Страница 3 из 4
Он собирался сказать ещё что-то, но в это время дверь с грохотом распахнулась, и весь в клубах пара, стряхивая иней, в столовую ввалился курсант Упорный, который выполнял обязанности радиста, а сейчас в одиночку подталкивал «Светлячок» с кормы.
— Кажется, есть возможность! — крикнул он. Но Плавали-Знаем широко улыбнулся и остановил его движением руки:
— Есть, есть возможность! Как следует закусить и выспаться.
— Но… — покраснел Упорный.
— И никаких «но»! Ужинать и спать. Завтра начинается… — Он не договорил, что начинается, и открыл иллюминатор. Золотой ободок сверкнул, как рамка будущего портрета.
В ночной синеве колыхалось ледяное поле. Рядом, на острове Камбала, помигивали наивные огоньки. Как спортсмены, по небесным дорожкам бежали спутники. Под ними торопились за рыбкой сейнеры. А над «Светлячком» пели ветры, и, сияя адмиральскими звёздами, поднималась Большая Медведица.
Где-то на берегу лаяли камбальские собаки, не зная, какие необыкновенные события ждут их завтра.
А на борту вмёрзшего в лёд пароходика человек в капитанской фуражке сказал:
— Завтра начинаем с собак. Он сказал «завтра», хотя для себя и на сегодня оставил кое-какие необыкновенные дела.
ВОДА, ВОДА, ВОДА…
Едва команда «Светлячка» улеглась спать и в кубрике забулькала сонная тишина, Плавали-Знаем подошёл к Ваське и, тряхнув его за плечо, сказал:
— Шланги — наверх, брандспойты, — наверх, сам — наверх!
И всю ночь всей команде слышался сквозь сон шум воды, виделись штормовые волны.
Барьерчику снилось, что зелёная волна перекатывает его через горизонт. Уточку крутило в зелёном водовороте, и он сам тащил себя вверх за кудри.
А начальнику виделся океан. Он плыл по нему на новеньком пианино, одной рукой держа лакированный штурвал, а другой — выстукивал по клавишам какую-то булькающую мелодию. Ему страшно хотелось записать её на бумаге, но отпустить штурвал было ещё страшней.
Но больше всех неприятностей эта вода доставила Супчику. Сначала ему снилось, что в котёл налилось очень много воды, суп получается жидким и Васька кричит: «Это же не супчик, это бульончик!» А потом раздался голос капитана:
«Для славы надо работать!» А ему не нужна была слава. Был бы погуще суп, чтобы не сказали, что Супчик кормит хуже Борщика!
А вода всё лилась, плюхала. И наконец, открыв глаза, Супчик скатился с койки и заорал:
— Братцы, мы на дне!
По иллюминаторам в самом деле катились зелёные струи, сквозь которые едва пробивались солнечные лучи.
Команда бросилась в коридор, вышибла дверь и, вылетев на палубу, с криком пронеслась под уклон по сверкающему льду и вывалилась на поле. Моряки от удивления вытянули шеи: вместо вчерашнего уютного «Светлячка» перед ними задирало нос обросшее льдами судно. На вантах качался лёд, с мачт свисали сосульки, и влажный ледяной бугор, как осьминог, расползался с рубки по всей палубе.
А на баке, рядом с мокрым Васькой, с брандспойтом в руках, стоял Плавали-Знаем и поливал судно водой.
— Ну как? — спросил он ошарашенный экипаж.
— Вот это да, вот это лёд! ~ воскликнул Уточка и пробежался вдоль «Светлячка».
— Грандиозно… — сказал начальник. Хорошо или плохо — он промолчал, но всё равно это было грандиозно. Это, что ни говори, пахло настоящей зимовкой!
Сбоку на льдине лежало стадо нерп и, задрав носы, таращило пуговичные глазки на небывалое зрелище. А вдали, на берегу, вокруг человека в милицейской форме толпился народ, смотрел на заледенелый фрегат, на пляшущую среди льда команду и качал головами.
Плавали-Знаем усмехнулся. Слава уже летала над палубой «Светлячка». Нужно было стараться дальше.
И через некоторое время толпившиеся на берегу жители Камбалы увидели процессию, которая направлялась от фантастического судна к острову.
Экипаж «Светлячка» приступал к операции «Собака».
