Страница 238 из 255
Все началось, пожалуй, как обычно. Звучали песни, и взлетали весла. И постепенно уменьшался остров, Маячивший за спинами гребцов.
Сперва напоминал он турью шкуру, Потом казался шкуркою овечьей, Потом напомнил силуэтик чайки, А там и вовсе из виду исчез.
Обильный лов, отличная добыча! Удачливые рыбаки мечтали О возвращенье к очагам и женам, Когда под утро грянул ураган.
Армады туч, нависших над Карибом, В атаку шли в сопровожденье молний, Вздымались волны, небо накренилось, И отовсюду надвигался гром.
Двенадцать баллов, штормовая качка… Трещали лодки, то взмывая в гору, То рушась в оглушительную бездну, То заново вздымаясь на дыбы.
Гадали рыбаки – за что карает Их Бог Ветров, какая их провинность? Быть может, забрели в чужие воды, Нарушив моря вековой закон?
Три дня, три ночи продолжалась буря, Три дня, три ночи рыбаки боролись, Три дня, три ночи рыбаки молились, Не вняли боги слезной их мольбе.
За лодкой лодка шла на дно морское, Трещали снасти, расползался невод, И те, что прежде рыбу добывали, Тонули, становясь добычей рыб.
А волны, как разбойники Кортеса, Теснили их, громили, удушали, И небо раскаленными клинками Добить спешило тех, кто уцелел.
Когда беда случается, причину Обычно ищут… Говорят, что нищий, Отчаявшись, воззвал к морской пучине: – Разверзнись, поглоти безумный мир!
Другие говорят, что мать больная Просила сына, мучимая жаждой, Дать ей попить, а он воды ей не дал, И все на свете прокляла она.
Беда еще бывает, оттого что Богатый родич сироту ограбил, У нищего отняв кусок последний, Разгневал бога алчностью своей.
И то твердят и это, утешаясь, Какая притча тут верней, не знаю, Одно лишь знаю – рыбаки погибли, На сушу не вернулся ни один.
А женщины в дверях стояли молча, На берегу безмолвно собирались, Под тяжестью тревог и ожиданий Осиротевший остров оседал.
А волны лихо, как мюриды ваши, На белых скакунах летели мимо. – Опомнитесь! – их женщины просили. Верните нам мужей и сыновей!
3
С той ночи утекло воды немало. Но бесконечно длилось ожиданье. Тускнели краски, угасали взоры Поникших вдов, невест и дочерей.
Зато костры на берегу не гасли В ночи, подобно маякам бессонным. А вдруг мужчины вздумают вернуться – Им нужен путеводный огонек.
Здесь девушки испытывали зависть. Но вдовы – те хоть радость материнства Познать успели, сохранили память О днях пускай короткой, но любви.
О непорочные островитяне, Готовые до капли выпить море, Чтоб хоть на дне на краткий миг увидеть Своих давно ушедших женихов.
Сестра мечтала обернуться рыбой, Уйти в зеленоватые глубины, В надежде брата повстречать однажды, Держащего разбитое весло.
Гласит молва, что женщины иные Окаменели от печали долгой И постепенно превратились в скалы, Стоящие над бездною морской.
Что галька разноцветная на пляже – Их слезы, отвердевшие навеки, Что здесь вода намного солонее И чуть плотнее, чем в других морях.
Теперь понятно вам, сеньор Гамзатов, Откуда это имя – Остров Женщин. Какая горечь в имени красивом! Есть у него синоним – Остров Бед.
Прошли столетья. Но далекий отзвук Былой утраты душу обжигает. Увы, от жизни, что волнами смыта, Здесь не осталось никаких следов.
Всё перед нами – горсточка приезжих, Отель, таверна, лавка сувениров, Лачуга местных жителей – метисов – Да вывеска с названьем островка.
Судьба такая выпала индейцам – Быть жертвами извечных потрясений, Нести невосполнимые утраты… Неведомо – кого нам тут винить?
Стихию? Ею управляют боги. Богов? Они везде несправедливы. Историю! Она неумолима. Где истина? Кто может нам сказать?
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
Старик, сошедший с росписей Ороско Риверо и Сикейроса, вздохнул: – Как видите, ответ найти непросто. Ищу, не нахожу, сеньор Расул…
Он трубку закурил. Окутан дымом, Молчит мудрец, вобравший сотни лет. Теперь и мне искать необходимо Все тот же неподатливый ответ.
