Страница 7 из 13
– Эта комната еще очень даже просторная… комната для самых близких гостей. Думаю, спальня профессора не больше, в комнатах прислуги куда теснее. В квартире две большие комнаты: библиотека и столовая.
– Я думал, богатые люди живут в целых домах, в больших квартирах…
– Петя, я понимаю, ты ничего не видишь, кроме Жаннетт… но ты все же будь повнимательнее, а?
– И что же я пропустил?!
– Квартира, в которой мы находимся, – только часть квартиры в доме, который построили лет двести назад. Кованая решетка балкона… помнишь?
Петя неуверенно кивнул.
– Так вот… по балкону видно, что квартиру разделили на две. Люди, одинаковые по богатству, стали довольствоваться жильем потеснее, чем два поколения назад.
– А умываться… Умываться вот из этих кувшинов?!
– А ты думал? Отлично умоемся.
Вальтер говорил с юмором: видно, что ему весело от недоумения Пети. Все-то для него здесь привычно: и тесная комната, и умывальный кувшин.
– Понимаешь… Я привык умываться под струей воды. Тут же не успеешь умыться, а вода уже кончилась.
– А ты налей в таз, сколько надо. Налил – и мойся себе.
– А куда сливать грязную воду?
– Потом прислуга сама сольет.
– А я так и буду мыться в грязной воде?!
– Так это же твой собственный кувшин и твой таз! Там только твоя собственная грязь. Курсантом я летом мылся в речке, а вот зимой – в общем тазу. Таз был на десять человек. Один умоется, потом второй, третий… Седьмой умывается уже в черной воде.
Чистоплотный Петя содрогнулся.
Вальтер говорил весело, почти смеялся, а у Пети что-то ломалось в сознании. Он привык, что умываются в текущей воде и что воду не надо экономить. В России из рукомойника, под струйкой, умываются даже в деревне.
И еще он привык считать, что в Европе – цивилизация… культура… Нам в России надо еще расти до этой культуры… Париж – это же город-светоч! Город, в который всю жизнь стремился Пушкин… Город Парижской коммуны… Центр самой прекрасной в мире Франции… А в нем, оказывается, профессора моются так, как в России не будет умываться даже его сосед по коммунальной квартире, всегда вонючий пролетарий Запечкин.
– И у тебя в замке тоже такие кувшины?!
– Петя, ты подумал? Ну кто же будет проводить в замке водопровод?
Действительно… Замок – это тоже такая деревня…
– Хватит изучать собственную кровать! Пошли, зайдем еще в одно место…
В «одном месте» стоял унитаз, но без малейших признаков слива. И здоровенный бачок. В полнехоньком баке плавал здоровенный черпак.
– Ага… – Понятливый Петя осваивал заграничную премудрость. – Это в смысле, черпаком все и сливать?
– Можно самому и не сливать. Прислуга сливает, Жаннета твоя и сольет.
– Она не моя!
– Твоя, твоя… вон как смотрит. Я и так и эдак, а девушка все на тебя и на тебя… Сегодня у тебя будет самое настоящее парижское приключение.
Петя не выдержал и покраснел. Он, конечно же, слил за собой сам – его Жаннета или не его, еще посмотрим… но не надо за ним сливать девушке.
Обед был таким же парижским и таким же странным, как эти кувшин и бачок. Петя сидел в комнате с гравюрами на стенах, тяжелые шторы создавали полумрак, гасили шум проезжей улицы. На белоснежной скатерти – прибор с двумя ложками, тремя вилками. Петя понятия не имел, какую из них для чего использовать. Он просто наблюдал за другими – что именно они берут и когда. Вальтер брал большую серебряную ложку с монограммой? И Петя брал такую же ложку. Профессор брал широкую вилку с короткими зубьями? И Петя хватал точно такую же. Не промахнулся Петя! Не промахнулся потому, что упорно не делал того, чего бы до него не делали другие.
А то вот стояла на столе перед каждым чаша с водой. Вода пахла чем-то вроде лимона, а пить хотелось все сильней, просто неимоверно. Петя все примеривался к чаше, но никто из таких же точно чаш не пил… И хорошо, что Петя не попил этой лимонной воды, а то после второй перемены блюд профессор вдруг окунул в воду пальцы и вытер салфеткой. Вот оно! Вода-то для мытья рук после жаркого! Петю жаром обдало при мысли, что он мог выхлебать воду из своей чашки.
