Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 38



— Потому что уже через три с половиной часа нам нужно выйти из дому и ехать в Первопрестольную. В восемь ждет Ленка Шустова. Она обещала выяснить, где лечится от душевного недуга Давыд. А ехать к ней часа два… — посвятила я Люську в наши планы. — И потом, я ужасно хочу в туалет, а дверь туда тоже забаррикадирована. Как быть?

Люська задумчиво почесала затылок.

— Ладно, — наконец, молвила она. — Сейчас быстренько все разгребем и в койку. Только дрель и плоскогубцы я оставлю. Мне с ними как-то спокойнее.

Мы освободили проход к ванной комнате и немного отодвинули тумбочку для обуви, так, чтобы можно было просочиться на лестничную площадку. Через некоторое время я уже сладко спала.

Будильник зазвенел, как всегда, невовремя. Мне снились Елисейские Поля, Венская опера и испанская коррида. Симпатичный тореадор бросал на меня пылкие взгляды и усердно гонялся за огромным быком. Проклиная все на свете, я уныло поплелась в душ, наткнувшись по дороге на останки Люськиных баррикад. Проснувшись окончательно под прохладным душем, я принялась будить подругу. Она открыла глаза лишь после долгих пинков и уговоров.

— Уже пора? — сонно пробормотала она.

— Пора, труба зовет, — бодро откликнулась я. — Двигай в душ, а я быстренько сооружу чего-нибудь перекусить!

Люська, не открывая глаз, двинулась в ванную, а я протиснулась на кухню.

Ехать решили своим ходом. Ночью на улице сильно похолодало, и я сомневалась, что смогу завести машину. Кроме того, были еще причины для пешей прогулки.

Час езды в холодном, вымерзшем насквозь вагоне электрички привел нас в состояние, близкое к анабиозу. Несинхронно двигая конечностями, мы вошли в метро и через сорок минут очутились перед зданием клинической больницы, где работала Ленка.

Вот уже несколько лет я навещала свою подружку на ее рабочем месте, и, сколько себя помню, на входе всегда сидел грозный дедулька — охранник лет семидесяти. Он строго допрашивал входящих: «Куда? К кому? С чем лежит?» Выяснив почти всю биографию больного, дед долго записывал в журнал посещений паспортные данные несчастных родственников, медленно выводя подагрическими пальцами каракули, в которых потом и сам не мог разобраться, а потом выяснял и уточнял, где лежит нужный человек. К тому времени, когда он улаживал все формальности, родственники больных сами были готовы пополнить число пациентов больницы.

Причем совершенно неважно, первый раз вы навещали больного или уже провели здесь полжизни, ритуал никогда не менялся, и у столика бдительного старикана всегда толпился народ. Дед изредка вскидывал глаза на посетителей и важно покрикивал: «Не колготите, граждане! Все там будете!» Ободренные такими словами посетители притихали, понимая, что действительно скоро там будут.

Вот и теперь, несмотря на ранний Час, дед уже занял свой боевой пост. Я решила не испытывать свою нервную систему и, пользуясь тем, что он уже возился с первым несчастным родственником, схватила Люську за руку, и мы юркнули в длинный коридор. Интересно, почему в больницах стены всегда красят в серо-сине-зеленый цвет? Чтобы больные не приставали с вопросами, типа: «Доктор, что со мной?» и думали о бренности всего сущего на земле, в том числе и собственного тела?

Когда я стану дизайнером, то предложу кому-нибудь очень главному и важному выкрасить стены в больницах исключительно веселенькими красками: розовой, бежевой, на худой конец, каким-нибудь оттенком лимонного. Тогда и больным будет веселее, да и родственники приободрятся. Может, даже медсестрички не будут так больно делать уколы. Рассуждения о переустройстве системы здравоохранения несколько развлекли меня, и я не заметила, как мы добрались до ординаторской кардиологического отделения. За дверью слышались оживленные голоса врачей. Только я протянула руку, чтобы постучаться, как дверь сама распахнулась, и я очутилась нос к носу с молоденьким врачом. Белый халат был небрежно наброшен на мощные плечи, на шее болтался стетоскоп, а глаза горели нехорошим огнем. От молодого человека исходил какой-то странный запах. Увидев нас с Люськой, парень Не затормозил, а, гневно сверкнув глазами, крикнул мне в лицо:

— Я вам сто раз говорил! Дождались!

