Русский клан

Потом из темноты выстрелил чей-то твердый кулак. Пространство вспыхнуло радужным многоцветием искр и снова погрузилось в темноту.

— Игорь Юрьевич… — Голос в телефонной трубке был хмурым. Игорю, наверное, было бы трудно объяснить такой феномен, как хмурый голос, но это было именно так. — Простите, что так поздно. Это Слава Лебедев. У нас в клинике проблемы.

— Какого рода? — спросил Игорь. Он еще не совсем проснулся и теперь, одной рукой держа телефон, пытался всунуть другую в рукав халата. Промахивался.

— Гости. Точнее, гость.

— Милиция?

— Нет. Сигнализация не сработала. Вызвать?

— Не надо. Я приеду, тогда решим. Спасибо. — Морозов отключил телефон. Надел халат. Потом, собравшись с мыслями, скинул халат и решительно направился в ванную.

Через пятнадцать минут он гнал машину по дороге в город.

Уже на подъезде набрал номер клиники.

— Да, — ответил все тот же хмурый голос.

— Слава?

— Да, Игорь Юрьевич.

— Охрана что-нибудь знает?

— Нет. Я ж в конторе сидел, как вы и сказали. А охрана в клинике.

— Спят они там, что ли? — в сердцах воскликнул Морозов.

— Разбудить? — тут же поинтересовался Слава.

— Ни в коем случае. Как там гость?

— Лежит. Думает о жизни.

— Тащи его на второй этаж. Там стоматология, знаешь?

— Нет.

— Ну, разберешься. Точнее, там была стоматология. Раньше. — Игорь прервался, излишне разогнанная машина едва не вылетела с дороги. — В общем, в кресло его, в кресло. И привяжи.

Морозов отключился раньше, чем Вячеслав ответил.

— Однако так можно и в ящик сыграть, — вслух подумал Игорь. — Нервничать вредно.

Он заставил себя сбросить газ. Но даже так по пустынным улицам Морозов был на месте через десять минут.

Поставив машину на стоянку, Игорь вошел в контору. Под ноги ему попались бумажный сверток и объемистая канистра.

— Бардак, — пробормотал Морозов. Осторожно развернул газету. — Ключи. А тут…

Канистра открылась с шипением.

— Бензин.

Прихватив и то и другое, Игорь направился наверх.

— Слава?! — позвал он. — Слава, ты там?

— Тут, — ответили сзади.

Игорь резко повернулся. Крепкий, широкоплечий, с черной бородкой молодой человек смотрел на него из ниши в стене. Он помещался туда полностью, так, что его невозможно было увидеть, не подойдя к нему вплотную.

— Маскируешься?

— Ага. Перешел на вторую линию обороны. — Слава вылез из ниши, смущенно улыбнулся, пожимая руку Морозову. Игорь почувствовал, как осторожно сжимаются широченные ладони, которыми, опыт показал, Славик мог подковы разрывать. Когда-то давно Морозов лично прооперировал мать Лебедева, прооперировал удачно и бесплатно. Болезнь отступила, женщина прожила лишний десяток лет и умерла легко, без боли и страданий совсем по другой причине. Профессиональный борец, Слава Лебедев этого не забыл. — Этот там, наверху. Как вы сказали.

— Отлично. Пойдем посмотрим.

Боря-Шары был крепко примотан к стоматологическому креслу клейкой лентой.

Во рту у него с трудом помещалась большая упаковка бинтов. Глаза, точнее, один глаз — второй заплыл начисто — таращился, как у вытащенного на берег окуня.

— Надо же, — сказал Морозов. — А я, кажется, его где-то видел.

Он подошел ближе и спросил у связанного:

— Эй, братец, я тебя видел?

Боря что-то промычал в ответ.

— Ну ничего, ничего, — успокаивающе проворковал Игорь. — И тебя вылечат, и меня вылечат. Все там будем.

Он внимательно осмотрел тело, указал Славе на правую руку пленного.

— Вот эту примотай на пол-локтя дальше. Чтобы пальцы на подлокотник умещались.

Пока Лебедев разрывал путы, Морозов обратился к Боре:

— Ты, дружок, пойми, я не со зла. Просто так ведь ты ничего не скажешь.

Боря отчаянно мычал, пытаясь вытолкнуть кляп.

— Ты же гордый, — продолжал Игорь, придвигая ближе к себе поднос с инструментами. Гадкими стоматологическими инструментами. Увидев их, Боря Шары струхнул. Но куда больший страх у него вызвало внезапно изменившееся лицо Морозова. Словно куда-то таяли мягкие черты, заострялись скулы, поджимались губы, а глаза… глаза прищуривались так, что Боря чувствовал себя уже мертвым. Видел свое тело на анатомическом столе. Голое. Холодное. Мертвое. Под равнодушным взглядом патологоанатома.

