Страница 9 из 18
Он зажег свет.
Всюду были разбросаны свертки, рюкзаки, термосы. Грязное полотенце висело почему-то на репродукторе. Посреди письменного стола высились болотные сапоги с отворотами, как обломок статуи Петра Великого, рядом лежали исписанные скомканные бумажки и кусок недоеденной булки.
— Черт знает что! — сказал я с негодованием, ища места, где бы сесть.
Хозяин захлопотал, сунул недоеденную булку в раскрытый ящик стола, с шумом задвинул его, а сапоги переставил на этажерку с книгами. Потом со вздохом облегчения повалился в кресло, считая, по-видимому, уборку законченной.
— У меня не всегда так,— заметил он, впрочем, без особой уверенности в голосе.— Некогда перед отъездом. А главное, понимаете: все время мысли, мысли!..
Не посидев и минуты, Савчук бросился в прихожую и приволок оттуда свиток, который всюду таскал с собой. Это оказались географические карты.
— Что же это я? — закричал он.— Даже карты не показал. Вам же интересно по карте…
Отодвинув скомканные бумажки, Савчук разостлал на столе карту Сибири.
— Где-то здесь,— сказал он и положил на Таймырский полуостров ладонь с растопыренными пальцами.
— Где-то? Растяжимое понятие!
Под ладонью Савчука была территория, на которой могло свободно уместиться какое-нибудь европейское государство средней величины.
— И тут прячутся ваши «дети солнца»? — усомнился я.— Посреди тундры, ровной, как стол?
— Стол?.. Что вы!.. А Путорана? А Северо-Восточное плато? А горы Бырранга?
— В записке говорилось о верховьях реки, насколько я понял? Где эта река?
— Выбор велик!.. Северный приток Пясины, во-первых. Взгляните-ка сюда!
— Да. Берет начало в отрогах Бырранги.
— Река Ленивая, во-вторых. Вот она.
— Я бы, пожалуй, выбрал Верхнюю Таймыру,— сказал я, вглядываясь в карту.
— Почему?
— Могучая река. В самом центре полуострова. Мне представляется, что гусь с запиской вылетел отсюда.
— Очень возможно.
— Значит, центральная часть Бырранги? Но над нею летают самолеты.
— Что из того? Арктика — царство туманов. Кому, как не вам, знать это? Вы много раз летали над Архипелагом Исчезающих Островов, но так и не увидели его сверху.
— То все-таки было в море. Здесь суша, материк. Так ведь пустыня! — Савчук сердито прихлопнул
ладонью.— По всем демографическим данным, пустыня. Один человек приходится на триста—четыреста квадратных километров. Мудрено ли затеряться?.. А севернее озера — вот здесь! — настоящее «белое пятно». Никто из путешественников не бывал. Тут такие сюрпризы возможны…
— Пожалуй,—согласился я.— Но для того чтобы отыскать там что-нибудь, нужно дебри руками обшарить. Каждое ущелье на ощупь…
— Вот-вот! — подхватил Савчук.—За примером недалеко ходить. Несколько лет назад Сергей Обручев открыл в Сибири целую горную страну, размерами побольше Кавказа… До Обручева считалось: низменность, никаких гор нет. Закрашивали на картах в зеленый цвет, как полагается закрашивать равнины. А какая равнина, где? Пришли, посмотрели: там горный хребет высотой до трех тысяч метров! Каково?!
Я, конечно, знал об этом. Савчук вспомнил об открытии хребта Черского, и вспомнил кстати.
Что ж, чего не бывает в жизни! Быть может, на севере Таймыра, где-нибудь в неисследованных горах Бырранга, и впрямь затерялся народ, не известный этнографам?
— Согласен,— сказал я.— Пустыня. Пока еще пустыня… Но должны же быть вести о «детях солнца». Какие-нибудь неясные, смутные слухи. Знаете, как распространяются слухи по тундре? Как поземка, наперегонки с ветром!
Савчук принялся разглаживать карту на сгибах.
— А почему вы думаете,— спросил он,— что я не придаю значения слухам? Это, если хотите, и есть тот след, по которому пойду. Только это совсем особый след.
— Какой же?
— Этнографический.
— Не понимаю.
