Страница 31 из 113
Шубину показалось, что размах пологих волн уменьшается.
— А! Я как будто понял! Квитанция — вроде якоря? Вы стали, так сказать, на четырнадцать якорей?
— Таков в общих чертах мой план, — скромно согласился человек в пестром шарфе.
Чтобы не видеть его мутных, странно настороженных глаз и трясущихся щек, Шубин склонился над снимками.
Все они имели одну особенность. На заднем плане между кустами и деревьями обязательно просвечивала полоска водной глади. Участки были с видом на море! В этом, вероятно, заключался особый загробный «комфорт», как его понимал механик. Устроившись наконец в одной из могил, он мог иногда позволить себе развлечение — высовывался бы из-под плиты и показывал морю язык: «Ну что? Перехитрил? Ушел от тебя?»
Сумасшествие, мания? Суеверие, перешедшее в манию? Тонкий коммерческий расчет — даже в сношениях с потусторонним миром?
— Теперь мне ясно, — сказал Шубин. — Вы хотите обмануть судьбу.
— Но мы все хотим обмануть ее, — рассудительно ответил механик. — А вы разве нет?
Он оглянулся. На пороге стоял бородатый матрос. — Командир просит господина финского летчика в центральный пост, — доложил матрос, исподлобья глядя на Шубина.
Сопровождаемый безмолвным и мрачным матросом, Шубин миновал несколько отсеков.
В узких, плохо проветриваемых помещениях было душно, влажно. Пахло машинным маслом и сырой одеждой. Вдоль прохода тянулись каюты-выгородки.
Внешне сохраняя спокойствие, Шубин волновался все сильнее.
«Подходим к шхерам, — думал он. — Сейчас меня будут сдавать с рук на руки…»
И все же он продолжал с профессиональным интересом приглядываться к окружающему. На подводной лодке был впервые — раньше как-то не довелось.
— Не ударьтесь головой! — предупредил матрос.
Пригнувшись, Шубин шагнул в круглое отверстие и очутился в центральном посту.
После бредового бормотания о могилах и квитанциях приятно было очутиться в привычной трезвой обстановке, среди спокойных и рассудительных механизмов.
Конечно, управление здесь было в десятки раз более сложным, чем на торпедном катере, но моряку положено быстро ориентироваться на любом корабле.
Вот гирокомпас, отличной конструкции! Вот кнопки стреляющего приспособления. А это, наверно, прибор для измерения дифферента.[18] В стеклянной трубочке видна чуть покачивающаяся тень, силуэт подводной лодки. («У нас, кажется, этого еще нет. Штука занятная! Жаль, не успею рассмотреть подробнее».)
Вертикальная труба перископа поднималась на несколько секунд, опускалась, через некоторое время опять поднималась.
Шубин лихорадочно вспоминал: «Перископная глубина — восемь метров… Да, как будто восемь метров. Стало быть, подводная лодка крадется на перископной глубине».
Только окинув приборы пытливым взглядом, он обратил внимание на людей, находившихся в отсеке. Их было много, и каждый был поглощен своим делом.
Командир сидел на маленьком табурете, похожем на велосипедное седло, и, согнувшись, смотрел в окуляры перископа.
Справа от него стояли двое рулевых: один управлял вертикальным рулем, второй — горизонтальными. Поодаль располагались еще матросы.
Рядом с командиром стояли два офицера, один из которых торопливо записывал что-то в вахтенный журнал, держа его на весу.
Вдруг картина мгновенно изменилась.
В тесном помещении прозвучало и будто эхом отдалось от металла короткое:
— Боевая тревога!
Командир бросил эту команду, не отрываясь от перископа.
Один из офицеров шагнул ко второму перископу. В центральном посту очутился механик. На ходу разматывая пестрый шарф, он поспешно занял свое место у переговорных труб.
Резкий лязг. Переборки задраены!
Командир повернулся на своем вращающемся сиденье.
— А, наш гость, наш верный союзник! — сказал он с преувеличенной любезностью, которая показалась Шубину иронической. — Я пригласил вас в качестве консультанта. Летали над этим районом?
— Конечно, господин командир.
