Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 214 из 255

Взбешен был Осман не на шутку, Как будто хватил белены, И не подчинялись рассудку Слова его в брызгах слюны.

Кричал он осипшим фальцетом, Грозил и ругался всерьез: «Еще пожалеешь об этом! Еще ты ослепнешь от слез!»

На драку его подмывало, И был он поэтому рад, Что тут же с кувшином стояла, От страха дрожа, Супойнат.

Иного иль слово, иль случай Рассердит в родной стороне, И, в саклю вернувшись, как туча, Он злобу сорвет на жене.

Так глупый мочехец отару Дубасит, когда он сердит, А всадник коню дает жару, Хоть конь его птицей летит.

Бываю на них я похожим: Коль дело идет не на лад, Спешу обвинить тебя тоже, Родная моя Патимат…

Вспотело Османово темя, И, словно мочехец овцу, Супу, что молчала все время, Ударил Осман по лицу.

Жену, как мужчина, законно Могу, мол, ударить со зла. «Бандит!» Хадижат, возмущенно В глаза ему плюнув, ушла.

Супа убежала, заплакав; «Терпела я. Хватит с меня!» Осман был похож на собаку, Схватившую мяса с огня.

Он думал со злостью: «Ну, ладно, Плевок возвращу я назад!» Дыша тяжело и надсадно, Вернулась домой Хадижат.

И выпила кружку студеной Воды родниковой до дна. И, будто ашуг вдохновленный, К письму приступила она.

Как чуду, в горах Дагестана Я сам удивлялся не раз, Что тысячи строк безымянных Сложили горянки у нас.

Их песни живут, словно злато, В них каждое чувство остро. Услышав их, я виновато Свое отстраняю перо.

К закату в стихах сочинила Письмо своей дочери мать. Подругу ее пригласила И стала его диктовать.

*

«На душе и тень, и свет, Словно с двух сторон горы. Строчки твоего письма — Что волшебные дары.

Мне от этих строчек вдруг Показалось, что досель Я твою, забыв про сон, Все качаю колыбель.

Показалось, что домой Ты из школы без пальто Мчишься, звонко щебеча, Словно ласточка в гнездо.

Белым дням вела я счет С той поры, как ты ушла: Четки белые мои Много раз перебрала.

И ночам вела я счет С той поры, как ты ушла: Четки черные мои Много раз перебрала.

Заглядевшись на звезду, Что роняла яркий свет, Снова думала: «А ты Видишь ли ее иль нет?»

Я косулю на скале, Недоступную для пуль, Часто вижу. Может, ты Родом тоже из косуль?

Узнавала о тебе Я от камушков речных: В час гаданья пред собой Я раскладывала их.

Стукнет ставней ветерок, Всполошусь я: это ты! Кто ни ступит на порог, Всполошусь я: это ты!

Вай, как вздрогнула, когда Замело тропу снежком! Ведь ушла - забыть ли мне! Ты из дому босиком!

И от этого теперь Я совсем ночей не сплю. Завтра утром я тебе Вещи теплые пошлю.

Ты здоровье береги. По ночам, моя краса, Глаз над книжкой не слепи - Не казенные глаза.

Осторожней быть прошу Я тебя не без причин: Говорят, в Махачкале Табуны автомашин.

Для меня, не для тебя Близится молитвы час. Чтоб аллах хранил тебя, Совершить спешу намаз!»

*

Ту зиму забудешь едва ли, Была она злее врага. Отары совсем отощали, И толстыми стали снега.

Осталась трава под снегами, А снег неприступен почти. Голодные овцы губами Старались его разгрести.

Но снегом колючим и твердым Лишь ранили губы они И падали, вытянув морды. О, сколько их пало в те дни!

Как мог, укрывал от метели Ягнят на кутане Али. От стужи усы побелели И слезы к щекам приросли.

Зима своим саваном белым Покрыла кутаны. Беда! И ночью, и днем то и дело Гудели о том провода.

Недобрая весть торопилась Быстрей, чем на крыльях совы. Как снег, на аулы свалилась, Домчалась до самой Москвы.

Хлестала пурга по кошарам, Мороз раскалялся все злей. Беда! И на помощь отарам Направились сотни людей.

Кубанское сено грузили В составы, которым даны «Зеленые улицы» были Железным приказом страны.



Сквозь темень на каждом кутане Костры полыхали в ночи, И сеном груженные сани Тянули туда тягачи.

