Королевский казначей

Дювэ помолчал и показал жестом в сторону свидетеля.

– Мы лелеяли надежду, что этот человек, игравший некоторую роль в начале заговора, сможет пролить свет на мотивы поведения обвиняемого. Но мы ошиблись: – Тут Дювэ нахмурился. – Он не желает нам говорить, что ему известно. Что ж, пусть будет так! К счастью, у нас достаточно фактов, чтобы доказать вину Жака Кера. Их у нас больше чем достаточно. Справедливость восторжествует, если даже мы не сможем пойти дальше и откинуть занавес, который скрывает намерения этого лютого убийцы.

Дювэ обернулся к Кеннеди и резко сказал:

– Можете идти.

Шотландец гордо выпрямился и поклонился судьям. Он больше не обращался к Керу, но их взгляды встретились на мгновение. Казалось, что они говорили друг другу: «Привет, дружище!»

Суд продолжался третий день. Глашатай несколько раз повторил имя первого свидетеля, прежде чем на него откликнулись. Это был небольшого росточка жизнерадостный человек с аккуратной бородкой. Он был похож на ученого.

Дювэ радостно приветствовал человека:

– Доброе утро, доктор.

Форма приветствия показывала, что сложностей с этим свидетелем не предвидится.

– Ваше имя?

– Я – Оливье де Бусс, магистр из Бон-Анфан-де-Сант-Онорэ.

– Вы служите в университете и прибыли к нам издалека, уважаемый доктор, чтобы дать показания в удивительно неприятном деле. Нам могли помочь только вы, и поэтому нам пришлось пригласить вас из Парижа. Я желаю выразить благодарность, уважаемый доктор, от имени присутствующих здесь судей. Перейдем к делу. Доктор, вы когда-нибудь лечили госпожу Агнес Сорель?

– Да, сударь. – Свидетель говорил громким, четким голосом, словно читал лекцию. – Меня вызвали к ней на консультацию вместе с другими докторами из университета. По просьбе Робера де Пуатевана. Это случилось в то время, когда она узнала, что ждет ребенка.

– Это было в Париже?

– Да, сударь.

– Как вы тогда оценивали ее состояние?

Перед тем как ответить, свидетель провел рукой по бороде. Это был его привычный жест.

– Она была очень слаба, плохо себя чувствовала и говорила о том, что скоро умрет. Несмотря на это, сударь, я не считал, что она находится в критическом состоянии. Я очень внимательно исследовал госпожу Агнес и пришел к выводу, что все ее страхи являются результатом… ее деликатного состояния.

– Вы тогда высказали свое мнение? Например, другим врачам?

Свидетель энергично закивал:

– Конечно, сударь. Я никогда не скрываю своего мнения и высказал свою точку зрения всем остальным врачам. Нас было пятеро, включая Робера де Пуатевана. Сударь, мы не спешили делать какие-либо выводы. Мы долго обсуждали состояние здоровья мадам, понимая степень нашей ответственности. Мы не имели права совершать ошибку, а также выражать излишний оптимизм. Мы все тщательно продумали.

– Кто-нибудь из врачей был с вами не согласен?

– Один. Робер де Пуатеван. Он считал, что ее состояние далеко от нормального. Позвольте мне сказать, – свидетель хитро улыбнулся, – наш уважаемый господин Робер наблюдал за госпожой многие годы, он очень хорошо относился к ней и поэтому постоянно о ней беспокоился. Позвольте мне добавить, сударь, что по натуре он далеко не оптимист. Он всегда ждет от жизни худшего. Но в конце обсуждений он согласился с нами.

– Вы считаете, что в тот раз именно вы были правы?

– Да, сударь. Смерть мадам не изменила моего мнения в отношении ее истории болезни. Такого же мнения придерживаются и другие доктора из университета, которые вместе со мной проводили консультацию.

– К сожалению, мы не можем их всех собрать здесь, чтобы они тоже выступили свидетелями. Я уверен, что судьи согласятся со мной, что вы, будучи авторитетом, можете говорить от их имени. Вы видели госпожу Агнес позже?