— Прошу взглянуть в перископ! — Он встал, уступая Шубину место. — Рудольф, помогите нашему гостю сесть. Курсом вест следует русский конвой… Нет, чуть отвернуть от себя!
— Вижу конвой.
— Транспорт, примерно в четыре-пять тысяч тони, тральщик и два сторожевых катера. Идут противолодочным зигзагом. Так?
Шубин молчал. Медленно вращая верньер, он не выпускал советские корабли из поля зрения. Что отвечать? Точнее, чего не надо отвечать, чтобы не повредить своим?
Подводник сказал за его спиной:
— Понимаю вас. Еще не видели кораблей в таком ракурсе. Привыкли видеть их не снизу, из воды, а сверху, с воздуха. Часто ли попадались вам русские в этом районе?
— Нечасто, — сказал Шубин наугад.
— Благодарю вас. Это-то я и хотел знать!
— Третий конвой за вахту, — вставил офицер, державший в руках журнал.
— Русские готовятся к наступлению, — подтвердил второй офицер.
— Как всегда, повторяетесь, Франц, — резко сказал командир и, отстранив Шубина, сам сел у перископа.
Короткие сильные пальцы его завертели верньер. Голова совсем ушла в плечи, спина сгорбилась, словно бы он изготовился к прыжку.
В центральном посту стало тихо. Слышно было лишь дыхание людей да успокоительно-мерное тиканье приборов. Шубин стиснул кулаки в карманах комбинезона.
Сейчас командир будет ложиться на боевой курс. Торпедисты, конечно, уже стоят наготове у своих аппаратов. Мановение руки, отчетливая команда: «Товсь!», потом: «Залп!» — и торпеда, сверля воду, помчится наперехват советскому конвою.
Шубин с ненавистью, почти не скрываясь, взглянул на немецких офицеров.
Его поразило выражение их лиц: напряженное, мучительно-голодное. Скулы были обтянуты, шеи вытянуты. Даже в глазах, показалось Шубину, загорелись красные волчьи огоньки.
Что делать? Не может же он стоять за спиной фашиста и спокойно наблюдать, как тот будет топить наши корабли? Он, Шубин, останется в стороне во время боя?
Он украдкой огляделся.
Нет! Вмешается в этот бой и отведет удар на себя!
В комплекте аварийных инструментов — большой гаечный ключ. Сгодится! Шубин найдет ему новое, неожиданное применение.
Сдернет с подставки, и командира лодки — по затылку! Так начать. Дальше видно будет.
Главное — внезапность нападения! В отсеке тесно, все стоят впритык, на боевых постах. Ценой своей жизни Шубин сорвет атаку.
Он понял это сразу, едва лишь командир оттолкнул его от перископа. А для Шубина понять означало решить! Он никогда не колебался в своих решениях.
Потихоньку разминая пальцы опущенных рук, он отступил на шаг от командира подводной лодки. «Надо размахнуться, — прикидывал он. — Удар будет сильнее!»
Не видел уже ни людей, ни приборов. Ничего не видел вокруг, кроме этого неподвижного, заросшего рыжими волосами затылка. Крахмальный воротничок подчеркивал его багровый цвет, резкие морщины пересекали во всех направлениях.
Шубин будто оглох. Ничего не слышал — ни приглушенных голосов, ни тиканья приборов. Слух был настроен на одно слово: «Товсь!» Следующей команды:
«Залп!» — подводник не успел бы произнести.
Но подводник не сказал: «Товсь!»
Минуты мучительно тянулись. Подводная лодка продолжала свое движение.
Командир то и дело поднимал на короткий срок перископ, потом опускал его. Наконец небрежно махнул рукой:
— Отбой боевой тревоги! — и стремительно поднялся. — Рудольф, координаты встречи в журнал! Франц, продолжать наблюдение! — Дергая головой, он выскочил из отсека.
Офицеры понимающе переглянулись.
— Третий год не может привыкнуть! — сочувственно сказал Рудольф.
— Я тоже не могу. Такой куш! Только поманил, раздразнил и…
Франц сел к перископу, поерзал, устраиваясь поудобнее, бросил через плечо:
— Бергер! Проводите нашего пассажира в кают-компанию!
— Через двадцать минут будет ужин, — учтиво пояснил Рудольф.
18
Разница в углублении носа и кормы корабля.