Как не походил весь этот обед на все знакомое Пете! Прислуга в белых перчатках разносила еду… Петя не умел принять тарелку, зазевался… И к лучшему, потому что Жаннета сама ловко поставила перед ним суп, потом второе. Всякий раз она ухитрялась прикоснуться к Пете – и руками, и грудью. Всякий раз у Пети становилось сухо во рту, а мышцы живота подтягивались сами собой, но он все же внимательно слушал: очень уж важные и увлекательные речи звучали за этим столом.
Полноценными участниками обеда оказались еще громадные коты: рыжий и черный. Накрыли им, правда, не на столе, а рядом, на пуфике, поставили каждому по три миски разного размера. Коты так аккуратно лакали суп, так по-французски деликатно ели жаркое, что Петя не удивился бы, найдя у котов в лапах вилку и нож.
– Ромей! – представил черного кота профессор, и Пете показалось: котище ему вежливо кивнул. – А знаете, почему Ромей? Потому что такие черные коты пришли из Италии, их к нам завезли римляне.
– Норманн! – представил он рыжего: рыжих завезли из Скандинавии.
Четвертым за столом сел гость профессора, небольшого роста, средних лет жилистый дядька. Одет в штатский костюм, но во всей подтянутой, крепко сбитой фигуре, в четком, выкованном лице сразу чувствовался офицер.
– Не надо, месье Селье… Обращайтесь ко мне Франсуа… Если вам неловко, пусть будет месье Франсуа.
По словам месье Франсуа, он сам и такие, как он, недавно остановили в Париже революционный переворот.
– А начал его ваш, Пьер, соотечественник, эмигрант из России… – рассказывал Франсуа. – Это сын зубного врача из Киева, Александр Стависский. У него уже в России было три судимости, он даже у отца крал золото для зубов. Большинство эмигрантов очень нуждались, но вот семейство Стависских и во Франции себя чудесно чувствовало. Стависский сделался даже экспертом в полиции – экспертом по России, представьте себе! Жулик жулика видит издалека, не слыхали такую поговорку?
Петя кивнул.
– Ну вот! Стависского продвигал префект парижской позиции, корсиканец Дан Кьяп… кумиром у него был Наполеон, а мечтал Кьяп о диктатуре… с собой в роли диктатора, конечно! Для начала Кьяп наводнил всю полицию своими земляками и сторонниками. Политика – дело не дешевое, а где взять денег? Где! – вскричал Франсуа, картинно разводя руками.
Петя пожал плечами: он тоже не знал, где взять деньги.
– Все знают, что Кьяп вовсе не даром покрывал, как мог, откровенного жулика Стависского. Потом всплыло, что «помогали» Стависскому и члены правительства, и члены Национального собрания… Тоже не даром, конечно!
А Стависский заключил с мэрией Парижа договор на строительство жилых домов. Под контракт выпустили заем на сто миллионов франков… То есть должны были выпустить на сто миллионов… До сих пор никто не знает, на сколько выпустили, но доподлинно известно: уже когда Стависский объявил себя банкротом, он вроде бы присвоил порядка шестисот пятидесяти миллионов франков… вроде бы потому, что, может быть, денег он украл и намного больше… Кто знает?
– Значит, все-таки Стависского поймали? – перебил Вальтер.
Франсуа замотал головой.
– Как чаще всего и бывает, правду первыми прознали журналисты. Сенсационные разоблачения афер «месье Александра» шли на первых полосах всех французских газет.
– А Стависский сбежал за границу! – понимающе заулыбался Вальтер.
– Нет… Он до последнего надеялся, что высокие друзья защитят… И протянул время, пока даже Кьяп ничего сделать уже не мог. Только полиция не арестовала преступника, полиция нашла свежий труп. Официально заявили про самоубийство, но журналисты быстро разнюхали: милейшего «месье Александра» застрелил полицейский агент Вуа. Застрелил – и бесследно исчез.
Вальтер шутовски сдвинул ладоши:
– Думаю, месье Вуа уже никогда не найдут!
– Я тоже так думаю… Но история Стависского вызвала натуральный политический кризис. У нас и до того кабинеты министров менялись как в калейдоскопе. А тут офицерские организации провозгласили «Поход на Париж»: пора менять это прогнившее правительство.