Страница 1 из 65
Маргарет Этвуд
Телесные повреждения
Так я сюда и попала, говорит Ренни.
Это случилось на следующий день после того, как съехал Джейк. Я вернулась домой около пяти. Ходила на рынок, и кроме своей сумочки, несла корзинку с покупками. Теперь, когда Джейк ушел, не так уж много приходится таскать на себе, что к лучшему, поскольку мышцы левой руки болят, а гимнастику я делаю спустя рукава. Деревья уже облетали, и листья падали на тротуар, желтые и коричневые, и я думала, — не так уж все и плохо, я все еще жива. Мой сосед, старый китаец, имени которого я не знала, подметал в своем дворике. Мой дворик был вымощен булыжником, так что можно было запарковать машину прямо перед домом. Это означало, что дела скорее идут в гору, чем наоборот, и через несколько лет, я, возможно, перееду; хотя я уже перестала мыслить категориями лет. Сосед уже выдрал мертвую поросль и теперь сгребал все в продолговатую кучу. Весной он посадит растения, названия которых я не знаю. Помню, когда-то я думала, что со временем, если останусь здесь жить, их выучу.
Я заметила патрульную машину, которую оставили на стоянке как обыкновенную тачку, без мигалки, но это было за несколько домов от меня, поэтому я не придала этому никакого значения. В здешних местах можно встретить больше полицейских машин, чем дальше к северу.
Парадная дверь нараспашку, что вполне уместно в такой теплый день. Соседка снизу, пожилая женщина, ведущая себя как хозяйка, хотя ею никогда не была, держит кошек и любит оставлять входную дверь распахнутой, чтобы они могли потом пролезть к ней через кошачью дверцу. «Кошачья нора», называет ее Джейк, любил называть.
Моя дверь на верхней площадке тоже была открыта. Внутри явно были люди, мужчины. Я услышала их разговор, кто-то рассмеялся. Я не представляла, кто бы это мог быть, явно не Джек, но кто бы то ни был, они, похоже, не слишком волновались, что об их присутствии станет известно. Ключ лежал под ковриком, где обычно, косяк расщеплен, а замок отжат. Я прошла в гостиную, все еще заваленную коробками с книгами, которые Джейк упаковал, но не увез. Все осталось на своих местах. Через кухонную дверь я смогла увидеть ступни и ноги: сияющие ступни, отутюженные икры.
За столом сидели двое полицейских. Я испытала мгновенный приступ страха: опоздала в школу, застигнута на мальчишеской территории, поймана. Единственный повод, который пришел мне в голову, — они нагрянули из-за травки, но ящики выдвинуты не были, а коробки с чаем и кофе стояли там, где им положено стоять. Затем я вспомнила, что Джейк всю заначку забрал с собой. Почему бы и нет? Его собственность. В любом случае, травка уже давно никого не волнует. Этим сейчас балуются все, даже полицейские, это стало почти легальным.
Тот, что помоложе, встал, тот что постарше — остался сидеть, улыбаясь мне снизу вверх, как будто я пришла наниматься на работу.
— Вы мисс Уилфорд? — спросил он. И дальше — без паузы. — Вы чертовски везучи.
У него была массивная голова, с остриженными коротко, как у панка, волосами. Но он скорее сохранился таким с пятидесятых, никаких зеленых прядей.
— А что? — сказала я. — В чем дело?
— У вас хорошие соседи, — заметил младший. Он выглядел как учитель физкультуры в старших классах или баптист, лет 22, честный и суровый.
— Та, что снизу. Она-то нам и позвонила.
— Был пожар? — спросила я. Ничем таким и не пахло, и вообще никакого намека на пожар не было.
Старший рассмеялся, лицо молодого не дрогнуло.
— Нет, — сказал он. — Она услышала шаги наверху, а поскольку видела, как вы уходили, и не слышала, чтобы кто-нибудь поднимался по лестнице, она поняла, что это не вы. Он выдавил ваше кухонное окно.
Я поставила корзинку с покупками на стол и взглянула на окно, которое было приподнято примерно фута на два. Белая краска поцарапана.
— Это можно сделать складным ножом, — сказал полицейский. — Вам бы надо поставить предохранительные задвижки. Гость услышал наши шаги и ушел тем же путем.
— Он что-нибудь взял? — спросила я.
— Вот вы нам это и скажите, — ответил старший.
Младший держался напряженно.
— Мы не думаем, что это был грабитель, — сказал он. — Незнакомец приготовил себе чашку Овалтина[1]. Я полагаю, что он просто поджидал вас.
