Огонь и ветер

– Хорошо, – откликнулся Ри. – Тяжело в это время… одному.

– Знаю, – Ит кивнул. – Мне тоже.

– Всем тоже, – покивал Ри. – Прибрать там надо будет. Покрасить решётку, помыть… Слушай, а какие цветы, ты говорил, можно осенью сажать?

– Я завтра смотаюсь на рынок, там как раз бабки торгуют. Может, лилии куплю какие-нибудь. И ещё можно… у нас хоста большая разрослась, я её на две поделил и рассадил, а мелкие отростки пока что сзади, за камнем прикопал. Вот их заберём в Питер. Хорошо растут. А можно совместить. Давай перед дорогой метнёмся вместе на Белорусскую, рынок там рядом. Может, успеем…

– Хоста – это которая с большими листьями?

– Ага, – Ит зевнул. – Она цветёт ещё. Небольшие фиолетовые цветы такие. Немножко похоже на гицеру.

В кухню вошёл Скрипач, придвинул к столу табуретку. Сел. Молча налил рюмку водки, опрокинул себе в рот. Брезгливо оглядел стол, вытащил из пепельницы бычок подлиннее, прикурил, жадно затянулся.

– Как там? – спросил Ит.

– Сказала, что сейчас подойдёт.

– Может, мы к ней…

– Попросила не ходить. Воняет от вас, уж простите, как от вокзальных цыган, – Скрипач скривился. – Пакость.

– А то ты утром был лучше, – хмыкнул Ри.

– Не был, – тут же отозвался Рыжий. – Но теперь я лучше. А вы оба… – Он безнадежно махнул рукой. – Впрочем, скоро я тоже буду… такой же.

Ит вяло пожал плечами.

Есть не хотелось совершенно, но он понимал – если сейчас пить «в сухую», может развезти уже через час, а это слишком рано. Надо ещё посидеть с ними. Посидеть, поговорить, помолчать. Послушать гитару – смешно, какое там гитару, но ведь Ри не докажешь… да и была охота доказывать…

И ещё Берта хотела что-то сказать.

Скрипач только что про это напомнил.

Ит отставил рюмку, вытянул огурец, потом положил на сохлый кусок хлеба пару шпротин.

«Картошку, что ли, сварить? Надо бы, вот только возиться не хочется. Ладно, сварю. И мойву сварю. Буду сегодня хорошим».

– Жрать хотите? – осведомился он в пространство.

– Ну, не знаю. А что, есть идеи? – Скрипач закурил и поднял голову.

– Я сегодня добрый, – пояснил Ит, вставая. – Сейчас картошку отварю и коше рыбки. Кто не хочет дышать рыбкой, пшел вон отсюда. – Он с усмешкой глянул на Ри. Тот махнул рукой.

– Да ну на фиг, какая разница…

Пакет с картошкой обнаружился под раковиной. Картошка была… скажем, с глазками, подумал Ит. Вернее, проросшая. Сильно проросшая. С глазками и корнями. И вялая, как дохлая крыса. И пахла тоже как дохлая крыса. Видимо, что-то там сгнило, в этом пакете.

Он кое-как ободрал с картошки всё лишнее, пересыпал её в раковину и включил воду – если помыть, то пахнуть будет поменьше. Выкинул гнилушки и принялся не торопясь чистить то, что съесть теоретически могло бы получиться. Да, если сварить, будет нормально. А если ещё луку на сале поджарить, то будет совсем хорошо. Вопрос только в том, что лука нет, а магазины давно позакрывались.

Берта вошла в кухню, присела на свободную табуретку, привычным движением поставила костыли у стенки. Скривилась, помотала головой – пахло и в самом деле скверно.

– Гадюшник, – равнодушно констатировала она. – Рыжий, мы с тобой завтра тут помоем, пожалуй.

– Ага, – кивнул Скрипач. – Попробуем.

– Славно… Мальчики, я хотела поговорить с вами. Ит, выключи воду, мешает, – попросила она.

– Сейчас, – Ит кинул последнюю картошку в кастрюлю, завернул кран. – Извини, малыш. Я чего-то… задумался.

– Ничего. Так вот, нам надо поговорить.

Ри снова сунул гитару в угол и уставился на неё тяжёлым неподвижным взглядом.

– Про то, что с тобой? – напрямую спросил он.