ПЕРВЫЕ ШАГИ МУЖЕСТВЕННОЙ ЭКСПЕДИЦИИ
Впереди экспедиции со свёртком костей торопился Васька. За ним деловито шагал Уточка. В бушлате, с маленьким рёбрышком в кулаке топал Барьерчик. А замыкал шествие Супчик, в белом халате и колпаке, с завёрнутой в простыню громадной, как дубина, говяжьей ногой на плече.
Снег хрустел под крепкими флотскими ботинками, а ветер перебрасывал на морозце крепкие морские слова.
— Живём! — подлетал Васькин голос. — С каждого двора по собаке — и «Светлячку» упряжка!
— А если на острове нет собак? — усомнился Барьерчик, которому эта затея не нравилась.
— Тогда кто ночью лаял? Я? — отозвался Уточка. — Собаки есть. На каждом порядочном острове свои собаки! — заверил он.
Не доходя до мыса Перчикова, искатели удачи, махнув друг другу на прощанье, рассыпались вдоль побережья и скрылись в ближайших проулках.
Васька взбежал на курносый пригорок и осмотрелся. Восточный ветер развевал его сингапурские в клеточку брюки, прокуренные гаванской сигарой, и доносил носораздирающие запахи жареной рыбы. Аппетит разыгрывался на все десять баллов. Но необходимость подсказывала совсем другое направление — туда, где запахов было поменьше и любой порядочный Бобик, увидев щедрую кость, мог бы дружески повилять хвостом.
Васька посмотрел налево, направо: посёлок состоял из одной длинной улицы с проулками, отгороженной сетями, на которых ещё болтались заскучавшие морские звёзды и старые рыбьи хвостики. Вдоль сетей двигались Барьерчик и Уточка. Нужно было торопиться: всем собак могло и не хватить.
Васька увидел каменный дом, с порога которого смотрел большой серый мопс.
— Настоящий вожак! — обрадовался Васька и уже зашуршал газетой, но пёс предупреждающе зарычал, и Васька махнул рукой: «Дурак, от собственного счастья отказывается!» И тут он заметил деревянный домик с собачьей будкой и, прохрустев по снежку, стал вытаскивать из свёртка приманку. — Ну и кость! — сказал он, привлекая к себе внимание. — Вот это кость!
Он перенёс через забор ногу и вдруг, дёрнувшись изо всех сил, заорал во всю боцманскую глотку: «Кость! Ко-о-ость!», потому что ему в голень вцепился гревшийся под забором пёс, которому Васька наступил на хвост.
— У, развели собак! — взвыл Васька и, услышав лязг зубов, бросился бежать. Вылетая из дворов, за ним катилась лохматая собачья свора. Васька пригнулся. На бегу, на минуту замешкавшись, он заметил застрявших в сетях Барьерчика и Уточку, услышал крик: «Помогите!», подумал:
«Ну нет, каждый спасается как может». И, представив себе, что сейчас здесь будет твориться, припустил ещё сильней.
ДЛЯ КИНО — ЧТО УГОДНО!
Неожиданно для самого себя Васька проскочил в распахнутую калитку, из которой внимательно смотрел на гостя маленький чёрный кобелёк. А ещё внимательней — на кость в его руке.
— Вот это умница, — сказал Васька, — вот это я люблю! — И протянул кость псу: — Самое вкусное отдаю!
Едва кобелёк взял кость, боцман схватил его под мышку и бросился со двора. Но, не сделав и шага, он увидел приближающуюся фигуру в милицейской форме и, завертевшись волчком, влетел в стоявшую во дворе единственную на весь остров красную телефонную будку, которую на Камбале выгрузили по ошибке.
К будке подходил единственный на весь остров сержант милиции Молодцов. И, побледнев от волнения, Васька стал набирать застрявший в памяти телефонный номер и усердно кричать:
— «Светлячок»! «Светлячок»? Дайте капитана. Красный от мороза сержант остановился. Глаза его широко раскрылись от удивления.
— Работает? Говорит?
— А как же! — сказал Васька.
— Так проводов-то нет! — сказал Молодцов.
— Так беспроволочная, — сообразил Васька, — через спутник!
Молодцов поднял глаза, посмотрел вверх и качнул головой:
— Ну, кино!
Сегодня он произнёс эту фразу уже второй раз. В первый раз она вырвалась у него, когда, заступая на пост, он увидел обрастающий льдом «Светлячок». А сейчас — у молчавшей десять лет телефонной будки.