Да, прав мой гид, сложилось все непросто. Твержу себе: подумай, оглянись. Как незнакомые на перекрестке, Мечта и явь нежданно разошлись.
Я для своей любимой попытался Сорвать на дальнем острове цветок, Но лишь репейник мне вонзился в пальцы, Ладонь ошпарил, душу мне обжег.
Разжечь костер хотел я на вершине, Чтоб виден был огонь издалека, Но град меня застиг, дохнуло стынью, Не разгорелись ветки сушняка.
Страна любви окуталась печалью, В потоках слез отвесы ближних скал. И струны лиры глухо зазвучали, И голос мой почти неслышен стал.
О берег, с яркой сказкою несхожий, О вымысел неподтвержденный мой, Как мне вернуться с этой скорбной ношей К рабочему столу, к себе домой?
2
Я побывал во многих странах мира, В дороге видел не одну грозу. Отсюда два печальных сувенира Я в свой аул аварский увезу.
Два символа из обожженной глины, Две крохотных фигурки, две беды, Они судьбой изваяны единой – Две женщины над кромкою воды.
Одна – стройней стрелы в изгибе лука, Но ей не суждено уйти в полет. Погиб жених. И ожиданья мука Невесту сушит уж который год.
Другая, выйдя замуж, не успела Детей родить. Погиб ее супруг. И песнь свою страдалица не спела, Земное счастье выронив из рук.
Два вечных горя, две бесплодных тени, Две хрупкие надежды, две мечты. По зыбким водам – знак поминовенья – Плывут живые травы и цветы.
А где-то парни с девушками бродят В обнимку, шепот слышится и смех, И в дискотеках музыку заводят, И пляшут, и целуются при всех.
И каждый день и каждое мгновенье В горах, в лесах, на берегах морей В счастливых семьях празднуют рожденье Прекрасных сыновей и дочерей.
Как и везде, под осень в Дагестане Справляют свадьбы. В урожайный час Веселие в ауле щедро грянет, Возникнут семьи новые у нас.
Что ж, мне опять пора в дорогу – через Моря и твердь и небеса – домой. В последний раз слова «…de las Mujeres» На пристани горят передо мной.
Хлопочет гид, морская даль открыта, Готова лодка, чайка бьет крылом. Нас ожидает знойная Мерида, Укрытый пальмами аэродром.
Заветный остров, расставанья время Приблизилось – я скоро отплыву. Прощай! Возможно, мы еще в поэме Увидимся, но вряд ли – наяву.
ПОСЛЕ ДОРОГИ…
Война не рождает сына.
Сказано горцем
1
Отдаляется Остров Женщин, И туманится вдовий лик, Расстояниями уменьшен, Но в сознанье моем велик.
Облака над водой нависли, В каплях влаги блестит весло. А хурджин моих горьких мыслей Давит на плечи тяжело.
На прощанье свой долг исполнив, Покидая минутный кров, Я цветы возложил на волны, Над гробницею рыбаков.
В небо взмыл многоместный лайнер, Тает Мексика под крылом, Подо мной океан бескрайный, Приближается отчий дом.
Стрелки я на часах заране Перевел на московский лад. День рождается в Дагестане, Над Атлантикою – закат.
Вот и финишная прямая. Я стою у родных дверей. Я любимую обнимаю, Слышу возгласы дочерей,
За окном зеленеет Каспий, Под балконом – в цвету земля. Внучка жаждет услышать сказку, Ждет рассказов моя семья.
Лица милые освещая, Мирно теплится мой очаг. Вновь я дома, но ощущаю Грозный груз на моих плечах.
Вспоминаю иное море, Расстояния и века, Вспоминаю большое горе Мексиканского островка.
Отчим домом, семейным лоном Мне утешиться не дают: Телерадио с микрофоном (Что поделаешь!) – тут как тут.
Что ж, включайте свои кассеты, Дальней связи включайте нить, И с родней, и со всей планетой Я намерен поговорить.
Несмотря на регламент жесткий, Изменить себе не хочу И поэмы своей наброски В депутатский отчет включу.
Говорю я с водой и сушей, С лунным бликом, с лучом зари. Патимат, дорогая, слушай, Слушай, внучка моя, Шахри!
Слушай, друг, в городке соседнем, Слушай в том, что за пять морей, Слушай, гид мой тысячелетний, Слушай, остров любви моей.