– Нет, – она отрицательно покачала головой. – Про то, что со мной, и так понятно. В данном случае речь пойдёт не об этом. Вы достаточно трезвы, чтобы меня не перебивать, не тупить и нормально выслушать?

Ри медленно кивнул.

Ит, секунду помедлив, тоже.

И только Скрипач горько усмехнулся.

– Ты чего?

– А я не успел, – пояснил он. – Я же у тебя был…

– Я спрашивала их. – Она села поудобнее, вытащила из пачки сигарету, прикурила. Выпустила дым к потолку, закашлялась. «Так и не научилась толком курить, – подумал Ит, – и уже никогда не научится… Чёрт, не могу об этом, не надо, не надо, не надо, не надо…»

– Если вы помните, в тот год, когда мы уволились из официалки, я… утаила кое-что. – Она снова затянулась. – А именно – полный кодекс и свод законов работы Службы. Причём не только раздел для миров пребывания, а вообще полный.

Все синхронно кивнули.

– И что? – недоумённо спросил Ри. Потянулся было к бутылке, но Скрипач перехватил его руку – подожди, мол.

– Поскольку последние пять лет мне было практически нечего делать, – она невесело усмехнулась, – я потратила часть из этих пяти лет на изучение кодекса. Ну, надо же было чем-то себя занять?

– Мы это все видели, – согласился Ит. – Да, ты его читала.

– Читала, анализировала, прогоняла ситуации… он интересный, всё так. Но сейчас речь снова не об этом. Я сумела взломать закрытые разделы.

– Как? – удивился Ри.

– Мне было ужасно скучно, особенно по ночам. – Она пожала плечами. – Как ты мог заметить, с математикой у меня порядок.

– Ну да. К чему ты ведёшь это всё? – спросил Ри.

– Сейчас поясню. Ит, сядь, пожалуйста.

– Некуда.

– Тогда стой. Я нашла раздел, созданный руководством Службы исключительно для себя, любимых. Этот раздел посвящён так называемой посмертной ответственности и посмертному призыву к ответственности.

– На костях, что ли, плясать? – недоверчиво спросил Скрипач. – Чего только не придумают.

– Да нет, Рыжий, не на костях. Согласно информации из этого раздела каждого сотрудника Официальной службы теоретически можно призвать к ответу, даже если этот сотрудник погиб, был убит, попал в плен и погиб в плену, и тело утрачено. Срока давности посмертный ответ не имеет. То есть можно и через сто тысяч лет призвать кого-то к ответу подобным образом. Но за всю зафиксированную историю Службы было всего около тысячи прецедентов использования посмертных ответов. Даже не потому, что накладно. Причина иная. Мне продолжать?

– Никогда про это не слышал, – ошарашенно сказал Ит. – Странно… Берта, что это всё значит?

– Мне тоже это показалось странным. – Она окинула притихшую компанию взглядом. – Действительно, как можно призвать к ответу человека, который умер тысячу лет назад?

– И как же? – Ри склонил голову к плечу.

– Боюсь, ты сильно удивишься. По сути, Официальная нарушает закон по отношению к собственным же сотрудникам. Весьма серьёзно, надо заметить.

– Как именно? – спросил Ит, ощущая, что мышцы шеи деревенеют, а кровь приливает к лицу. – О чём ты говоришь?

– Да уж не о шаманских танцах с бубнами и не о вызывании духов столоверчением, – она усмехнулась, ткнула сигарету в переполненную пепельницу. – Всё проще.

– Ну? – Скрипач выжидающе посмотрел на неё.

– В возрасте ста пятидесяти лет у каждого, я подчёркиваю, у каждого сотрудника Службы берут материал на воссоздание. А прецедентов мало, потому что, как вы понимаете, вернуть получается всё равно не всех. Но…

– Что? – Ри вскочил. – Что ты сказала?

– Ри, сядь, – попросила она. – Не кричи, пожалуйста. То, что ты слышал.

– Без согласия?! Живой материал?

– Разумеется. А вернуть получается не всех, потому что срабатывает не всегда, – пояснила она спокойно. Даже, пожалуй, излишне спокойно. – Вы понимаете, к чему я веду?

Все молчали.

– Мы погибаем, – Берта выпрямилась. – Весь этот мир погибает. Вы погибаете от тоски и боли. Не знаю, сколько мне осталось, но по ощущению – не очень долго. И я не хочу больше – вот так. Не могу. Мы должны что-то делать.