Погода — не выдумать хуже, Но словно противнику в тыл, Над полчищем воющей стужи Во мгле самолет уходил.

И сбрасывал вновь над кутаном Он сено в какой уже раз. Как в прошлой войне партизанам Заброшенный боеприпас.

Трудились, как было ни круто, Среди леденеющей мглы Студенты сельхозинститута Из города Махачкалы.

Хочу, чтоб о подвиге этом Вы, люди, забыть не могли… В степи перед самым рассветом Юсуп повстречался с Али.

Студент с уваженьем безмерным, Хоть сам заслужил он почет, Сказал, поздоровавшись первым, Что дочка поклон ему шлет.

И что Хадижат, мол, здорова, Как Асе писала о том. Насупивший брови, сурово Али его слушал. Потом Ответил печально и глухо, Что дочери нет у него. А если ей пишет старуха, То он не прощает того.

И с нею — сама виновата! — Отныне не связан судьбой… И палкой, согласно адату, Он воздух рассек над собой.

(Адат развенчанья нетруден. Лишь палкой взмахнуть вы должны И трижды промолвить при людях: «Свожу с себя имя жены!»)

Случается, после развода Муж кличет обратно жену. Я знаю, что был у народа Закон посложней в старину.

Жену возвратить свою снова Муж право имел, но она Стать прежде женою другого Была, хоть на сутки, должна.

И службу иной специально Для этого нес без забот. Одну отпускал моментально, Другую — держал целый год.

*

Звонок телефонный раздался, Чуть дверь приоткрылась, скрипя, И сторож в дверях показался: «Алиева Ася, тебя!»

Взяла она трубку проворно, И голос того, кто был люб, Донесся из трубки из черной: «Юсуп? Ты откуда, Юсуп?»

«Вернулся с кутана. Ты рада?» «Как будто не чувствуешь сам!» «Сегодня тебя у горсада К семи ожидаю часам.

Твое я исполнил желанье: Пойдем мы смотреть «Айгази». «Спасибо». — «Чур, без опозданья». «Приду! Прибегу! Не проси!

Но сам опоздать стерегись ты!» «И сто не задержат преград! С тобой мое сердце и мысли». «До вечера!» — «Жду, Асият!»

И сразу две трубки покорных Уселись на двух рычагах, Как будто две курицы черных На жердочках в разных местах…

Отглажены брюки что надо, Подстрижен Юсуп и побрит. Он, как часовой, у горсада Минут уже сорок стоит.

Стоит в ожиданье любимой (Всех юношей это судьба). Машины проносятся мимо, А время ползет, как арба.

Волнуясь, Юсуп в нетерпенье (Быстрей, может, время пройдет) Все до одного объявленья Прочел на доске у ворот.

Потом комсомольской газеты Он две просмотрел полосы. «Ах, где же ты, милая, где ты?» И снова взглянул на часы.

«Нельзя же так, честное слово, Она бессердечна совсем! Сейчас уже четверть восьмого, А мы ведь условились в семь.

В театр теперь опоздали. Ах, что ж не идет Асият?» И начал, насупясь, в печали Ходить то вперед, то назад.

И горько ему, и обидно. Что делать? Грусти не грусти, По-прежнему Аси не видно, Хоть восемь уже без пяти.

Рассыпались в небе монеты. Свет желтый мерцал на столбе. Направился, бросив билеты, Юсуп в общежитье к себе.

*

Читатель, тревогой томимый, Ты хочешь узнать, почему Юсуп не дождался любимой? Что с ней? Охладела к нему?

А может, помучить решила? О нет, дорогой мой, она На это свиданье спешила, Любви несказанной полна.

Спешила, забыв про зачеты, А в городе, злом обуян, Ее уже с прошлой субботы Выслеживать начал Осман.

Вечерние у института Теперь коротал он часы. «Еще я мужчина как будто, Еще не облезли усы.

Нет, я их ношу не для виду. И пусть мне не видеть добра, Коль я не взыщу за обиду, Пора это сделать! Пора!

Старухе, что дерзкою стала, Плевок я верну. Ничего!» Из-за голенища торчала Ножа рукоять у него.

Втянув в худощавые плечи Башку, как испуганный кот, Готовый прождать целый вечер, Осман вдруг увидел: идет!

Идет Асият торопливо, Белеет пуховый платок. Идет, улыбаясь счастливо, Скрипит под ногами снежок.

Безлюдно вокруг, но нежданно Возник, как из тьмы, человек. Тяжел был кулак у Османа, И рухнула Ася на снег.