Черная роза

Уолтер обратил внимание, что вокруг собираются любопытные глаза и навостренные уши. Он взял Триса за руку и повел к дому.

— Что ты собираешься делать? — спросил он, когда они отошли подальше от рабочих.

— Сегодня я встречаюсь с Камусом Хэрри, и мы все обсудим. Как мы и слышали в Лондоне, он действительно связался с грабителями. Но нельзя его строго судить, Уолт. Человеку нужно как-то жить, но как, если его объявили вне закона? У Хэрри хорошее сердце, и он не теряет связи со своими. Мне нужен его совет.

— Я хочу пойти с тобой.

— Ты ничем не поможешь. — Тристрам отрицательно покачал головой. — Твое присутствие может только помешать. Пока у вас живет графиня, вы с твоим дедом подвергаете себя опасности. Нет, нет, ты нам сочувствуешь, я знаю, но тебе не стоит впутываться в эти дела.

— Я уже принимал в них участие и не могу стоять в стороне.

— Сейчас все по-другому, — быстро сказал Тристрам. — Сейчас на первый план вышли классовые различия. Уолт, они не примут тебя в свою компанию… Тебе лучше об этом знать. Но Камус Хэрри с радостью с тобой повидается и выслушает тебя. Обещаю. Ну, если ты не успокоишься, то можешь тоже прийти…

— Где мы встретимся с Хэрри и когда?

— На развалинах его таверны в Литтл-Таммитт. Мне сказали, что он туда часто заходит. Увидев почерневшие стены, он набирается сил и решимости, чтобы добиться своей цели. Ему трудно жить в лесу.

— Прошу тебя, зайди со мной в дом. Поужинаешь с прелестной графиней Лессфорда. Хотя, наверно, тебе это не понравится. Но мы сможем обсудить, что мне делать с твоей долей сокровищ.

Тристрам твердо отказался, заявив, что у него слишком много дел. Им нужно поодиночке пробраться в Литгл-Там-митт и встретиться там в одиннадцать часов.

Перед уходом Трис сказал:

— Я должен тебя предупредить. Не удивляйся, если там будет еще один человек. Уолт, когда ты его увидишь, то поразишься тому, как он изуродован. И если он расскажет о себе, это будет страшный рассказ.

В тот вечер Ингейн покинула их пораньше, и старик Алф-гар приказал принести доску, чтобы сыграть в бирюльки. Играл он очень хорошо и победил во всех партиях. Уолтер играл невнимательно. Дед пошел спать в хорошем настроении. Было уже десять часов, когда Уолтер освободился и приготовился выйти из дому. Он приказал слуге, чтобы у поворота дороги его ждал оседланный конь. Уолтер отправился к себе за плащом.

Дверь комнаты матери была приоткрыта, и оттуда лился неяркий столбик света. Ингейн услышала его торопливые шаги и выглянула наружу.

333

— Не могу понять, почему ты так торопишься, — заметила она. — Я прождала полтора часа, чтобы перекинуться словечком с тобой. Если ты столько медлил, то почему теперь так спешишь? Ты так бежал, что кажется, тебя преследовал сам дьявол.

— Мне нужно уйти. Если бы я знал, что ты меня хотела видеть, Ингейн, я бы так долго не играл с дедом.

— Уолтер, — сказала Ингейн, недовольно глядя на него, — может, действительно твоя работа отнимает у тебя столько времени, но мне кажется, что это всего лишь предлог. Ты намеренно избегаешь меня.

— У меня очень много дел. Но если бы я был свободен, то все равно мне не стоило бы часто с тобой видеться.

Ингейн насмешливо улыбнулась. Она переменила красный наряд, в котором появилась во время ужина, на длинный свободный халат из синего шелка с квадратным вырезом на груди. Ей распустили волосы, и они роскошным золотым каскадом спадали до талии. Уолтеру пришлось признаться, что от нее невозможно отвести глаз.

— Ты беспокоишься о моей репутации? Я убежала от своего законного мужа, и поэтому меня сейчас обсуждают все сплетники королевства. Они уже растащили по крохам мое доброе имя. Если меня будут часто видеть в компании красивого внука моего хозяина, это только добавит перчика. Уолтер, меня мало волнует, что они думают или болтают. — Она укоризненно покачала головой. — Ты со мной не откровенен. Ты только пытаешься сохранить верность своей темнокожей жене. У нее действительно темная кожа? Мне было неудобно раньше тебя о ней расспрашивать, но сейчас я зла на тебя и мне все равно.