Действительно, на столе стояла чашка, наполовину заполненная чем-то коричневым. Я ощутила дурноту. Кто-то, кого я не знаю, хозяйничал в моей кухне, открывал мой холодильник и шкафы, возможно мурлыча что-то себе под нос, как будто он здесь жил, как если бы был мне близким другом.
— Зачем? — спросила я.
Старший встал. В кухне сразу стало тесно.
— Взгляните, — сказал он, — весь такой крутой и довольной собой. Оказалось, что для меня незнакомец приберег сюрприз. Полицейский прошел в гостиную, а затем в спальню. Я про себя порадовалась, что в это утро застелила постель, ведь в последнее время я делала это далеко не всегда.
На покрывале лежал аккуратно свернутый моток веревки. Не какой-то там особенной, в ней не было ничего зловещего — грязная белая веревка, средней толщины. Это могла быть бельевая веревка.
Единственное, что мне это напоминало, так это игру, в которую мы любили играть в детстве. Детектив или Ключ, как-то так она называлась. Вам сообщали три вещи: имя, место, способ убийства. Мистер Грин, в консерватории, разводным ключом. Мисс Плам, в кухне, ножом. Только я никак не могла вспомнить, чьи инициалы должны быть указаны в конверте: убийцы или жертвы. Мисс Уилфорд, в спальне, веревкой.
— Он просто решил вас подождать, — сказал младший за моей спиной. «Попивая свой Овалтин», — заметил старший. И улыбнулся мне сверху вниз, рассматривая мое лицо, почти с восторгом, как взрослый, который только что сказал какому-нибудь неосторожному малышу с ободранной коленкой: я же тебя предупреждал.
— Так что вам повезло, — сказал тот, что помоложе. Он прошел за мной и поднял веревку, осторожно, будто заразную. Теперь я заметила, что он старше, чем я подумала вначале, вокруг глаз у него пролегли тревожные морщинки.
Старший открыл дверь в кладовку, непринужденно, как если бы имел на это полное право. Там все еще висели два костюма Джейка.
— Вы живете одна, верно? — спросил он.
Я ответила: да.
— Это ваши костюмы, — спросил старший, ухмыляясь.
— Нет, — ответила я, — моего друга.
— Просто друга, значит, — сказал старший.
— Он, должно быть, выслеживал вас некоторое время, — сказал тот, что помоложе. — Он знал, когда вы приходите домой. Нет идей, кто бы это мог быть?
— Нет, — сказала я. — Мне хотелось сесть. Я подумала, может спросить их, не хотят ли они пива?
— Какой-нибудь псих, — сказал старший. — Если бы вы знали, кто только не шатается тут на свободе, вы бы никогда из дома не вышли. Вы задергиваете занавески в ванной, когда принимаете душ?
— В ванной нет никаких занавесок, — сказала я, — там и окон-то нет.
— А когда переодеваетесь на ночь, задергиваете занавески?
— Да, — ответила я.
— Он вернется, — сказал тот, что помоложе. — Такие всегда возвращаются.
Старший не отставал: «У вас часто бывают мужчины? Разные мужчины?»
Он хотел, чтобы я почувствовала свою вину, хотя бы немного; это была смесь нескромности и провокации. Следующим номером он начнет мне читать лекции о замках, об одинокой жизни, о безопасности.
— Я задергиваю занавески, — сказала я. — Я не принимаю мужчин, я выключаю свет, я раздеваюсь сама, в темноте.
Старший ухмыльнулся мне, он-то знал про одиноких женщин, и внезапно я разъярилась. Я расстегнула блузку, вытащила левую руку из рукава и спустила тесемку с плеча.
— Что вы, черт подери, делаете? — спросил старший.
— Я хочу, чтобы вы мне верили, — сказала я.
Там в Барбадосе, двухчасовая стоянка занимает часа два или около того, сказали ей. Ренни находит женский туалет в новом, отполированном аэропорту и меняет свою тяжелую одежду на хлопчатобумажное платье. Она изучает свое лицо в зеркале, ищет следы. На самом деле выглядит она вполне неплохо, она выглядит просто нормально. На ней льняное голубое платье, лицо не слишком бледное, косметики ровно столько, чтобы не выделяться: ни хиппушка, ни член Плимутской братии, ни кто-то еще в этом роде. Именно тот эффект, к которому она стремится, — обезличенность; как она любила говорить Джейку, ей это необходимо для работы: незаметность.
1
Фирменный напиток из какао.