Что именно он нам говорил, я не поняла, уточнять смысла не было, так как хорошенький доктор уже маячил в конце коридора.

— А, Женька! Колечко принесла? Привет, Люсь, — поздоровалась с нами Ленка.



— Что это с ним? — я указала на дверь, за которой скрылся ненормальный доктор.

— Не обращай внимания. Это физиотерапевт. Его кабинет находится под нашим сортиром. Сегодня ночью его прорвало, ну, он и недоволен. Сильно, говорит, пахнет, да и капает немного. А что я могу сделать? Я же не сантехник! Пускай зонтик раскроет! Я ему предложила клизму поставить, чтоб, значит, нервы успокоить, а он, кажется, обиделся! Ой, ну до чего же все нервные!

Немного поразмышляв и литературно обработав Ленкин рассказ, я сделала вывод, что прорвало все-таки сортир, а недоволен физиотерапевт. Признаться, я его понимаю. Кому понравится, когда тебе на голову капают нечистоты? Тут одним зонтиком не спасешься, тут еще и противогаз нужен, ну, на худой конец, респиратор. Представив, как врач ведет прием пациентов в противогазе и под зонтиком, я захихикала.

— Ладно, черт с ними со всеми, — махнула рукой Ленка. — Давай колечко!

— Сначала дело, — твердо ответила я, усаживаясь на диван.

— Меркантильная ты, Жень, — вздохнула врачиха. — Ну, ладно, держи!

Она протянула мне листок, на котором ее неразборчивым медицинским почерком был записан адрес. Прочитав его, я присвистнула:

— Ничего себе! Это же на другом конце Москвы!

Ленка пожала плечами, любуясь симпатичным колечком в виде дельфинчика.

— Кстати, начальник в этом богоугодном заведении мой бывший. Я ему позвонила сегодня рано утром — он же спортсмен, рано встает — от инфаркта бегает! Ха, да ему с такими донжуанскими замашками не от инфаркта надо бегать! Так вот, я ему, значит, позвонила, сказала, чего нужно… А он, гад такой, выяснять бросился: зачем, почему и так далее… Пришлось пообещать ему незабываемый вечер при свечах. Видишь, на какие жертвы приходится идти ради тебя! А ты о колечке печалишься! Все, давайте быстренько поезжайте, а то мне на обход уже пора, — Ленка легонько подтолкнула нас к выходу. — Все запомнила: Кузькин Дмитрий Гаврилович. Он вас ждет. Мужик он правильный, если что — поможет!

Мы с Люськой торопливо покинули гостеприимные стены столичной клиничес-кой больницы и потопали к автобусной остановке.

— И чего мы на машине не поехали? — ворчала Люська, выстукивая зубами бравурный марш. — Тепло, хорошо, удобно… Твой любимый Меладзе опять же соловьем заливается… Красота!

— И далеко бы мы уехали? — я тоже грустно клацнула челюстью. — До первого поста ГИБДД? Ульянов, змей, наверняка ориентировки разослал всем гаишникам в радиусе сорока километров. Так что ты не слишком убивайся, береги силы, нам еще до метро добираться!

Я знала, что говорила. От больницы до метро «Каширская» всего полторы остановки («по требованию» за остановку не считаем). Но чтобы проехать их, нужно суметь втиснуться в автобус, потому что на подходе к метро он уже забит по самую крышу. К слову сказать, «маршрутки» у больницы не останавливаются по той же причине. Пешком отправляться к метро мне тоже не хотелось: десятиминутная прогулка по двадцатитрехградусному морозу подкосила бы меня на корню. Частники, узнав пункт назначения, либо криво ухмылялись и уезжа-ли, либо заламывали цену, равную цене билета на самолет до Владивостока.

Пропустив три автобуса, мы с Люськой взяли штурмом четвертый и просочились в его холодное нутро. Там нас стиснули со всей возможной силой, заставив принять стойку солдат в почетном карауле. Люськин взгляд красноречивее всяких слов высказал все, что она обо мне думает. Я зарделась: Люська хоть и химик по образованию, но разговорным русским владеет в совершенстве!

Частный приют для сирых и убогих расположился в бывшей усадьбе князей Нарышкиных, о чем сообщала табличка на массивной кованой ограде. Подобно секретной воинской части психушка имела КПП, где дежурили три богатыря в форме цвета хаки и с «калашами» за спиной. Причем статью все трое напоминали именно былинных героев. При виде грозных стражей Люська оробела.