— У нее белая кожа, — коротко сказал Уолтер.

— Как интересно! Уолтер, мне кажется, что я тебя понимаю. Бедняга! Ты, наверно, думаешь, что если не будешь со мной видеться, то сможешь сохранить ей верность! — Ингейн стала серьезной. — Правда, Уолтер, я должна с тобой поговорить. Думаю, что ты мне дал хороший совет. Мне следует отправиться в Лондон и обратиться за помощью к королю.

— Ты приняла мудрое решение, Ингейн. В твоих интересах сделать это как можно скорее.

— Мы не сможем поговорить с тобой завтра рано утром? Я встану с рассветом. — Она внимательно смотрела на Уолтера. — Меня беспокоит твоя сегодняшняя отлучка, боюсь, что это очень опасно.

— Нет никакой опасности, если только дьявол не сбросит меня с коня. Ингейн, я не могу с тобой об этом разговаривать.

— Ты держишься весьма таинственно. — Ингейн начала волноваться. — Обещай мне, что будешь очень осторожен. Я понимаю, что… очень сильно завишу от тебя.

Граф Эдмонд и его слуги полностью разрушили таверну в Литтл-Таммитт. Крыша исчезла, и в стенах зияли огромные дыры. По сути, это уже была просто куча обгоревших бревен, которая в полнолуние выглядела достаточно устрашающе, чтобы заставить вас поежиться.

Уолтер остановил коня поодаль и смотрел на доказательство мстительности норманнов с тревогой, которая всегда наваливалась на ночных путников. Он видел, что какой-то шутник из отряда графа повесил шлем, знак гостеприимства, над тем, что когда-то было дверью. Дул ветерок, и железный шлем, который прежде закрывал в бою голову воина, брякал о столб, словно приглушенный колокол.

Уолтер осторожно приблизился к развалинам. До него доносились голоса из солодовни, на которой еще сохранилась крыша.

Там он встретился с Тристрамом и Хэрри. В углу сидел третий человек, о его присутствии можно было догадаться, только услышав хриплое дыхание.

Хэрри радостно хлопнул его по спине твердой мозолистой рукой:

— Ах ты, хитрец, который умеет планировать нападение! Уолтер из Герни, посмотри на это пожарище! Если бы ты нам тогда не показал, как мы можем войти в замок, моя таверна все еще была бы цела и я бы оставался уважаемым хозяином, а не стал бы изгоем и не шатался по лесам! — Он взглянул на высокую фигуру, сидящую в углу. — Ты очень возмужал, и мне бы не хотелось помериться с тобой силой.

— Он пришел сюда, чтобы посоветовать нам быть терпеливыми и осторожными, — заметил Тристрам.

Голос Хэрри стал грозным.

— Мы можем его выслушать, но уже все решено. Я тебя предупреждаю, Уолтер из Герни, что живу только ради дня, когда увижу, как качается на ветке тело графа Лессфорда! — Он повернулся к темной фигуре в углу: — Давай выходи, Уилл Ферриман! Может, он изменит мнение, когда увидит, что с тобой сделали.

Тристрам поднял фонарь на уровень лица незнакомца. Оно было белым, как необожженная глина, с красными глазами, которые смотрели не мигая в неверном свете фонаря. Это не было человеческое лицо, оно напоминало маску из глины, которую люди надевали во время Дня Всех Святых.

— Он не может говорить, — объяснил Тристрам, печально глядя на человека. — Ему прежде всего отрезали язык.

— Уилл Ферриман, — сказал бывший трактирщик, — распахни куртку. Пусть Уолтер увидит все остальное. Он повернулся к Уолтеру: — Благородный граф Эдмонд заявил, что этот честный парень убил одного из его соколов, поэтому он наказал его по старинному нормандскому обычаю.

Человек обнажил грудь. Уолтеру чуть не стало дурно, когда он увидел, что мышцы у бедняги были соскоблены до самых костей, и грудь пестрела черными и красными незаживающими язвами.

— У него срезали два фунта плоти, — продолжал Хэрри. — Срезанное мясо взвесили на весах в Булейре, а потом скормили его соколам. Говорят, что те с жадностью склевали этот кровавый завтрак.

Воцарилась тишина, а потом заговорил Тристрам: