Страница 73 из 82
А вот в западной фантастике традиция Марка Твена не прерывалась. Классик современной английской литературы Джон Бойнтон Пристли в блистательной повести «31 июня» превратил сопряжение эпох в веселый водевиль со счастливым концом. В блистательной тетралогии англичанина Теренса Хэнбери Уайта «Король Былого и Грядущего» тоже полно отсылок к современности: здесь действует «контрамот» Мерлин с его ностальгией по бытовым удобствам викторианской эпохи, а охотничьи птицы на кречетне ведут разговоры пехотных офицеров в кантине — о женщинах, оружии и выпивке, о проклятых политиканах и проклятых большевиках. Но Теренс Уайт перелагает артуровские легенды на современный лад вовсе не для того, чтобы в очередной раз спародировать их. Напротив, с детальной скрупулезностью следуя описанной Мэлори канве событий, он вкладывает в них новый смысл, давая свою версию этой психологической драмы. И опять, как и у Марка Твена, «комедия положений» уходит на второй план, а из легенды рождается высокая трагедия.
Увы, чужой архетип плохо прижился на российской ниве. Поэтому в отечественной фэнтези «артуриана» раз за разом сводится к анекдоту про то, как наши современники попали на пьянки при дворе короля Артура и много чего там наворотили. Например, в сериале Александра Лютого «Рабин Гут» описываются очередные «приключения веселых мусоров» — только на этот раз в Камелоте, среди рыцарей Круглого Стола. Едва ли не единственным исключением стал роман Елены Хаецкой «Меч и Радуга», главный герой которого, явный выходец из нашего мира (он цитирует Блока и время от времени слегка перефразированных Стругацких), не находит в «доброй старой Англии» ни счастья, ни успокоения.
Создается впечатление, что отечественные авторы, пробующие себя на поприще юмористической фэнтези, просто не вполне понимают, о чем им писать. Да что там авторы — даже издатели, с трепетом относящиеся к «сериальности» книг, до сих пор испытывают трудности с выделением особого «загона» для юмористической фантастики. Нетрудно заметить, что одноименная серия издательства «ЭКСМО» более чем наполовину состоит из переизданий. Чуть ранее такая же серия московской «Армады» оборвалась, даже не начавшись: книга А.Белянина «Меч Без Имени» оказалась в ней единственной — имя автора на обложке быстро затмило логотип. То есть как раз в данном жанре читатель более всего склонен обращать внимание на имя писателя, а не на упаковку, в которой ему это имя преподносят. А дальше автору надо выкручиваться самому.
Как уже упоминалось выше, наиболее легкий путь здесь — довольствоваться пародийным преломлением уже созданных кем-то реалий. Следующий уровень — создавать свою реальность, используя в качестве кирпичиков элементы миров, придуманных задолго до тебя. В «большой литературе» такая технология именуется постмодернизмом и считается вполне достойным и уважаемым жанром. В юмористической фантастике таким способом созданы миры Роберта Асприна или Терри Пратчетта, представляющие собой мозаику знакомых нам по отдельности элементов. Большинство этих фрагментов взято из современных реалий, но дарованная отсутствием «научности» свобода позволяет мозаике превращаться в подобие калейдоскопа или головоломки, при каждом повороте которой создаются новые декорации, где и разворачивается главное действо.
Сознательно или нет, но большинство отечественных авторов, пробующих себя на ниве юмористической фэнтези, склонны сужать набор элементов такой «головоломки». Они предпочитают не творить новые миры, а пользоваться уже существующими, лишь комбинируя их в разных сочетаниях. Это может быть наш мир, в котором начинают происходить чудесные события, либо историческое/мифологическое пространство, куда вводятся реалии нашего современного мира. Лет десять-пятнадцать назад модно было обыгрывать древнегреческие мифы, затем авторы стали использовать пространство Древней Руси, потом (не без зарубежного влияния) пришла мода на мифологизированное европейское Средневековье. В последнее время проявляется тенденция к созданию некоего единого условно-фантастического мира с магами, баронами, драконами и прочими атрибутами классической фэнтези, где наши современники могли бы чувствовать себя достаточно комфортно.