– Да, сударь. Это случилось, когда она собиралась отправиться из Парижа в аббатство. Мне пришлось два раза навещать ее. Сударь, время родов приближалось, и она стала хуже себя чувствовать, у нее было подавленное настроение. Она считала, что не вынесет родов.

– А вы?

Великий человек из университета самодовольно улыбнулся.

– Судари, мне прекрасно известно, что все дамы, которым вскоре предстоит рожать, боятся одного и того же. Видимо, этого невозможно избежать, ведь конечного результата приходится ждать так долго. Возможно, – он широко развел руки, – это и есть часть наказания Евы. Но подобные страхи совершенно ничего не значат. Я смеюсь над бедняжками, когда они толкуют о своих предчувствиях. Я должен заметить, что мадам Агнес страдала от страхов весьма сильно. Но я еще раз повторяю, что ей не грозила настоящая опасность. Я пытался ей внушить, что после родов она снова станет хорошо себя чувствовать.

– Остальные консультанты были с вами согласны?

– Да, сударь. Они вновь собрались и были полностью со мной согласны.

– Как насчет Робера де Пуатевана?

– Сударь, вы должны понять, что он был бы плохим врачом, если бы не беспокоился о здоровье такой прелестной дамы. Я припоминаю, что он считал ее слишком слабой и сомневался, что она сможет выдержать это испытание.

Жаку Керу был прекрасно известен этот свидетель, он слушал этого болтуна очень внимательно. По мнению Кера, доктор был далеко не лучшим представителем ученого мира. Он был педантичен и упрям, но не в меру робок перед властями. Он обожал иметь дела с богатыми дамами, приходившими к нему на консультации. Он был теоретиком, прикрывавшим отсутствие практики потоком ученых слов.

Кер подумал: «Мне ясно, зачем этого подхалима пригласили в качестве свидетеля». Причина этого становилась все очевиднее после каждого нового вопроса.

Доктор пытался убедить судей (как будто требовалось в этом убеждать), что Агнес Сорель продолжала бы жить, если бы ей дали возможность подольше побыть в постели. О ней побеспокоилась бы сама матушка-природа.

– Вы видели мадам после рождения ребенка?

– К сожалению, я ее не видел. Но мне сообщали о ее состоянии. Это делалось, – гордо заявил де Бусс, – по приказу короля. Он желал, чтобы я постоянно получал сведения о здоровье мадам Агнес.

– Вы все еще держитесь точки зрения, что она могла бы жить и со временем была способна полностью восстановить силы?

– Да. Ничего из того, что я слышал, не могло изменить моего мнения. Позвольте мне сказать, сударь, мне известно множество примеров, когда женщины находились в таком же положении и полностью восстанавливали свое здоровье. Сударь, так случается постоянно.

– Значит, вы тогда считаете, что она умерла от отравления ядом?

– Я абсолютно уверен, что ее отравили.

– Вы не можете поподробнее объяснить нам, на чем основано ваше мнение?

– Как говорят, она умерла вскоре после принятия яда. Подумайте сами, сударь, она болела долгое время – и не было изменений к худшему. И вдруг она умерла! Это случилось через несколько часов после того, как к ней заходил этот ныне заключенный.

Дювэ, кажется, начал колебаться. Дело в том, что он ждал от ученого точно сформулированного заключения, а тот все время занимался словоблудием.

– Есть люди, которые заявляют, будто никто не виноват в том, что госпоже Сорель дали яд, потому что она умирала сама. Вы с этим согласны?

Свидетель возмутился:

– Нет, милорд!

– Вы считаете, что она поправилась бы, не будь кого-то, кто желал ее устранить?

– Я не могу ручаться, каковы были помыслы Бога. Смерть может пожаловать весьма неожиданно и быть очень странной. Но Бог не был готов призвать ее на небо, и Агнес Сорель могла бы жить.

Королевский прокурор поклонился и улыбнулся, как бы закончив сложный период допроса.

– Теперь, уважаемый доктор, объясните нам кое-какие вещи, которые также связаны с этим делом. Вам был известен в Париже в университете человек по имени Ферран де Кордюль?

– Да, сударь. Он – доктор наук и, как мне говорили, является весьма способным человеком.

– Вы разделяете это мнение?