— Ты же меня не уважаешь, — говорил Морозов, натягивая резиновые перчатки. Он включил свет, мир вокруг Бори погрузился в темноту, осталась только слепящая галогеновая лампа. — Я не по понятиям живу. Я лох. Парашу не нюхал. Понтов у меня нету.

— Готово, — сказал Слава.

— Ага, вот и замечательно. Спасибо тебе, давай-ка выйдем. Пусть наш друг подумает о жизни.

Они вышли из кабинета.

— Слава, дорогой, ты мне очень помог. Так что сейчас ты иди домой, я тут сам… — Игорь тряс руку Лебедева.

— Да ладно, — смущенно басил борец. — Я всегда.

— Спасибо, спасибо. Действительно помог. Так что если что, обращайся. Помогу, чем могу.

— Ерунда, все нормально.

— Только одна просьба, Славик. — Морозов чуть-чуть наклонился вперед. — Ты никому не говори про это…

— Это вы о чем?! — Слава удивился.

— Вот и славно. — Морозов хлопнул Лебедева по плечу. — А я назад, к пациенту.

Когда он вернулся в комнату, Боря всеми силами пытался вырваться из липкого плена.

— Торопитесь куда-то, молодой человек? — поинтересовался Игорь. — Кстати, на чем я остановился? Ах да! Ты ж меня не уважаешь. Просто так ничего не скажешь. Ты у нас самурай! Гордый воин! Последний из могикан, презирающий боль. Но вот беда, мне очень надо знать, кто тебя сюда прислал. С канистрой бензина. И еще очень мне интересно, кто тебе дал ключи и код к сигнализации. Но ведь ты не скажешь?

Морозов с сожалением и надеждой посмотрел на Борю.

Тот отчаянно толкал языком бинт.

— Или скажешь? — Игорь аккуратно вытащил кляп.

— Сука! Псих! Сука! Я тебя, бля…

— Понял, — Морозов втолкнул бинт обратно. — Я почему-то так и думал. Прежде чем мы начнем, я должен тебя предупредить. В этой комнате совершенно звуконепроницаемые стены. Так что ты можешь сколько угодно звать на помощь. И называть меня всякими нехорошими словами. Этого никто не услышит. Еще, видимо, надо пояснить. Это место — почти музей. Таких кресел уже давно не делают и не используют. Медицина, друг мой, сделала большой шаг вперед. И теперь стоматологические операции ведутся почти без боли. Никаких сверл, никаких крючков. Химические растворы, точная лазерная хирургия. Праздник! А все это… Все это темное наследие конца двадцатого века. Для тебя это все равно что средневековье.

Игорь взял из набора инструментов нечто отдаленно напоминающее тиски.

— С чего начнем? — спросил он связанного. — У нас есть два пункта на сегодня. Ротовая полость и пальцы рук. Ну, давай, на твой выбор. Пальцы или рот?

Боря-Шары начал дергаться.

— Вот и я не знаю, — покачал головой Игорь. — Давай-ка мы начнем с ротовой полости. Уж очень ты грязными словами выражаешься, наверняка есть у тебя какая-нибудь гадость. Кариес там, плохие пломбы.

Он примерился и с хрустом запихнул тиски в рот пленного. Потом вытащил кляп. Покрутил какие-то гайки, приборчик раскрылся в разные стороны.

— Эта штука применяется, когда больной не может держать рот открытым. Очень удобно, — прокомментировал Морозов. — Ну, давай посмотрим…

Он сунул было зеркальце Боре в рот, но тот дернулся.

— Ну, ну, спокойней, — пробормотал Игорь и зафиксировал голову связанного. — Вот так. Вот…

Он некоторое время водил зеркальцем, потом удовлетворенно крякнул и пояснил:

— Кариес. Дупло. Хорошее такое. Скоро заболит. А ты как думал? Неужели папа не учил тебя, что плохие слова говорить нехорошо? Что после этого надо чистить зубы? Чтобы не было дырочек и не было больно. Не говорил тебе папа такого?

Боря попытался было рассказать про спички, но не смог. До боли растянутые челюсти не позволяли даже мычать.

— Знаешь, — Морозов нажал рычажок, и старая бормашина омерзительно завизжала, — когда-то этот метод лечения применялся в специальных психиатрических больницах. СПБ. Правда, смешно? Сейчас этим сокращением именуют Санкт-Петербург. Некоторых политических деятелей прошлого века в этих дурках некоторое время держали. Иногда безрезультатно. Называется то, что мы сейчас будем с тобой делать, перфорация ротовой полости без наркоза. Понимаешь? Я поначалу думал позагонять тебе под ногти гвоздей, но потом решил оказать уважение. Не каждого врага народа так… лечили.