Чем-то этот мир напоминает Дикий Запад американских вестернов — не по антуражу, а по набору возможностей, предоставляемых автором главному герою. А заодно и по ярко выраженной тенденции к сериальности. Вообще-то стремление авторов к созданию потенциально бесконечных циклов о похождениях того или иного полюбившегося героя в уже знакомом мире типично для всего фэнтезийного жанра, но для юмористической фэнтези — в особенности. Сходу припоминается лишь один «несериальный» роман — «Раз герой, два герой» Андрея Уланова.
Таким образом европейские архетипы, от Томаса Мэлори и европейского плутовского романа до Вальтера Скотта и братьев Гримм, у наших авторов не материал для переосмысления, а повод очередной раз поставить современного героя в парадоксальные обстоятельства. Как правило, это получается довольно весело и не вполне серьезно — как в трилогии Владимира Свержина об Институте экспериментальной истории.
С другой стороны, все пародии на артуриану или «волкодавиану» являются лишь частным случаем более общей сюжетной схемы: попадание наших современников в прошлое и связанные с этим комические коллизии. Именно по этой схеме, обыгранной еще в знаменитом фильме «Иван Васильевич меняет профессию», так или иначе создается большинство произведений нынешней юмористической фэнтези.
В первую очередь, это касается Андрея Белянина, чьи герои попадают то в условно-средневековую Европу («Моя жена — ведьма», «Меч Без Имени», «Джек — сумасшедший король»), то в столь же условный Багдад времен Гарун-аль-Рашида («Багдадский вор»), то в допетровскую Русь (цикл «Тайный сыск царя Гороха»). Более серьезный вариант той же коллизии можно найти в цикле Андрея Мартьянова «Вестники времен», где вместо условного пространства ведьм, баронов и драконов использована строго историческая канва, взятая из научно-популярной книги И.В.Можейко «1185 год».
При этом совсем не обязательно посылать в подобный мир наших современников — достаточно какому-нибудь древнерусскому князю заговорить на современной блатной фене, и необходимый комический эффект уже достигнут. Можно в разных пропорциях смешивать средневековый быт с современными реалиями, как это делает Ольга Громыко в цикле романов о ведьме-студентке Вольхе Редной («Профессия — ведьма», «Ведьма-хранительница», «Ведьмины байки», «Верховная ведьма»). Можно просто перевернуть все с ног на голову и призвать средневекового рыцаря в наш мир, как это сделал тот же Андрей Белянин в сериале «Рыжий рыцарь».
А далее только от автора зависит, превратится его текст в произведение литературы, подобное «производственному роману» Евгения Лукина «Катали мы ваше солнце», или же останется очередным банальным анекдотом о приключениях Васи Пупкина при дворе князя Святослава…
«Но ведь есть же и другие книги! — скажете вы. — Возьмем, например…»
И будете совершенно правы. Есть. Однако создается впечатление, что вся российская юмористическая фэнтези разделилась на два неравных лагеря: Михаил Успенский — и остальные.
Что же отличает творчество Михаила Глебовича от прочих авторов? В первую очередь, это язык. И речь здесь даже не идет о литературном уровне, об умении владеть словом: Успенский превращает это самое слово из средства в объект, из орудия — в предмет литературной игры.
Жонглируя словами и понятиями, приобретающими под его пером совершенно неожиданные значения, автор умудряется делать это сразу на нескольких уровнях, достигая потрясающего эффекта — его тексты раздвигают рамки «обычной» фантастики, выходя в мир мейнстрима и одновременно приближаясь по популярности к творениям таких мастеров юмористического жанра, как Жванецкий и Задорнов.
Начав с довольно банальных (хотя и модных на рубеже 80- 90-х) сатир на отходящую в прошлое советскую действительность («Ночь с пятого на десятое», «Чугунный всадник»), Михаил Успенский довольно быстро нашел не только индивидуальную авторскую манеру, но и подходящий антураж для своих произведений — некий условный мир, собранный из штампов советской пропаганды, русской лубочной истории и псевдославянской фэнтези, щедро сдобренный отсылками к реалиям зарубежной масс-культуры, от короля Артура и варяжских скальдов до дона Корлеоне и фильмов про Супермена. Ни четко очерченных границ, ни ясно заданных законов у этого мира нет, он пластичен и текуч; каждый новый поворот сюжета открывает читателю новые горизонты воображения.