Страница 13 из 255
Почему, почему в твоих ясных глазах Вдруг слезинка-другая блеснет ненароком? «Материнская юность тонула в слезах, В том неведомом прошлом – чужом и далеком…»
Но зачем вспоминаешь – ответь мне скорей – О печали, что в жизнь к нам ворваться не смеет?.. «Кто забудет о горькой судьбе матерей, Цену счастья вовеки узнать не сумеет!..»
ОДНОЙ БАКИНКЕ
Шутка
Девушка-бакинка с жгучим взглядом, Встреченная мной в Махачкале! Я ищу тебя пять суток кряду На бакинской солнечной земле…
Если же в блужданье неустанном Я тебя и завтра не найду, То тогда, одевшись Мал-Аланом, Все дворы на свете обойду!..
ИЗ СТИХОВ ОБ АРМЕНИИ
Я никогда не слышал песен, Чтоб радостней армянских были. Как был твой голос чист и весел, Когда мы по Севану плыли!
Качались косы, плечи, руки, Горел твой взор рассветной ранью, Меня томили песен звуки – Слов непонятных обаянье.
Летела эта песня в дали, Сквозь камни, речки и отроги, И путь ей скалы уступали, Сходили вежливо с дороги.
Казалось, спрыгнув на поляну, Смеются песни, словно дети, Казалось, кружит по Севану С волнами эти песни ветер.
Казалось, звон Раздана чистый По скалам прокатился эхом, Казалось, кто-то голосистый Счастливым разразился смехом…
Не слышал песен никогда я Грустней армянских и печальней, Как ты их пела – вспоминаю – У вод Севана в час прощальный!..
Мне слышался в них стон Раздана, Тоска немая Арарата, Как взгляд твой горький, непрестанно Они влекли меня куда то…
Казалось не слова слетают, А слезы катятся по лицам, – Вся скорбь Армении святая Стремится в песнях тех излиться…
Казалось, древние хачкары Рыдают на степном просторе; Казалось, кто-то очень старый Чуть слышно плачет в тяжком горе…
В армянской песне – боль и сила, Народа радость и страданье… Ты, как любовь, меня пленило, Армянской песни обаянье!..
*
Пойдем к Севану в ранний час зари И постоим, словам стихии внемля: «О, как земля прекрасна – посмотри, Люби ее, сухую эту землю!..»
К Севану подойдем в вечерний час И постоим у волн, их зову внемля: «Взгляни, как хороша земля сейчас! Люби ее, свою родную землю!..»
Когда бы мы к нему ни подошли, Горит огнем вода его живая, На солнечный простор родной земли Своих сынов далеких созывая.
Я СМОТРЮ НА АРАРАТ
Как армянин, я Арарат люблю, Как армянин, с ним вместе я скорблю. Туман его, дыхание его Сгущаются у сердца моего.
И мнится мне, не луч зари горит, А кровь армян снега его багрит. И кажется, не дождь сечет туман, А льются слезы горькие армян…
Потоки слез текли века подряд – Ты их вобрал, безмолвный Арарат… И сам мечтал столетья напролет Увидеть близко свет севанских вод…
О, как же прочен снег извечный твой, Коль он не тает от тоски людской!
Смотрю я на далекий Арарат, Любовью и волнением объят!
ПАМЯТНИКИ-РОДНИКИ
Сверкают родники На берегу Зангу, Слышны их голоса Полдневною порою. Прозрачная вода Мне шепчет на бегу: «Не умирают никогда герои!..»
И если в Ереван Приедешь ты, мой друг, Пойди к тем родникам, Где так любил стоять я, – Услышишь шум воды – И ты поверишь вдруг, Что ожили они – Твои родные братья.
Армения моя! Не в белизне перин – В седых снегах полей Сыны твои почили; Среди лесов глухих, Среди степных равнин Горячие сердца Вдали от гор застыли…
Склонясь в тоске Над их могилою святой, Я плакал у Днепра, Где пел им славу ветер, В Болгарии цветок Над светлой их плитой В далеком Пловдиве Я видел летом этим.
Скажи, Армения! Найдется ли земля, В чьих недрах бы сынов твоих Не хоронили? Найдется ли река, Кропящая поля, Куда бы кровь свою Сыны твои не лили?!
И знаю я: Мечта томила их в бою – Испить родной воды, Живой, неповторимой, И в свой последний час Они в чужом краю Мечтали о своей Армении родимой.
Сверкают родники, Как свет дневной, чисты, И в мире нет воды Их капель драгоценней… И если в Ереван, Мой друг, приедешь ты – Пойди к тем родникам И преклони колена.
