Однако нашлись среди министров люди типа Саймона (прогермански настроенный британский политический деятель. — В.М.), которые при поддержке бывших «кливденцев» (группа британских политиков, занимающая прогерманские и, одновременно, антисоветские позиции.— В.М.) считали, что следует использовать столь неожиданно представившийся случай для установления контакта с Гитлером или, по крайней мере, для зондажа о возможных условиях мира. В конечном счете победил Черчилль... Победу Черчилля можно только приветствовать, но остается неясным вопрос, кто же такой Гесс?»
Как явствует из воспоминаний Майского Черчилль одержал победу против сторонников ведения переговоров с Гессом, а сам Черчилль почему-то поскромничал о своей победе в разговоре со Сталиным. Почему? Наверное, есть такие победы, которые лучше всего хранить в тайне ото всех?..
Раз уж затронули туманный Альбион, то давайте поинтересуемся, как же У. Черчилль отреагировал на вторжение Гитлера в нашу страну. Снова обратимся к его мемуарам: «Я знал (!), что нападение Германии на Россию является вопросом дней, а может быть, и часов. Я намеревался выступить в субботу вечером по радио с заявлением по этому вопросу. Разумеется, мое выступление должно быть составлено в осторожных выражениях, тем более что в этот момент Советское правительство, в одно и то же время высокомерное и слепое, рассматривало наше предостережение просто как попытку потерпевших поражение увлечь за собой к гибели и других. Поразмыслив... я отложил свое выступление до вечера воскресенья, когда, как я думал, все станет ясным. Таким образом, суббота прошла в обычных трудах...
Когда я проснулся утром 22 июня, мне сообщили о вторжении Гитлера в Россию. Уверенность стала фактом. У меня не было ни тени сомнения, в чем заключаются наш долг и наша политика. Не сомневался я и в том, что именно мне следует сказать. Оставалось лишь составить заявление. Я попросил немедленно известить, что в 9 часов вечера я выступлю по радио».
Как видите, Черчилль и не думает скрывать факт своей осведомленности о дате нападении Гитлера на нашу страну. Одно только смущает в его рассказе. Почему он не указал источник данной информации о нападении? Ведь если бы эту информацию добыла английская разведка, то вполне можно было бы гордиться ее активностью. Однако Черчилль почему-то старается не упоминать о своей стратегической разведке, выводя ее за рамки своего повествования и стараясь не привлекать к ней особого внимания. Особенно режет слух его напыщенность по поводу понимания им задач британской политики: только что совершено вероломное нападение на нашу страну, а он уже знает что «следует сказать». Кроме прочего, импонирует его фраза об «осторожных выражениях». Его выжидательная позиция — та же ложь. Недаром, Сталин называл Черчилля «наш подлый друг»...
Оставим на время английское и немецкое руководство и вернемся к событиям в нашей стране в тот трагический день 22 июня 1941 года.
Что нам известно о первом дне войны по работе Наркомата обороны, Генерального штаба и советского правительства? К сожалению, сведения об этом дне, да и о последующих начальных днях войны, довольно скудные. События первого дна отражены лишь в воспоминаниях Жукова, Микояна и частично Молотова.
Остальные участники высшего руководства страны о событиях первых дней войны не оставили никаких воспоминаний по ряду весомых причин. Например, Шапошников умер в 1942 году от туберкулеза. Ватутин умер в Киеве в 1944 году от ранения средней тяжести в ногу. Сталин и Берия погибли в 1953 году и не смогли, разумеется, оставить воспоминаний. Мехлис, кстати, тоже умер в начале 1953 года, и о его смерти упоминается глухо. Тимошенко, к глубокому сожалению, отделался молчанием. Ворошилов и Буденный могли бы восполнить данный пробел, но тоже не оставили воспоминаний о начальном периоде войны. Маленков, Поскребышев и Власик тоже много чего могли рассказать, но увы! Каганович, впрочем, как и Молотов страдал «частичной» амнезией памяти. Многое помнил, но события с 22 по 26 июня 1941 года что-то не очень. Кузнецов — нарком ВМФ — тоже не отличился разговорчивостью по данной теме: уж очень скромненько осветил события первого дня войны. Кулик много чего порассказывал, но, к сожалению, только следователю на Лубянке. Эти рассказы, внесенные в подлинные протоколы допросов, нам уже не доступны — уничтожены хрущевцами.
Чуть не забыл о Вышинском. Умер в 1954 году (во времена Хрущева) вдали от Родины на посту постоянного представителя СССР в ООН. Воспоминаний, разумеется, не оставил...
Итак, что мы имеем на данный момент? Мемуары Микояна и Жукова, а также очень скромные воспоминания Молотова, Кагановича и Кузнецова. Недаром, существует афоризм, что историю пишут победители. Кто победил в 1953 году в борьбе за власть? То-то и оно!.. А Микоян и Жуков— хрущевцы, поэтому здесь надо быть внимательным к тому, о чем они писали в своих мемуарах. И Молотов предупреждал Ф. Чуева, записывающего его воспоминания: «На Жукова надо осторожно ссылаться». Мягко сказано: на то, видно, и дипломат.
О мемуарах Жукова можно сказать и так: «Краткий курс Великой Отечественной Войны» под редакцией ЦК КПСС. Военный историк А. Б. Мартиросян приводит данные, что Жукову в ходе чтений его рукописи было дано около 1,5 тысячи (!) поправок и замечаний. Жуков, говорят, был очень огорчен и даже хотел приостановить дальнейшую работу, но потом, все же, продолжил ее и, как мы знаем, даже издал книгу. В дальнейшем в нее были еще внесены всевозможные дополнения и изменения, в том числе и после его смерти. Так что вариантов трактовки отдельных эпизодов его деятельности бывает несколько: выбирай по вкусу, какой тебе нравится!