— Я уже говорил о нем. Имею в виду обрывки преданий, легенд, украшения, орнамент на одежде. Пойду по этому следу сначала так.— Савчук отметил на карте пункт.— Потом сюда. Остановка здесь. И дальше на север...
Карандаш бойко постукивал по столу. Казалось, не было никаких препятствий на его пути. С легкостью форсировал он реки в тундре, перепрыгивал через пропасти, взбирался по крутым склонам Бырранга. Вдруг карта вырвалась из-под пальцев и снова с раздражающим упрямством свернулась в свиток.
— Фу, черт! — сказал Савчук и обернулся ко мне.— Нет ли чего-нибудь тяжелого под рукой?
Я порылся в карманах кителя, положил на края карты перочинный нож, записную книжку, потом, после некоторого колебания, вытащил маленький компас, сделанный в виде брелока.
— О,— сказал Савчук, заинтересовавшись компасом.— Какая красивая безделушка! Теперь не делают таких… Откуда она у вас?
— Подарок,— ответил я кратко.
— От кого же?
— От друга.
— От Звонкова?
— Нет.
— Тогда от Лизы?
— И не от Лизы.
Я постарался отвлечь внимание Савчука от маленького компаса, так как не был расположен к разговору на эту тему.
— Помилуйте, Владимир Осипович,— воззвал я к его гостеприимству.— Третий час на исходе. Завтра нам уезжать: мне в Сочи, вам на Таймыр. Когда же спать?!
Мы немного поспорили о том, кому спать на кровати, кому на диване. Потом, разместившись, погасили свет.
— Вы спите? — спросил я после некоторого молчания.
— Нет.
— Знаете, о чем я думал, когда давеча ходил с вами по музею?
— Ну?
— Ощутил себя скитальцем во времени. «Двадцатый век остался где-то за порогом,— подумал я,—а мы странствуем по залам музея, как по притихшим столетиям».
— Вот как?!
Я услышал, как пружины кровати застонали под Савчуком.
— Я очень рад,— сказал он.
— Чему?
— Вы начинаете постигать романтику нашего труда— историков. Да, именно, скитальцы во времени!.. Любой народ, исчезнувший с лица земли, живет в ученом, который занимается его историей. Талант историка — назовем скромнее: интуиция — состоит, по-моему, в том, чтобы в какой-то степени, пусть на миг, воссоздать в своем воображении этот народ, ощутить себя его современником…
— В этом заключается талант беллетриста.
— И ученого!.. Допускаю, что «дети солнца» давным-давно вымерли, исчезли. Но для меня живы! Понимаете, я думаю о них, и они живы во мне…
Пружины снова загудели: Савчук устраивался поудобнее.
— Я не рассказывал вам, как выбрал свою профессию? Нет? В детстве, видите ли, довелось прочесть одну книгу. Не помню сейчас ни заглавия, ни автора. Но хорошо запомнил виньетку в начале. Замочная скважина, похожая на арку. Вдали, за аркой, высокие деревья, внизу шалаш, а на переднем плане люди в косматых одеждах, с луками и копьями в руках. Суть, кажется, заключалась в том, что герои повести — два мальчика и девочка — овладели секретом проникать через волшебную скважину и каждый раз неожиданно для себя попадали в прошлое, в девятнадцатый век, в семнадцатый век и даже в каменный. С этой книги и началось мое увлечение историей…
— Профессию выбирают по-разному,— ответил я вяло, потому что не мог знать, что слова Савчука о волшебной замочной скважине звучат почти пророчески.—Меня, например, надоумил школьный учитель географии. Да, мой покойный учитель… Но знаете что, дорогой хозяин?— прервал я себя.
— Что?
— Возникла новая, совершенно оригинальная мысль!..
— Нуте! — заинтересовался Савчук.
— Давайте-ка, друже, прервем наш разговор до утра. Ночью все-таки полагается спать…
Савчук послушно замолчал.
Вскоре до меня донеслось мерное и мирное посапывание. Быть может, Савчуку снилось, что «дети солнца» уже найдены и он делает доклад о своем открытии на конференции этнографов?
2
Я перевернулся на спину и, забросив руки за голову, уставился в потолок.
Итак, еще два дня — и я в Сочи. Лягу на зеленую траву под пальмой, сдвину на лоб фуражку и буду дремать, мечтать, пить синеву южного неба, не торопясь, по каплям.