Прислушайся к воде Бессмертных родников, О подвигах она Поет ночной порою… И коль земли своей Услышишь ратный зов, Ты сердце ей отдашь, Как воины-герои.
УЕЗЖАЯ
Г. Эмину
Когда на подножке вагона стою, Как весело другу я руку даю! Шутя и смеясь, мы прощаемся с ним. Уж мчатся столбы за окошком моим. Пою я и вдруг замолчу в тишине, И грусть с опозданьем приходит ко мне. Приходит по другу большая тоска, Не вижу я дыма, не слышу свистка, Ни моря, ни гор я не вижу кругом – Лишь друга лицо за вагонным стеклом.
ИЗ СТИХОВ О ГРУЗИИ
ЛЕКИ
Дочери Ираклия Абашидзе
Позади остались реки, Гор заснеженных хребты. В дом к тебе явился леки, Отчего ж не плачешь ты?
Иль тебе в кругу домашних Целый вечер напролет О моих набегах страшных Мама песен не поет?
Иль отец дочурке малой Не рассказывал в тоске, Что разбойник я бывалый И живу невдалеке?
Что держу, ему на зависть, Полудикого коня… Знай, в краю твоем боялись Даже взрослые меня.
Мной пугали в давнем веке Малышей своих они: «Спи, не то прискачет леки, Баю-баюшки. Усни!..»
У развалин старых башен Вьются стаи голубей. Никому теперь не страшен Леки в Грузин твоей.
Родилась ты ясноокой, И тебя в твоих горах Я, как звездочку, высоко Поднимаю на руках.
На меня ты смотришь смело. Хочешь, сядем у реки? Из цветов я неумело Для тебя сплету венки.
День прошел. У перевала Ходит месяц в облаках. И спокойно задремала Ты у гостя на руках.
По ущельям мчатся реки. И тебе в твоем краю Напевает добрый леки: «Баю-баюшки-баю».
НАНА ГВИНЕПАДЗЕ
Дорогая Нана Гвинепадзе, Чуден твой Тбилиси в самом деле, Но хочу я нынче любоваться Не красой проспекта Руставели.
Дорогая Нана Гвинепадзе, Что мне стены в шрамах да бойницах, Я хочу сегодня любоваться Звездами, что прячешь ты в ресницах.
Может, в них и кроется причина, Почему с дружиною нередко В Грузию тянуло Ражбадина – Моего неласкового предка?
Разве мог он, дикий, хромоногий, Дома тихой жизнью наслаждаться, Если через горные пороги Можно было до тебя добраться?
Опершись на кованое стремя, Облаков папахою касаясь, Я б и сам, наверно, в это время Увозил трепещущих красавиц.
В седлах ясноокие подарки Привозили прадеды с собою. Может, потому теперь аварки Славятся грузинской красотою!
НАД АЛАЗАНЬЮ
Я прошел над Алазанью… Н. Тихонов
И я прошел над Алазанью. Над ней, поднявшись со скалы, В дозоре утреннею ранью Парили горные орлы.
Они назад меня не звали И не пророчили беду, Шел без ружья и без печали Я, распевая на ходу.
Как в старину, река летела За тенью птичьего крыла, Но не от крови багровела – Заря на грудь ее легла.
Проснулся лес на дальнем склоне. И над волною наклонясь, Я взял зарю в свои ладони, Умыл лицо не торопясь.
И где река, в долину вклинясь, Чуть изгибалась на бегу, Мне повстречался кахетинец, Косивший травы на лугу.
Был на Ираклия Второго Похож он чем-то, но ко мне Идущее от сердца слово Уже домчалось в тишине.
И улыбнулись мы друг другу, Не помня дедовских обид. Пусть лучше ходит рог по кругу И дружба сердце озарит.
Я любовался Алазанью. И утро, тьме наперекор, К реке нетрепетною ланью Спустилось с дагестанских гор.
ГРУЗИНСКИМ ДЕВУШКАМ
Могу поклясться именем поэта, Что на манер восточный не хитрю, Ведь я сейчас – прошу учесть вас это – Не за столом грузинским говорю.
Известен всем того стола обычай: Поднявший тост имеет все права На то, чтобы слегка преувеличить, – Лишь выбирай пообразней слова.
Но я в стихах так действовать не в силах. О девушки грузинские, не лгу, Что вас, очаровательных и милых. Я позабыть в разлуке не могу.
Зачем у вас так много цинандали Мужчины пьют? Их не пойму вовек. Меня лишь ваши очи опьяняли, А за столом я стойкий человек.
Хоть дикарем меня вы назовите, Хоть пожелайте мне упасть с горы, Но я бы вас, уж вы меня простите, Не выпустил из дома без чадры.